Гарольд Роббинс - Пират Страница 32

— Надеюсь, — сказал Бейдр серьезно. — Но не уверен. У них там чрезвычайно развита клановость.

— Пройдет, пройдет. Я эту публику знаю очень хорошо. Экспатриантка из Пасадены. Но они ничем не отличаются от других. Встречают по деньгам.

Гигантский букет алых роз, преподнесенный Джордане президентом банка Джозефом И. Хатчинсоном и его супругой Долли, когда они прибыли, доказывал хотя бы отчасти ее правоту.

Негромкий стук в дверь, и приглушенным голосом Джабир объявил:

— Господин, время девятнадцать пятнадцать.

— Благодарю тебя, — отозвался Бейдр. Он встал из-за маленького столика, за которым сидел и читал банковские отчеты. У него еще есть время принять душ, перед тем как облачиться в смокинг. Он быстро разделся и пошел в ванную, которая разделяла спальни его и Джорданы.

Он открыл дверь в тот момент, когда она, блестевшая от воды, поднималась из благоухающей ванны. Он застыл на месте.

— Извини, — машинально произнес он. — Я не знал, что ты еще здесь.

— Все в порядке, — сказала она с легкой иронией в голосе. — Извиняться нет надобности.

Он промолчал.

Она потянулась за полотенцем и стала в него заворачиваться. Он протянул руку и остановил ее. Она вопросительно посмотрела на него.

— Я почти забыл, как ты красива, — сказал он.

Он медленно забрал у нее полотенце, выпустил из рук. Оно упало. Пальцы его проскользили по линии от ее щеки, через вспыхнувший твердеющий сосок, через крошечное углубление на животе к мягкой припухлости лобка.

— Как это красиво, — шепотом проговорил он. Она стояла неподвижно. — Взгляни на меня! — сказал он с неожиданной настойчивостью в голосе. — Она подняла голову и посмотрела ему в лицо. В глазах у него была печаль. — Джордана!

— Да?

— Джордана, что с нами произошло? Почему мы стали чужими?

Глаза ее вдруг стали наполняться слезами.

— Не знаю, — прошептала она.

Он обнял ее и прижал ее голову к своему плечу.

— Вокруг столько всяких несуразностей, — сказал он. — Просто не знаю, с чего начать их исправлять.

Ей хотелось поговорить с ним, но она не могла найти нужных слов. Они были пришельцы из разных миров. В его мире женщина была ничто, мужчина — все. Скажи она ему, что у нее те же самые сексуальные потребности, что и у него, те же самые сексуальные и социальные стимулы, он воспринял бы это как покушение на его мужское превосходство. И подумал бы, что она не является достойной женой. А ведь именно эти потребности свели их вместе в самом начале.

Она прижалась лицом к его щеке, безмолвно плача.

Он ласково гладил ее по голове.

— Я скучал по тебе, — сказал он. Приподнял за подбородок ее голову и посмотрел в глаза. — Ты такая у меня… единственная.

«Тогда почему же ты не живешь дома? Почему с другими?..» — подумала она про себя.

Он словно прочитал ее мысли.

— Они ничего не значат для меня, — сказал он. — Они на миг и — забыты.

Она продолжала молчать.

— А у тебя с этим так же? — спросил он.

Она посмотрела ему в глаза. Он знал. Он всегда обо всем знал. И тем не менее никогда не заговаривал об этом. Она утвердительно кивнула.

На миг его губы плотно сжались. Потом он вздохнул.

— Человек вступает в свой рай или ад здесь же, еще на земле. Как я вступил в свой.

— Ты сердишься на меня? — еле слышно спросила она.

— Разве есть у меня право? — спросил он. — Суд будет, когда мы встанем перед Аллахом и книга наших судеб будет прочтена. Груз моих собственных грехов достаточно велик для меня. И ты тоже далеко не безгрешна. У меня же только одно требование к тебе.

— Какое же?

— Чтобы у тебя этого не было с евреем, — сказал он. — На всех прочих я посмотрю сквозь пальцы, так же, как ты.

Взгляд ее упал.

— Прочие должны быть обязательно?

— За тебя я ответить не могу, — сказал он. — Я мужчина.

Ей сказать на это было нечего.

Он опять приподнял ее голову и поцеловал.

— Я люблю тебя, Джордана!

Она ощутила, как вливается в нее его тепло, когда прильнула к нему. Его сила крепла на ее животе. Ее рука опустилась, чтобы найти его фаллос. Он был тверд и влажен в ее ладони.

— Бейдр… — плакала она. — Бейдр.

Он долгим взглядом смотрел в ее глаза… потом поднял ее под руки перед собой. Ее ноги машинально раскрылись и сомкнулись у него на талии, затем он медленно опустил ее… Она охнула, ощутив его внутри себя. Словно в нее вонзили горячий стальной стержень и попали прямо в сердце. Стоя, он начал плавно двигаться в ней.

Жар охватил ее всю, и она была уже не в силах себя сдерживать. Как обезьянка, прильнув к нему, она начала судорожно дергаться на нем, оргазм следовал за оргазмом, сотрясая ее всю. Мысли вихрем кружились у нее в голове…

Все было не так. Это было не то, что ей надо. Это не было то наказание, какого она для себя искала.

Она раскрыла глаза и безумным прищуренным взглядом посмотрела на него.

— Мучь меня… — простонала она.

— Что?!.

— Мучь! Причини боль! Прошу тебя… Как в прошлый раз. И будет мне поделом. Я не заслужила лучшего.

Он на мгновение застыл, потом медленно поставил ее на пол и убрал ее руки, обнимавшие его. Голос его внезапно стал ледяным:

— Тебе пора одеваться. Так будет лучше, иначе мы опоздаем на прием.

Он резко повернулся и ушел к себе. Чуть погодя ее начало трясти. Она подняла полотенце, бранясь про себя. Ничего-то не могла она сделать по-людски.

Глава 6

Жар белого сверкающего солнца, казалось, отскакивал от корявых скал и песков пустыни, простиравшейся перед ними. Редкий колючий кустарник устало ник на горячем ветерке. Далекий говор пулемета замер где-то впереди.

Лейла неподвижно лежала в неглубоком окопчике. Она чувствовала, как у нее под мышками, между грудями и между ног мокро от пота. Осторожно перекатилась на спину. Облегченно вздохнула. Боль в груди от упора в твердый грунт прошла. Сощурив глаза, она смотрела в небо и прикидывала, до каких пор обязана здесь лежать. Наемник-сириец, их старший на полевых занятиях, приказал ей не двигаться, покуда не подтянутся к ней остальные бойцы взвода. Она покосилась на свой массивный мужской хронометр на руке. Они должны были быть здесь, по крайней мере, минут десять назад.

Стоически она заставила себя ждать. Быть может, это была всего лишь учебная вылазка, но пулями они стреляли настоящими, и одна женщина уже была убита и три других — ранены. После того учебного занятия по лагерю пошла мрачная шутка: чьи заслуги по ликвидации федаинов будут больше — их собственные или израильтян?

Ей захотелось курить, но она не пошевелилась. Дымок в прозрачном воздухе может навлечь неприятельский огонь. Позади окопчика послышался шорох.

Она тихо перекатилась обратно на живот и повернулась, чтобы встретить опасность, одновременно подтянула к себе винтовку. Она приподнялась к брустверу и уже было высунула голову, но тяжелая рука треснула ее по каске и нахлобучила на уши. Сквозь боль она расслышала грубый голос выругавшего ее сирийца:

— Дура набитая! Говорили тебе, не высовывай голову. Я мог ухлопать тебя за сто ярдов отсюда.

Он соскочил к ней в окопчик, тяжело дыша. Он был коренаст и неуклюж, ему не хватало ни дыхания, ни терпения.

— Что там происходит? — спросил он.

— Откуда мне знать, черт возьми? — сердито ответила она вопросом на вопрос. — Ты приказал мне не высовывать головы.

— Но тебя назначили в головной дозор.

— Ты же объяснил мне, как выполнить то и другое, — сказала она с издевкой, — узнать, что там происходит, не высовывая головы из окопа.

Он молчал. Не говоря ни слова, достал пачку сигарет и протянул ей. Она взяла одну, он дал ей огня и закурил сам.

— Я думала, нам курить нельзя, — сказала она.

— Да мать бы их так! Мне уже осточертело играть в их дурацкие игры.

— Взвод когда подойдет?

— Не раньше, чем стемнеет. Мы решили, для них будет опасно двигаться раньше.

— Тогда зачем же ты сюда приволокся?

Он смотрел на нее, в темных его глазах был блуд.

— Должен же был кто-то тебе сказать об изменении в наших планах.

Она недоверчиво посмотрела на него. Ведь мог послать кого-нибудь еще, он был не обязан делать это лично. Но она знала в чем дело. До сих пор она оставалась единственной женщиной в их взводе, которую он не имел.

Это ее не слишком беспокоило. Она с ним справится, если будет надо. Или захочется. Все тут делалось слишком запросто. Все традиционные табу мусульман бесследно сгинули. Им было сказано, что в борьбе за свободу долг женщины ублажать мужчин. В новом, свободном обществе никто не покажет на них пальцем. Это был просто еще один способ участия женщин в общей борьбе за победу Дела.

Он снял флягу с ремня и отвинтил крышку. Запрокинул голову и дал воде свободно потечь ему в глотку, затем передал флягу ей. Она вылила несколько капель себе на ладонь и смочила лицо.