Розамунда Пилчер - Сентябрь Страница 33

Эдмунд перешел дорогу и вступил в здание аэровокзала. Самолет с Вирджинией на борту приземлился. Пассажиров ожидали родственники и друзья. Кто-то заметно волновался, другие сохраняли полнейшее спокойствие. Молодая мать с тремя детьми, которые шумно возились у ее ног, не выдержала и шлепнула одного по попке. Малыш возмущенно заревел. Пришел в движение багажный транспортер. Эдмунд стоял, позвякивая монетами в кармане.

— Эдмунд!

Эдмунд обернулся — перед ним был знакомый, которого он чуть не каждый день встречал за обедом в своем клубе.

— Привет!

— Кого встречаешь?

— Вирджинию.

— А я дочку и двух внучек. Погостят у нас недельку. Мы приглашены на свадьбу, и одной из наших девчушек оказана честь — она будет подружкой невесты. Слава Богу, хоть самолет прилетел точно по расписанию. На прошлой неделе я встречал рейс из Хитроу, самолет должен был приземлиться в три, а выбрались мы отсюда в половине шестого.

— Я слышал. Просто возмутительно.

Двери наверху растворились, и первая группа пассажиров начала спускаться по лестнице. Одни искали глазами своих среди встречающих, другие были так обвешаны сумками и пакетами, что и не знали, куда смотреть — то ли под ноги, то ли в зал. Обычная квота бизнесменов, возвращающихся из Лондона с конференций и заседаний. С кейсами, зонтиками, свернутыми в трубку газетами. Один из бизнесменов вполне непринужденно тащил целый сноп красных роз.

В ожидании Вирджинии Эдмунд разглядывал прибывших. По его виду никто не сказал бы, что он волнуется: высокий, элегантный, строгий, полуприкрытые веками глаза, бесстрастное выражение лица. На самом деле он не знал, как они с Вирджинией встретятся.

С того самого вечера, как он сообщил о своем решении отправить Генри в школу-интернат, отношения между ними стали более чем натянутыми. Раньше они никогда не ссорились, у них вообще за всю жизнь не было ни одного скандала. И хотя Эдмунд принадлежал к тому типу мужчин, которые не нуждаются ни в чьем одобрении, сейчас он очень тяготился размолвкой с женой и мечтал о примирении. Он просто не мог переносить ту холодную вежливость, с какой они теперь обращались друг к другу.

Но особых надежд на примирение он не питал. Едва кончились занятия в страткройской начальной школе, Вирджиния упаковала вещички Генри и увезла его на три недели к своим родителям в Девон. Эдмунд надеялся, что столь долгая разлука залечит раны и смягчит Вирджинию, однако каникулы, проведенные в компании горячо любимого сына, только укрепили ее позиции, и она вернулась в Балнед столь же холодной и отчужденной, как и уехала.

Некоторое время Эдмунд мирился с таким положением, однако он отдавал себе отчет в том, что взаимная холодность родителей не осталась незамеченной Генри. Малыш стал неразговорчив, порой казалось, он вот-вот расплачется. К тому же теперь он совсем не мог обходиться без своего обожаемого Му. Эдмунд терпеть не мог Му. Он воспринимал это как личное оскорбление — его сын, которому уже исполнилось семь лет, не может заснуть, не теребя этот отвратительный старый лоскут! Сколько раз он говорил Вирджинии, чтобы она отучила Генри от Му, однако Вирджиния явно игнорировала его просьбу. До Темплхолла осталось три недели, интересно, что она предпримет?

После девонской эскапады, устав от упорного молчания Вирджинии, Эдмунд решил было устроить еще один скандал и, так сказать, поставить точку над i. Но потом рассудил, что ничего этим не добьется, а лишь ухудшит ситуацию. В ее теперешнем состоянии она вполне способна уложить чемоданы и отправиться в Лиспорт к своим обожаемым бабушке и дедушке, благо, они уже возвратились из круиза. Там ее обласкают и избалуют еще больше, горячо заверят, что она совершенно права, а он, Эдмунд, — бессердечное чудовище; мол, как только ему в голову могло прийти разлучить ее с Генри, он ведь еще совсем малыш!

По зрелом размышлении, Эдмунд решил подавить свое возмущение — в конце концов, он ведь не собирается менять свое решение или идти на какие-то компромиссы. Это Вирджинии предстоит смириться.

Когда она объявила, что хочет съездить на несколько дней в Лондон, притом одна, без него, Эдмунд без колебаний одобрил ее намерение и внутренне обрадовался. Пусть походит по магазинам, развлечется, и если уж это не поможет ей образумиться, значит, дело безнадежное. Генри, сообщила она ему, поживет у Ви, а он пусть обходится как хочет. Он отдал собак на постой Гордону Гиллоку, запер Балнед и провел эту неделю в Эдинбурге, в своей квартире на Морей-плейс.

Одинокая жизнь не слишком его отяготила. Он просто выкинул из головы все домашние неурядицы, погрузился в работу и был вполне доволен, засиживаясь в офисе допоздна. Между тем слух, что Эдмунд Эрд в городе и без жены, распространился в мгновение ока, а на привлекательных мужчин спрос постоянный, и тут же посыпались приглашения. За время отсутствия Вирджинии Эдмунд не провел дома ни одного вечера.

Но он, и правда, очень любил свою жену — в этом Эдмунд не мог не признаться себе — и очень страдал от их затянувшейся размолвки. Она разделила их, словно зловонная трясина. И сейчас, стоя в ожидании Вирджинии, он всей душой надеялся, что Лондон пошел ей на пользу, она одумалась, стала прежней. Себе же во благо. Потому что он не намерен и дальше терпеть этот гнет, жить под тяжестью обвинений и обид. Он твердо решил: если она не смягчится и ничего не переменится, он будет жить в Эдинбурге, он не возвратится в Балнед.

Вирджиния появилась чуть ли не последней. Он сразу же увидел ее. Она сделала новую прическу и одета была, как видно, по последней моде: черные брюки, сапфировая блузка и длиннющий, чуть ли не до щиколоток, плащ. В руках, помимо дорожной сумки, какие-то блестящие коробки и пакеты. Как с рекламного фото — элегантная молодая женщина возвращается после удачного похода по магазинам. К тому же она была потрясающе красива и помолодела лет на десять.

И эта женщина — его жена! Несмотря на свои недавние раздумья, Эдмунд отчетливо осознал, как мучительно он скучал по ней. Он не двинулся с места, но сердце заколотилось так, что казалось, все слышат его стук.

Вирджиния увидела его и приостановилась. Взгляды их встретились. Ее ярко-синие, сапфировые глаза внимательно смотрели на него. Потом она улыбнулась и стала спускаться.

Эдмунд испустил глубокий вздох. Облегчение, радость жизни, какой-то прилив юношеской энергии — все слилось в этом вздохе. Лондон сделал свое дело! Все будет хорошо. Он почувствовал, как его лицо расплывается в ответной улыбке, и шагнул ей навстречу.

Десятью минутами позже они уже сидели в машине; багаж Вирджинии громоздился на заднем сиденье, дверцы машины были закрыты, ремни застегнуты.

Эдмунд вынул из кармана связку ключей и подбросил на ладони.

— Какие у тебя предложения? — спросил он.

— А у тебя?

— Мы можем либо поехать в Балнед, либо ко мне на квартиру, либо поужинать в Эдинбурге и потом уж ехать в Балнед. Генри сегодня ночует у Ви, так что мы совершенно свободны.

— Я бы хотела поужинать в Эдинбурге, а потом поехать домой.

— Так и сделаем, — Эдмунд включил зажигание. — Я заказал столик у Рафаэлли.

Он вывел машину к воротам стоянки, заплатил положенную плату и выехал на шоссе.

— Как поживает Лондон?

— Задыхается от жары и битком набит людьми. Повидала уйму знакомых, четыре раза ходила в гости, Фелисити добыла билеты на «Призрак Оперы».[8] Денег я истратила столько, что ты упадешь в обморок, когда получишь счета.

— Купила себе платье для стейнтоновского бала?

— Да, дивное! У Каролины Чарльз. Не платье — а мечта! И сделала новую прическу.

— Я заметил.

— Нравится?

— Очень красиво. И плащ тоже красивый.

— Я там почувствовала себя такой деревенщиной, что мне стало не по себе. Плащ итальянский. Не знаю, куда я буду надевать его в Страткрое, но устоять не могла.

Она рассмеялась. Его прежняя веселая Вирджиния. Эдмунд поклялся себе, что вспомнит про эту благословенную перемену, когда получит по «Америкэн-экспресс» неизбежный чек.

— Пожалуй, мне стоит чаще ездить в Лондон.

— Видела Алексу?

— Да, и мне надо много о чем тебе рассказать, но это я отложу до ужина. Как Генри?

— Я звонил Ви два дня назад. Как всегда, у бабушки наслаждается жизнью. Ви приглашала в Пенниберн на чай Кедиджу Ишхан. Они с Генри построили плотину на ручье и пускали бумажные кораблики. Он был просто счастлив, что еще одну ночь переночует там.

— А ты чем занимался?

— Работал. Ходил в гости. Вел светскую жизнь.

Вирджиния повернула голову и посмотрела на него.

— Не сомневаюсь, — сказала она вполне добродушно.

Они подъезжали к Эдинбургу по старой дороге, ведущей из Глазго. Город вставал перед ними точно высеченный из скалы, как некое романтическое видение под холодно-голубым небом. Широкие улицы, осененные пышными кронами деревьев, шпили и башни, словно пронзающие небо, а еще выше, надо всеми шпилями и башнями, — замок с флагом на мачте. Они въехали в новый город — просторные, изогнутые полукругом улицы, застроенные домами из светлого песчаника с классическими окнами и портиками, с веерными окошками над дверьми. Стены домов золотились в вечернем свете.