Миа Марч - В поисках Колина Фёрта Страница 33

— Джемма, ты не пятнадцатилетняя забеременевшая девчонка, как одна из тех, у кого берешь интервью. Ты взрослая женщина. Вот и веди себя соответственно.

— Я сейчас ухожу, Алекс. Мне нужно идти.

Отбой.

Она уронила голову на руки и заплакала.

Джемма проверила адрес женщины, интервью с которой должно было начаться через три минуты. Кэтлин Ауэрмен, Баньон-роуд, 33. Маленький белый коттедж в середине улицы и трехколесный пластмассовый велосипед перед ним — вот это место.

Директриса «Дома надежды» позвонила Джемме, когда та находилась на Главной улице, ища одиночества в толпе. После разговора с Александром она чувствовала себя как выжатый лимон и не могла оставаться в четырех стенах. Полина Ли позвонила, когда Джемма, купив травяной чай со льдом и рогалик с творожным сыром, села на скамейку — успокоиться и перекусить. Полина сообщила, что одна женщина, которая жила в «Доме» пятнадцать лет назад, пятнадцатилетней девочкой, и отдала своего ребенка на усыновление, согласилась поговорить с Джеммой для статьи, но у нее всего двухчасовое «окошко». Джемма рада была сосредоточиться на чем-то еще, кроме своего брака.

Она нажала на звонок, и дверь открыла женщина, описать которую можно было только одним словом — «изнуренная». Выглядела она так, будто плохо спала — или не спала несколько дней. В гостиной виднелась колыбель, повсюду валялись детские вещи.

— Вы, должно быть, Джемма Хендрикс, — сказала женщина. — Я Кэтлин Ауэрмен. Я забыла предупредить директора «Дома надежды», что настаиваю на анонимности — вы не должны упоминать в статье мое имя. В «Доме» ко мне отнеслись с пониманием, и я могу сказать о них только хорошее, но, если правдиво рассказывать о последующей жизни, не хочу, чтобы прозвучало мое настоящее имя.

— Могу вас заверить, что сохраню все в тайне. Имя я придумаю, а возраст и временные рамки пребывания в «Доме надежды» оставлю подлинные, но не волнуйтесь, вашу личность я засекречу. Я ценю вашу готовность поговорить со мной.

Кэтлин провела Джемму в гостиную, полную игрушек, и усадила на диван. Джемма достала диктофон и блокнот, но не успела взять ручку и задать вопрос, как женщина заговорила:

— Все твердили: ты загубишь свою жизнь, если останешься в пятнадцать лет с ребенком. У тебя все впереди. Отдай малыша на усыновление. Это разумно. Для вас обоих. И так без конца. Я даже согласилась пожить в «Доме надежды», чтобы никто в городе не узнал, что я беременна, и это осталось семейной тайной. И вот — я перед вами, мне тридцать лет, и я поступила так, как мне советовали — пошла в колледж. Закончила юридическую школу. Сколько раз я слышала: «Видишь, ты нас послушалась и посмотри, чего добилась». Что сказать — прошло пятнадцать лет, у меня трое детей, старшему из которых нет еще и десяти, я могу забыть о карьере, а девяносто процентов времени у меня в голове нет ни одной мысли. Я не говорю, что, оставшись в пятнадцать лет с ребенком, достигла бы всего, чего достигла… кто знает, может, и смогла бы. Я просто вижу, что в итоге сижу дома с тремя детьми, мужа никогда нет рядом, а на моей карьере можно практически поставить крест. И чего ради я так трудилась? Чтобы на деловых мероприятиях мужа меня никто в упор не видел? Я стала матерью и домохозяйкой и поэтому не могу сказать ничего ценного? Ненавижу всё это.

«Это я в будущем, — подумала Джемма, борясь с головокружением. — Не хочу быть такой. Сосредоточься на интервью», — напомнила она себе.

— Могу я задать личный вопрос?

Кэтлин усмехнулась.

— По-моему, я ясно дала это понять.

— Вы планировали появление вашего первого ребенка в браке?

Кэтлин покачала головой.

— Это случайность. Близнецы. Готова я к этому, конечно, не была, но очень воодушевилась. Я думала, что смогу быть суперженщиной, хотя все говорили, что это невозможно. Я думала, что сумею работать, оставаясь отличной матерью, и посещать кулинарные курсы, и учить итальянский язык, и ходить на йогу. Боже, каким же горьким было пробуждение.

— Значит, у вас имелся план, но жизнь пошла по-другому?

Джемме не хотелось слышать ответ. Все было понятно без слов.

— Совершенно верно. У одного из близнецов постоянно болели уши из-за каких-то инфекций, а другой просыпался через каждые два часа, и мой муж без конца твердил, чтобы я бросила работу на фирме и сидела дома с мальчиками. Я знаю, что это ужасно звучит, но я не хотела. Я любила свою работу, любила атмосферу в офисе, мне нравилось каждый день выбирать себе наряд. Я не желала сидеть дома с близнецами, как бы сильно их ни любила.

— Но затем оба мира начали страдать, — скорее констатировала, чем спросила Джемма.

— Точно. Дом и работа. Мой брак затрещал по швам. Я обвиняла мужа, что он мало мне помогает, он обвинял меня в эгоизме и нежелании оставить работу, хотя мы и пережили бы это в финансовом отношении, действуя расчетливо. Давление стало невыносимым, я сдалась, и так надолго выпала из игры из-за троих детей, что уже и не представляю, как вернуться к той, кем когда-то была.

Кем когда-то была. Именно этого Джемма и боялась: проснувшись однажды утром, удивиться, что же случилось с личностью, которой она когда-то была.

— Я знаю, что уже не та женщина, — продолжила Кэтлин. — Я не двадцатипятилетняя бездетная, только начинающая свой путь выпускница колледжа. Но иногда сама себе ненавистна. Мне отвратительно ощущение, будто я живу не своей жизнью. Так я чувствовала себя, забеременев в пятнадцать лет. Что это не моя жизнь. — Она покачала головой. — Правда, может, все дело во мне. Я знаю двух других юристов из моей бывшей фирмы, у которых по двое детей, и они ухитряются и работать полный день, и быть отличными матерями. У них получилось. У меня — нет.

Джемма тоже могла бы назвать несколько работающих матерей, которые, как видно, сумели благополучно это совместить — именно то, чего хотела достичь и она.

— Я очень благодарна за вашу откровенность и честность. Думаю, многие женщины вам посочувствуют.

Только не невестка Джеммы, оказавшаяся в похожей ситуации, за исключением беременности в пятнадцать лет. Лиза Хендрикс оставила высокий пост, чтобы сидеть дома с ребенком, и любила свою жизнь, каждое ее мгновение. «Я рождена, чтобы быть матерью, — постоянно говорила Лиза. — Вся моя жизнь вела меня к этому», — утверждала она, вытирая сопливый нос своему первенцу и похлопывая себя по семимесячному животу.

— У вас есть дети? — спросила Кэтлин у Джеммы.

— Пока нет.

Кэтлин кивнула.

— Я так и подумала. У вас недостаточно измученный вид.

Джемма улыбнулась, хотя ей хотелось плакать.

— Вы очень напоминаете меня прежнюю, — сказала Кэтлин. — Берете интервью, пишете для газеты. Живете своей жизнью, вероятно, той, какую воображали себе подростком.

Звук остановившегося на подъездной дорожке автомобиля заставил Кэтлин вскочить и выглянуть в окно.

— Это моя мать с младенцем. — Она посмотрела на часы. — Вернулась на полчаса раньше. Наверное, Лана закатила истерику.

Джемма встала.

— В таком случае не стану вас задерживать. Большое спасибо, что уделили время, Кэтлин. И я только хочу сказать… может, вам и удастся найти для себя золотую середину.

Дверь открылась, и вошла женщина средних лет, неся красивого ребенка, действительно зашедшегося в крике.

— Она вопит безостановочно.

Кэтлин взяла ребенка и слегка подбросила.

— Да, конечно, — многозначительно отозвалась она, глядя на Джемму. — Золотая середина.

Джемма подумала, не задать ли несколько вопросов матери Кэтлин — как это было пятнадцать лет назад, когда ее дочь-подросток жила в «Доме надежды», но та уже спешно покидала дом, бросив через плечо, что позвонит позже.

— Я не могу присесть даже на полчаса для интервью, — сказала Кэтлин, качая головой. — Золотой середины нет.

Джемма пожалела, что не в силах утешить эту женщину, смягчить ее взгляд на свою жизнь, немного успокоить. Но слова Кэтлин настолько били в точку, что она лишь пожелала ей всего хорошего. Завтра она пришлет ей какой-нибудь пустячок, может, подарочный сертификат в один из городских ресторанов, где они посидят с мужем, если ее мать или няня присмотрят за детьми. Чтобы ненадолго вырвать ее из этой жизни.

«Почему у одних так, а у других — иначе? — размышляла она, помещая себя и Кэтлин в одну ужасную категорию, а женщин, подобных ее невестке и нью-йоркской соседке Лидии Бесселл, — в другую. — Зависит от склада ума? Ты выбираешь одно или другое по той или иной причине, хотя иногда у тебя, конечно, нет выбора, и таким образом получаешь свою жизнь». Есть, правда, еще одна категория. Матери, работающие полный день, умеющие совмещать — потому что вынуждены, потому что так хотят. Джемма попадет в эту категорию. Обязательно, заверила она себя. Несмотря на неудачу так сильно желавшей этого Кэтлин. У всех все по-разному.