Улья Нова - Как делать погоду Страница 33

Расправившись с чизкейком, волшебник грозно потребовал у официантки свежий апельсин, «целебный фрукт, помогающий концентрироваться, потому что сознание надо не расширять, не распылять по городам и селам, а, наоборот, сужать, загонять в печную трубу, чтобы мечта становилась острой, чтобы она затачивалась, как острие булавки». Сморщившись от кислятины целебного фрукта, бакалавр международного общества магов тыкнул воздух перед собой десертной вилкой и вдохновенно сообщил, что намерен нынешней весной настелить повсюду туман – красивейшее из атмосферных явлений, тайная цель которого – завораживать людей и облагораживать действительность.

– Чего усмехаешься, сказочник. Не зевай, ты на работе. Чтобы пресечь отсебятину, бери карандаш и записывай слово в слово под мою диктовку: «Люди дорогие! Не думайте, что так легко – наводить туманы. Для этого надо иметь в голове абсолютную ясность и трезвое понимание того, что происходит вокруг. Чтобы создать туман, надо хорошо ориентироваться везде и всюду. А если будешь сомневаться в своих силах – тумана не получится, сырость одна будет, унылый безрадостный день образуется, тайны не выйдет и все старания – коту под хвост». Вот и пиши: «В следующем месяце добрый волшебник намерен подарить людям густой, непроглядный туман. Не дым, не пар, не выхлопы и не прочее недоразумение, а первосортный и сиреневый, как в песне». Дальше надо красиво, празднично завернуть. Ты это сумеешь. Что-нибудь, мол, пусть женщины учатся отуманивать. А мужчины обретают туманоустойчивость, чтобы не заблудиться и не пропасть в холодноватой дымке без следа. К тому же, записывай, не ленись, по глубокому убеждению Дыдылдина, туман – атмосферное явление, очень созвучное нашему времени, разнообразных проявлений его много повсюду: в газетах, в радио, в телевизоре, в разговорах. Именно поэтому всем без исключения надо учиться ориентироваться в тумане, тренировать глаз, чтобы распознать сквозь сизую завесу контуры деревьев, очертания домов, фигуры людей, а также самосвалы, танки и «Жигули». А еще уметь угадывать в тумане, кто друг, кто враг, отличать в нем красноармейца от белогвардейца, нашего от вашего, старого от нового. И разглядеть, кто первый начал. И угадать, чей это крик.

– Минск не будет исключением, – добавил колдун, нацепив очки, изучая счет. Тут, слегка поутихнув, он рассеянно пробормотал, что весной застелет улицы, скверы и площади белорусской столицы легкой дымкой цвета фиалок, чтобы ее проспекты, здания и лица утратили привычные очертания, предстали в новом свете. И тогда у жителей этого города появится ощущение новизны и тайны. А вслед за ощущением, как это часто бывает, тайна и новизна вдруг возникнут.

– Когда расправишься с погодой в Минске, напоминаю журналистское задание: возьмись за обещанную сказку обо мне в глянцевый журнал «МелсХелс». Крепкую, страниц на пять, с моими фотокарточками.

В галстуке. С полосатым котом Пушкиным или Карлушенькой Двадцать Девятой на плече, – заговорщически шептал Василь Василич в дверях кафе. – У меня ведь много двойников и самозванцев повсюду. Постоянно кто-нибудь представляется Дыдылдиным. В прошлом месяце в Интернете отловил и разоблачил двоих. Предсказывали от моего имени повсеместное тепло и начало цветения яблонь. Поэтому надо, чтобы люди узнали, как выгляжу я настоящий. Напиши празднично обо всем, чему ты был свидетелем: как бетонное небо надо мной делалось голубым, как прекращался дождь над дорогой, которую я перехожу всегда в положенном месте, по пешеходному переходу, согласно правилам уличного движения. О том, как прошлой зимой пришлось учредить среди холодрыги оттепель из-за того, что жена уехала к теще и забыла заклеить окна. Как я видел снег во сне, но неделю не пускал тучу в город, чтобы автолюбители успели поменять резину. Помни: ты не газетчик, не захудалый репортер программы «Время», не мальчик на побегушках из радио «ЭхЭм». Ты – сказочник и пресс-секретарь Дыдылдина. Я верю в тебя, а это значит, что у тебя все получится! – последнее волшебник выкрикивает, размахивая на прощание свернутым в трубочку журналом «Индюк», бодро спускаясь в подземный переход и теряясь среди спешащих, смеющихся, суровых и задумчивых прохожих.

Глава 11

Воздух прогреется до…

Сегодня с самого утра, выполняя давнее задание, я брожу по улицам, пытаясь выяснить: кто здесь живой, что здесь мертвое, жив ли я сам. На днях бакалавр международного общества магов все же дал небольшую подсказку, пробормотав, что каждый жив, пока чувствует ветер щекой, пока замечает, как насмешливый дворовый сквозняк ерошит волосы, а неожиданно налетевший вихрь кружит фантики и березовые листочки, треплет подолы юбок и гонит облака над крышами новостроек. Значит, успокаиваю я себя, живым вполне может считаться и тот, кто ночью во время дождя прислушивался к настойчивому и тревожному стуку веток в стекло. Или ближе к обеду спешит по Пятницкой с развевающимся шарфом, мечтая о домашнем борще, подставив лицо сырым сквознякам столицы, напоенным синтетическими и натуральными ароматами. И готов однажды позволить урагану подхватить себя и легко унести наудачу, куда повезет.

Сегодня я целый день скитаюсь по городу, прилежно разыскивая, где притаился ветер, в каких переулках и подвалах он отлеживается, набирая силы, во что превращается, просвистев свои песни на перекрестках. Всматриваясь в лица прохожих, стараюсь угадать, кто из них помнит о ветре, кто ведет свою тайную игру с ним. Но большинство встречаемых на моем пути лиц источают непоколебимое спокойствие, безветрие и самодовольство сытых, холеных животных. Ничего не замечая вокруг, думая о своем, люди пробегают, изредка задевая друг друга. Трудно сказать, кто из них на самом деле жив, а кто – давным-давно заблаговременно мертв. Очевидно одно: в большинстве лиц, как в тусклых зеркалах, отражается усталость бетона, безразличие асфальта, сто двадцать дней в году проведенных под пасмурным небом. А у тех, кто пытается как-нибудь это перебороть или скрыть, все поддельно и одноразово, – от кейсов и саквояжей из кожзаменителя, купленных в пустынных торговых центрах, до макияжа и причесок, подсмотренных в телепрограммах у певичек, парней из рекламы и дешевых актрис. Это какие-то несовершенные копии, нацеленные на позитив, отдых «все включено» в комфортабельных турецких отелях и приобретение бытовых электроприборов, облегчающих домашний труд. Почему-то хочется, чтобы на спокойные и невозмутимые головы, на аккуратно уложенные прически налетел ураган. Чтобы напускное, кажущееся спокойствие нарушилось и толпа бросилась врассыпную, прикрываясь руками, хныча и визжа. Тогда, забыв о задании волшебника, я с прискорбием признаю: ничто вокруг и внутри меня близко не похоже на сказку, а больше напоминает повседневную быль, в которой я однажды проснулся и к которой совершенно не готов. Я снова начинаю подозревать, что вряд ли когда-нибудь выкарабкаюсь из своей неуправляемой вселенной. Что с годами буду лишь сильнее теряться среди московских невидимок, торговцев термометрами и старушек в тусклых заношенных плащах, все глубже утопать в рутинной и бессмысленной жизни. Из-за этого вид холеных особнячков центра столицы, запах пластиковой еды, которую разогревают где-то на офисный обед, собственное отражение в витрине приводят меня в уныние. Я забываю о ветре, не чувствую его щекой, не замечаю, куда движутся облака, и очень сожалею, что появился на свет. В этот самый момент мобильный громко и хрипло кричит «вуду пипал!», заставляя вздрогнуть торопливых очкариков, пугая дворняжек, приводя в восторг пестрых подростков в капюшонах. «Вуду пипал!» – кричит телефон повторно. Это означает, что лесной колдун намерен сообщить мне нечто важное. И он заговорщически бурчит из трубки краткую сводку последних новостей: «Стену в кабинете бухгалтера нашей дорогой редакции пока простучать не удалось. Заперто там. Сейчас я на Волгоградском. Иду по делу. Небо крепко обложено тучами. Но надо мной как всегда светит солнце. Вон девушка навстречу идет, она может подтвердить. Девушка, будьте свидетелем, подтвердите!» Но девушка, видимо, убегает. И это приводит Дыдылдина в восторг – «Испугалась, – радостно комментирует он. – Меня многие очень боятся и уважают! И вбей на всю жизнь в свою бестолковую голову, сказочник: солнце и попутный ветер создаем для себя мы сами».

Попутный ветер я создавать так и не научился. Зато теперь, гуляя по вечерам со свиньей, я прикладываюсь к фляжке с коньяком и сочиняю пособие для молодых специалистов, намеренных связать профессиональную деятельность с представителями магического мира: «Если вы журналист и собираетесь в скором будущем стать пресс-секретарем какого-нибудь знаменитого на всю Москву волшебника, знайте: потребуются терпение, выдержка и умение много и искренне слушать. Колдуны – люди чрезвычайно увлеченные своей профессией. Они любят прихвастнуть, всячески приукрашивают свои ежедневные подвиги и многочисленные достижения. Подчас матерятся, угрожают, бывают зловещи и грубы. Все это надо терпеливо сносить. Ни в коем случае не рекомендуется торопить и понукать волшебника. Ни при каких обстоятельствах нельзя подсмеиваться над ним. Имейте в виду: колдуны без труда отличают настоящее от подделки, мусор от стоящей вещи, фантик от денежной купюры. Им ведомы потайные кладовки, заброшенные балконы, опечатанные лестничные клетки-курилки человеческой души. Их взгляд не замутнен условностями и туманом, сбивающим с пути неодаренных магическими навыками людей. Это наше зрение ограничено однопиксельным полем, потому что мы на каждом шагу сомневаемся и слишком многого хотим. А независимое, незамутненное зрение колдуна проникает сквозь оболочку вещей, различает лица ясным взором птицы, чует звериным нюхом в вихре событий суть и пустоту. То же касается обоняния, осязания, слуха, которые без труда улавливают в повадках и голосе собеседника звуковые волны лжи…» Именно поэтому Дыдылдин и угадал, что в ответ на предложение написать развернутую статью-сказку журнал «МелсХелс» послал меня куда подальше. А еще чародей заподозрил, что последнюю неделю я не только предаюсь обычной своей тоске от несовершенства вселенной, но и ношу в кармане обтянутую черной кожей фляжку с коньяком. А потребление алкоголя лесной колдун очень осуждает. Он непримиримый борец со многими вредными привычками вроде куренья, замусоривания лесов, жжения костров на природе, жестокого обращения с животными, а еще вранья, уныния и безделья. Поэтому, понизив голос, Василь Василич сообщает: