Михаил Чулаки - Во имя Мати, Дочи и Святой души Страница 34

– А-ах!

Ребята-групповики, ревниво тесня друг друга, подхватили и унесли ее на руках в закулисье.

33

Она не спешила совсем приходить в себя.

Она знала, что спешить ей некуда.

И сама Свами будет ждать сколько угодно, пока ее добрая Дэви очнется совсем. Добрая и незаменимая.

– Да воздуху дайте! – послышался Додик. – Расчистите коридор!.. Где?! Где она – гениалочка наша?!

– Вот, – послышалась Свами, гордясь как родной дочкой. – Вот. Отдала все силы. Всю любовь.

– Ну, Зоечка Ниновна! Я всё видел и ничему не удивляюсь. Но такого не видел. Только непонятно было, как ее остановить. Я уж кричу осветителям, хорошо, что телефон в экстазе не сломался. Ну. Я и то три кило потерял, наверное. С потом и переживаниями.

– Но второго отделения не будет, – сказала Свами.

– Какое второе?! После того, как так упав, снова не встают! В тот же вечер, разумеется. Завтра. У нас еще здесь площадка завтра, потом теннис начинается, провались он. С таким хитом надо месяц с места не срываться. Но мы обсудим. Россия велика. А слово из четырех букв и заграница выучит.

Клаве хотелось снова услышать чудовищный бас. Чудесный. И увидеть того, кто вмещает.

И бас отозвался на ее молчаливый зов.

– Да пропустите!.. У меня над сердцем пропуск выколот! От таежного начальника.

Клава открыла наконец глаза. Она знала, что таким басам везде дорога.

– Покажите! Покажите же ее! Вот?!

Будто бочка на ногах заслонила дверь – и застряла. А вокруг глаз и носа семидесятого размера – рыжая борода, как опрокинутый нимб.

– Еще меньше. На ладонь посадить – и носить как лампадку. Порадовала дьякона-расстригу.

– Вы хорошо отзывы подавали, – кстати припомнил Додик. – В масть.

– Душа навстречу.

– А вы часто на молодежные группы ходите? Вы из публики в рядах торчали, как гвоздь из дивана.

– Какие группы! Шел мимо, смотрю, все сюда текут. Ну и я притек. Бог привел.

– Госпожа Божа, – дружелюбно поправила Свами.

– По сегодняшнему – Божа. В честь малютки.

– По всегдашнему – Божа, – еще терпеливее отозвалась Свами.

– Не мне, расстриге, судить. А Бог или Божа – Оно всё вмещает, не вдаваясь в подробности.

Бас-расстрига только толстыми пальцами пошевелил, и сразу сделалось ясно, в какие подробности не вдается его Божество.

Свами не продолжила диспут.

– А мне бы… а мне бы… – со смешным в столь монументальном теле смущением подступился бас, – мне бы должностенку при вас какую. Например, на ладони малютку выносить после подвига ее. А ребята с балалайками чтобы не занимали руки, а вслед Аллилуйю какую наяривали. Должностенку – за кров и харчи.

– А у товарища режиссерское видение, – одобрил Додик.

– Я и сам могу на руках выносить, – нахмурился Витёк.

Никуда не делся – возревновал!

– Такой монумент – эффектней, – отвел Додик притязания Витька. – Статуя Командора. Чтобы сцена под шагами гнулась. Вот и думайте – куда унес. За кров и харчи, говоришь?

– А чего еще человеку надо? Мне бы одно – проще.

– Это мы хорошо слышали, – улыбнулся Додик. – Попробуем. Посмотрим завтра. Зовут-то тебя как?

– Иаков, – пророкотал расстрига.

– У дядюшки Якова хватит про всякого! – язвительно заметил Витёк.

– Хватит всякому – и здесь, и выше. Если проще.

Хотя обещано было продолжение после антракта, перед служебным боковым подъездом прессовалась толпа. Витёк подогнал тачанку вплотную к ступенькам, поднял пятую дверцу сзади, Иаков – репетируя завтрашний выход – вынес Клаву на руках и подал в тачанку. Витёк изнутри принял и уложил на откинутом заднем диване.

– Бо-жа-Бо-жа-Бо-жа! – возбудилась толпа.

Лица приклеивались к стеклам, расплющивая брови и носы.

Витёк медленно выводил тачанку, раздвигая мелькающих в свете фар фанатов.

– Теперь они наши, – без торжества, даже устало сказала Свами, когда машина вырулила из толпы. – Вот так, одним бреднем сколько душ уловили. Наше дело – рыбацкое. Помогла Госпожа Божа. Такие полукрещенные – оглашенными называются. Огласила ты им, добрая Дэви, имя Божи – но не просветила вполне.

Как бы преуменьшила служение Клавы. А чего просвещать? Поклонились имени Её-Их и в огонь за Клаву готовы. Ну и за Госпожу Божу. Чего ж еще?!

Но пусть и – оглашенные. И фаны тоже. Чем больше имен, тем лучше. Ворота в рай шире.

– Я всё время чувствовала, – слабо отозвалась Клава. – Нежно несла меня Госпожа Божа. Нежно. Надежно.

И при этих словах словно дуновение снова ее приподняло – все Она-Они здесь: Госпожа Божа сама собой и Она-Они же, растроенная на Мати, Дочу и Святую Душу. Собрались отметить успех, первый выход. Клаву ласкал восторг, но минуло благоговение: ведь все свои. Госпожа Божа для других – грозная и недоступная, а с доченькой любимой Она-Они по-свойски, по-домашнему.

– Без Её-Их воли такие чудеса не делаются. Отдыхай. Сестры и братья заждались благой вести. Я позднюю радость вечернюю без тебя проведу.

И Клава не подумала даже, что без нее Свами сможет какую-нибудь самозванку в Дочу Божу воплотить. Не сможет! Потому что Свами никогда так не выйдет с «Формулой». Свами скажет мудро и красиво, но не сможет вот так завести малолеток – словом из четырех букв.

Надо проще – да нельзя.

34

Клава и не сомневалась ни минуточки, что Витёк заявится к ней – по-соседски. И заявился.

Для начала бегло отметился по всем крестным точкам, похвалил:

– Наметилась бороздка, совсем наметилась. Скоро уже и раскроешь лазейку.

Отметился, а потом больше говорил:

– Да таких залов, таких дворцов! На шоуях этих проценты всходят выше, чем на травке! Дикие деньги крутятся. А капиталовложение – ноль. Аппаратуру только закупить один раз, чтобы поярче да погромче. Травку-то сначала собрать надо, да плата за риск. А с шоуями – только знай да чеши, знай да чеши. В одной России начёс будет – смочь бы сволочь к себе в закрома. А Додик этот правильно сказал: слово из четырех букв и заграница поймет. У нас косоглазый один служил, из тундры, клевер там жевал вместе с оленями. Да не клевер, как у них? Даже под снегом растет. А тоже язык свой. Мы всё спрашивали – смеялись. «Сапог» там или «собака» – на всё свои слова. Гром и молнию тоже они уважают, поклоняются вместо богов. А ребята-то все в роте лирические, писем ждут, вот потом спрашиваем: а как по-вашему «любовь» или слова такого не знаете? Он обиделся! Знаем, говорит: «ебла»!.. Ну! Одно слово по-русски даже пингвины выучат. Если короткое – и с большим воображением, как у тебя. И тогда уже пойдет начёс кругосветный!

Клава слушала, но не слушала. Пускай говорит. Витёк не ходит на радости, не понимает, что Госпожа Божа всё сделает так, как Она-Они для любимой Клавы своей предначертать захочет. И всей Троицей тоже захотят.

– Свами эта ваша ушлая, она тоже усекла сходу, какая жила открылась. Ты теперь можешь свои пункты продиктовать. Пусть она нам квартиру эту отдаст, которая из-под Федотика, если профессорская накрылась. Да из-под Федотика и лучше: евровей отделана. А то осчастливила – кабинками этими отдельными, слава Боже, что на соломе, как скоты, не валяемся! Я потому и остался сразу, потому что понял, что фирма перспективная. Многие «Альфы» и «Гефесты» с подвалов начинали, а потом дворцами пробрасывались. Поиграли в братство – и будет. В сестричество то-есть. Пора из барака этого отселяться. Специально для Свами вашей Божа эту халупу посреди нормального района сохранила. Кругом Питер, а она стоит, как будто в Малых Херовицах. Как только ее в блокаду на дрова не пустили? Ломали-то все тогда, что горит хоть немного. А барак этот посреди такой истории Божа для вас сберегла, не иначе.

Все-таки понял Витёк кое-что про жизнь самое главное: Госпожа Божа всё вперед видит и заранее рассчитывает. Корабль этот в старые времена строили какие-то люди, и не знали, что работают для того, чтобы Клава здесь Госпожу Божу узнала и полюбила со всей полной взаимностью. Всё свершается по Её-Их воле, так что напрасно люди пытаются. Не люди, а невры и неверки.

Клава лежа протянула руку, и пальцы ее попали точно на оставленный с вечера стакан нектара. Сестрам вода, а доброй Дэви теперь как и Свами нектар полагается. Из Индии – двойное манго. Тем более – рок-святой.

Пальцы попали точно не глядя, когда другая опрокинула бы впотьмах, потому что даже в каждом малейшем движении Госпожа Божа ведет Клаву с бережением, и всё у нее получается как надо.

– Чего-то у тебя? – сам себя перебил Витёк. – Дай глотка.

– Нектар с постелью, – поддразнила Клава.

– Ну!

Кто нукает – тот и запрягает.

Клава радовалась за Витька, но саму ее не проняло – как в прошлый раз, когда с постелью они пили кофе. Такого пронзения от пяток до ушей, какое наступило недавно на сцене, когда казалось, что ее желают все тысячи, спрятанные в слепящей тьме, и сама Госпожа Божа их к ней приподымает – такого пронзения не может произойти от одного Витька. Стольких тысяч ему одному не перестарать, бедненькому.