Олег Нестеров - Небесный Стокгольм Страница 35

Компания была ему явно неинтересна, он выказывал всяческое пренебрежение к их разговорам, казалось, он вообще всю Москву терпит с трудом.

Пошли в «Уран», кинозал был уютный, хоть и старый. В буфете немного выпили, Фридрих сразу пошел кому-то звонить. Белка рассказала потихоньку, что он сценарист, у него напечатан рассказ в «Юности» и он дико талантлив. Сейчас пишет сценарии под чужим именем. Вернее, вообще без имени.

– Это как? – не понял Антон.

Этот тип ему категорически не нравился, он еле сдерживался и старался в его сторону вообще не смотреть.

– Ему сказали, возьмешь славянский псевдоним – будешь печататься и сниматься. Нет – твое дело. А для него это принципиально.

– Ну так пусть катится отсюда, куда подальше. Тоже нашла себе…

– Он негр, – сказала Белка.

– Я вижу.

– Ты не понял, он литературный негр, его нанимают, пишут будто сами, гонорары получают. Ему половину или треть. Он недавно про какого-то иконописца сценарий сделал вместе с молодыми режиссерами. С одним из них уже успел поработать, что-то там про киргизов. Говорит, мы с Андроном уже друг друга обманули. Он мне заплатил 500, а не 2000, а я сказал, что писал не две недели, а два месяца. Но его пьесу вроде как уже Ефремов репетирует в «Современнике».

– А как же его в «Юности» напечатали? – спросил Кира.

– Борис Полевой пробил.

Белка стала рассказывать про Высшие сценарные курсы, которые Фридрих закончил. Это было что-то типа лицея, туда в 1962 году набрали самых талантливых ребят с высшим образованием. Все они были разных профессий – врачи, геологи, журналисты. Существовало лишь единственное и строгое ограничение, скорее табу – с литературным образованием не брали. Даже завернули одного поэта только за то, что он был членом Союза писателей. Цель всего этого была простая – свежая кровь, старые драматурги пульса времени не чувствовали, выпускники ВГИКа, молодые сценаристы жизни не знали. На этих курсах читали лекции Пятигорский, Вайда, Шкловский – словом, высшая лига. Два или три раза в день им показывали фильмы, абсолютно запрещенные в СССР: «Сладкую жизнь» Феллини или «Девичий источник» Бергмана. Платили стипендию, равную зарплате хорошего инженера. Рай.

– Интересно, меня туда возьмут? – задумался Кира. – Я могу истории сочинять.

– Ты слишком гладкий. – Белка посмотрела на него серьезно. – Во всех твоих историях ветра не будет. Так, ветерок.

Подошел Фридрих, прозвенел звонок, пора было идти в зал.

Фильм Пете понравился. Молодые ребята слонялись по городу, работали, ходили на выставки, встречались с девушками, один был тоже женат, у другого с любимой не ладилось – словом, сплошная ремарковщина. И еще весь фильм их что-то мучило, вернее, даже было понятно что – они не очень понимали, что им в жизни делать. Вроде бы все с ними было в порядке, но какие-то важные смыслы не находились.

Зашли в кафе поблизости, заказали выпить.

Фридрих был мрачен, сказал, что кино должно быть неподдельным, как фоторепортаж, со всеми житейскими подробностями. А камере нужно только фиксировать течение жизни во времени, ничего не привносить – ни художественного, ни антихудожественного. Иначе это называется насилием. Нужна правда, а не правдоподобие.

Выпил и был таков.

Петя не очень понял, о чем он вообще говорил.

– Финал сделали чудовищным, – расстроилась Белка. – Вообще все зализали и белыми нитками сшили. Сволочи. Все Хрущ. Это он фильм убил.

– Он что, в монтажную заходил? – спросил Кира.

– Ему достаточно было поорать с чужого голоса, и сразу вокруг фильма особый режим включили… Я-то теперь знаю, как это работает. Если честно, мне вообще непонятно, как у нас кино умудряются снимать. Марлена за каждую склейку, за каждую реплику трясли. Четыре года! От него Гена прятался последнее время, нужно было без конца переписывать диалоги, переснимать. И каждая тварь перестраховывалась, во всем крамолу видела. Самодур. Туда ему и дорога.

Последнее относилось уже к Хрущеву.

– Теперь заживем в полную ногу? – Кира посмотрел на нее с улыбкой. – У вас там, наверное, быстро портреты поменяли?

К: Поскольку был выпущен на экраны документальный фильм «Наш любимый Никита Сергеевич», наша студия срочно приступила к созданию картины «Наш нелюбимый Никита Сергеевич». Запланирован следующий фильм: «Наш любимый не Никита Сергеевич».

– Запиши, – сказал Антон.

– Это не под заказ.

Белка не унималась:

– По крайней мере глупости такой больше не будет. Двенадцать картин на «Мосфильме» закрыли, после того как Хрущ на «Заставу» погнал. За один день. И мне что, не радоваться теперь? Хоть движение потихоньку началось.

Она нахмурилась.

– Ну что опять не так? – не выдержал Антон.

– Да возня мне не нравится. По антикультовым фильмам. Чуть где тема эта поднимается – стоп. Как всегда, все перестраховываются. Держат, не запускают. Чего держат? Уже столько всего на экраны вышло.

– Хотите анекдот? – спросила вдруг Вера. Она уже вышла в декрет и была целиком сосредоточена сама на себе.

Антон весь вечер очень трогательно о ней заботился, странно их было видеть такими, обычно они напоминали два танка, действующих слаженно и стреляющих точно.

В: Армянское радио спрашивают: «Что понял Аджубей после отставки Хрущева?» – «Что женился на Раде Хрущевой только по любви».

«Армянское радио» – все-таки это был их лучший проект.

– Вот так, Антоша, снимут папашу моего, будешь меня еще крепче любить, – вздохнула она. – Он у меня чуть в больницу не загремел. Предынфарктное состояние.

– Хотят снять? – посочувствовал Петя.

– Да все у него отлично. – Антон махнул рукой. – Перенервничал только. Шелепин попросил подготовить проект постановления о лишении номенклатуры всех привилегий. А Шелепин – это КПК, Комитет партийного контроля. Высший суд и карающий меч для аппаратчиков.

– Стокгольм работает. – Петя не смог скрыть своей радости. – Но с Хрущевым все сделали некрасиво. Какой бы он там ни был.

– Дурак ты, – фыркнула Белка. – Давай я еще тебе поясню. Вот смотри, десять дней назад «Правда» в своей передовице обвинила молодых киношников в «низкопоклонстве перед Западом». Тут же Союз кинематографистов пишет протест. И что ты думаешь – ЦК принимает резолюцию, указывает «Правде» на «допущенную ошибку». Когда-нибудь такое бывало?

– Да никого ничего не лишат. – Антон был спокоен. – Глупости все это.

А: Мама, а наш Никита Сергеевич больше не Хрущев?

Глава 29

КВН все чаще стал попадать в потоки «объективок», его шутки получали хождение по стране не хуже анекдотов. В марте Петя случайно наткнулся на статью в студенческой многотиражке, которая его взволновала.

«Существо КВН составляют неожиданные и непредвиденные столкновения интеллектов, моменты непосредственной борьбы, то самое, чем так привлек он в свое время многомиллионную армию зрителей, что в избытке присутствовало в первых состязаниях острословов и умельцев и что постепенно сходит в Клубе на нет. Погоня за театральностью, за действием, отрепетированным, сейчас все больше и больше оттесняет на задний план тот накал борьбы мнений, интересов, знаний, которые так приветствовал зритель.

И все это вытекает из той новой формы, которую постепенно принимает КВН, формы заранее запланированного зрелища. Это путь гибельный. А нам не хотелось бы, чтобы Клуб веселых и находчивых кончил столь бесславно свое существование» (8 марта 1965 г., № 7).

Вот так. Пора было идти в Телетеатр.

Они стали спешить. Понятно почему. Теперь передача в сетке, она на первой программе, и за пять минут нужно сделать тридцать шуток. Или пять за одну. Причем высшего качества: за твоей спиной город или республика. И сто миллионов у экранов.

Шахматные часы. Включил, сделал ход, нажал. Видно, что они используют домашние заготовки, как гроссмейстеры. На все случаи жизни. Дебют четырех коней. Защита Алехина. Белградский гамбит.

Впечатление, что у них поставленные и отрепетированные номера. Вообще впечатление, что все отрепетировано. Начался театр юмора. Театр и спорт.

Играют профессионалы, специалисты в области остроумия.

И опять стена, отделяющая сцену от зала.

Похоже, что импровизации вообще не осталось. Как вообще можно импровизировать в таких условиях – пять шуток в минуту? А им нужно уложиться.

Уложить импровизационную передачу в прокрустово ложе сетки.

Нет шансов.

Нет импровизации.

Нет Клуба.

Здравствуй, любимое телеразвлечение страны – ежемесячная развлекательная передача КВН!

Ведущий хороший. Как рыба в воде. Худенький, встрепанный как воробей. Но держит все уверенно, молодец. Видимо, такой и нужен.

Блестящие шутки, которые теперь могут работать вне контекста. Поэтому они и расползаются с сумасшедшей скоростью по стране, судя по «объективкам». Это уже не «шутки в компании хороших друзей», только им и понятные. Это уже сами по себе шутки. Которые может взять любой и использовать по назначению. Рассказать в курилке, в метро, прошептать на ухо любимой в трудный момент.