Норман Мейлер - Нагие и мёртвые Страница 36

Вайман никогда не думал, что будет как бы прикован к такому вот, отказывающемуся двигаться, сооружению из металла, которое надо тянуть и толкать до тех пор, пока обессилевшие и дрожащие руки перестают тебя слушаться, а сам ты норовишь упасть и больше не подниматься; и уж, конечно, оп не представлял себе, что среди ночи, утопая в грязи, ему придется пробираться вот по такой узкой тропе в джунглях. Он толкал пушку, поднимал ее вместе с Гольдстейном и Толио, когда она попадала в яму или увязала в грязи, но все его действия и движения были автоматическими; оп даже пе чувствовал особого напряжения и боли, когда застрявшую в яме пушку приходилось буквально поднимать руками.

В целом колонна продвигалась теперь еще медленнее, чем сначала. Иногда на преодоление каких нибудь ста ярдов уходило не менее пятнадцати минут. Некоторые солдаты теряли сознание; таких просто оставляли на обочине тропы в расчете на то, что они очнутся и догонят свой взвод или вернутся в бивак.

Наконец из головы колонны поступила ободряющая весть: "Держитесь, продолжайте путь, мы уже близки к цели". На несколько минут слова эти сыграли роль стимулятора, который как бы прибавил людям силы. Однако когда с каждым новым поворотом тропы обнаруживались лишь новые полосы грязи и такая же непроницаемая темь, возбуждение прошло и наступила депрессия. Солдаты останавливались все чаще и чаще; возобновлять движение становилось все труднее и труднее. Всякий раз, останавливаясь, они решали, что идти дальше уже не смогут.

В нескольких сотнях футов до позиций первого батальона им предстояло перейти через овраг, по которому проложила свой путь небольшая речушка с множеством камней самых разных размеров — от огромных валунов до маленьких острых булыжников и осколков. Берега оврага, в общем-то не такие уж высокие — футов пятнадцать, — были очень крутыми и скользкими. Это была как раз та речушка, которую упомянул офицер в разговоре с Крофтом.

У оврага колонна остановилась. Постепенно к своим товарищам присоединились все отставшие солдаты. Каждая группа старалась подождать, пока овраг не перейдет группа, следовавшая впереди. Переправить пушки через такой овраг, да еще в темноте, — дело, конечно, нелегкое. Надо было спустить ее по крутому берегу, не дав ей опрокинуться в самом низу, буквально на руках перенести через скользкие камни и русло речушки и втащить на столь же крутой противоположный берег. Обе стороны оврага скользкие, на них нет никаких опорных выступов или кустов, за которые можно было бы держаться. Солдаты по нескольку раз почти добирались до верхнего среза противоположного берега оврага, но не удерживались и скатывались вниз вместе с орудием.

К тому моменту, когда очередь переправлять пушку дошла до Ваймана, Толио и Гольдстейна, прошло уже полчаса, и они чувствовали себя сравнительно отдохнувшими. Восстановленное дыхание позволяло им бодро выкрикивать друг другу команды и разного рода предостережения об опасности, когда они начали спускать свою пушку с обрыва. Ребятам пришлось предельно напрячь все свои силы, чтобы не дать ей сорваться и разбиться о большие камни на дне оврага и в речушке. Па спуске они израсходовали всю энергию, вернувшуюся к ним во время отдыха, а после переноса пушки через реку почувствовали себя не менее уставшими, чем были на последнем участке перехода.

Отдохнув минуту-другую, чтобы собрать остаток сил, они начали поднимать пушку на противоположный берег. Толио хрипел, как бык; его команды звучали так, как будто всходили из самой глубины чрева.

— Взяли! Еще раз — взяли! — рычал он. — Не отпускай, не отпускай!

Казалось, что трое солдат вот-вот лопнут от напряжения. Пушка не повиновалась, двигалась очень медленно, предательски стремилась скатиться вниз. Дрожавшие от напряжения ноги начали сдавать.

— Держите! Держите! — ревел Толио. — Не пускайте назад!

Образовав своими телами преграду позади пушки, они тщетно старались найти опору для ног на скользком грунте.

— Е-е-щ-е — взяли! — крикнул Толио.

Пушку удалось продвинуть еще на несколько футов. Вайману показалось, что мышцы его живота вот-вот порвутся. Отдохнув несколько секунд, они снова протолкнули пушку немного вперед. Медленно, дюйм за дюймом, им удалось приблизиться к верхнему срезу берега. Когда до среза оставалось всего три-четыре фута, Вайман почувствовал, что силы покидают его. Он попробовал мобилизоваться, но из этого ничего не вышло: мышцы совсем ослабли, и теперь он держал пушку только весом своего поникшего тела. Пушка начала сползать вниз, и Вайман инстинктивно отскочил в сторону. Теперь она удерживалась только Гольдстейном и Толио, отчаянно ухватившимися за спицы колес. Когда Вайман отскочил, им показалось, что кто-то толкает пушку сверху. Гольдстейн держался до тех пор, пока медленно поворачивавшееся колесо не оттянуло его руки настолько, что пальцы на спицах один за другим начали выпрямляться. В последний момент он с отчаянием крикнул Толио:

— Берегись!

Затем пушка с грохотом покатилась вниз; не удержавшиеся на ногах Толио, Гольдстейн и Вайман покатились вслед за ней, как катятся под уклон бревна. Пушка ударилась о большой камень, и одно колесо отлетело. Поднявшись на ноги, солдаты начали ощупывать в темноте искалеченную пушку, как щенки зализывают раны своей матери. Вайман заплакал от изнеможения.

Происшествие привело к замешательству и неразберихе. Следовавшая за ними группа Крофта уже приблизилась со своей пушкой к обрыву.

— Чего вы там копаетесь? Что у вас происходит? — кричал сверху Крофт.

— У нас несчастье! — ответил ему Толио. — Подождите! — Ему и Гольдстейну удалось наконец повернуть застрявшую в камнях пушку. — У нас отскочило колесо! — продолжал он кричать наверх. — Теперь ее никак не сдвинуть отсюда.

— Уберите тогда ее с дороги! — крикнул Крофт, сопровождая приказ отборными ругательствами.

Ребята попытались, но не могли сдвинуть пушку с места.

— Нам нужна помощь! — крикнул Гольдстейн.

Крофт снова разразился ругательствами, но все же спустился вместе с Уилсоном вниз. Всем вместе им удалось наконец оттащить искалеченную пушку в сторону. Не говоря ни слова, Крофт возвратился к своей пушке, а Толио, Гольдстейн и Вайман взобрались на противоположный берег и заковыляли по тропе в бивак первого батальона. Солдаты, прибывшие туда раньше их, расположились на отдых прямо на земле. Толио и его друзья, не обращая внимания на жидкую грязь, распластались рядом с ними. В течение примерно десяти минут никто из них не проронил ни слова. То с одной стороны бивака, то с другой в джунглях разрывались снаряды, и тогда некоторые солдаты испуганно вздрагивали, но это был единственный признак того, что они еще живы. Мимо них непрерывно пробегали солдаты, звуки жаркого боя приближались, становились более различимыми. Из темноты то и дело доносились голоса. Вот кто-то крикнул: "Где вьючный обоз второй роты?" Ответ в общем шуме разобрать было невозможно. Лежавших на земле солдат ничто из этого, собственно, и не тревожило: ни шум, ни команды ими совершенно не воспринимались.

Вскоре появились Крофт, Уилсон и Галлахер. Они доставили свою пушку благополучно. Крофт окликнул в темноте Толио.

— Ну что тебе? Я здесь, — ответил Толио, не поднимаясь с с земли.

Крофт подошел и сел рядом. Он дышал отрывисто, словно только что закончивший дистанцию бегун.

— Я пойду искать лейтенанта… доложу ему о вашей пушке. Как же это, черт возьми, произошло?

Оперевшись на локоть, Толио неохотно приподнял голову; он с досадой подумал, что надо давать какие-то объяснения.

— Не знаю, — медленно ответил он. — Я услышал, как Гольдстейн крикнул: "Берегись!", а потом пушку словно кто-то вырвал из рук, и она покатилась вниз.

— Говоришь, Гольдстейн крикнул? А где он? — спросил Крофт.

— Я здесь, сержант, — раздался в темноте голос Гольдстейна.

— Почему ты закричал "берегись"?

— Не знаю… Я неожиданно почувствовал, что не смогу больше держать ее… Ее как будто кто-то толкнул вниз.

— А кто был с вами третьим?

— Я, сержант, — послышался слабый голос Ваймана.

— Ты что, отпустил ее?

Вайман побоялся признаться.

— Нет, — ответил он тихо. — По-моему, сначала закричал Гольдстейн, а потом пушка начала катиться на меня, и я отскочил в сторону. — Вайман уже начинал и сам верить в правдивость своего объяснения, однако тут же почувствовал угрызения совести. — Виноват, наверное, все-таки был я, — поспешно добавил он, но таким усталым и неискренним голосом, что это дало Крофту основание заподозрить Ваймана в попытке защитить Гольдстейна.

— Да? — гневно бросил Крофт и, повернувшись к Гольдстейну, добавил: — Слушай, ты, Абрам…

— Меня зовут не Абрам, — обиделся Гольдстейн.

— Наплевать мне на то, как тебя зовут. В следующий раз, если ты выкинешь такую штуку, я отдам тебя под суд военного трибунала.