Григорий Ряжский - Люди ПЕРЕХОДного периода Страница 37

Мы вернулись домой лишь в середине ночи, нужно было привести всё в порядок и приготовиться к первому дню нормальной работы. О, если бы теперь это звучало именно так!

О том, что случилось, я ничего Герке не сказала, хотя ещё какое-то время назад, случись такое, первым делом, рыдая, понеслась бы к нему и стала бы, наверное, биться перед ним в истерике не хуже, чем это делала мама передо мной.

— Всё прошло отлично, — поздравила я мужа, сама не отчётливо понимая, откуда взялись эти совершенно не свойственные мне уверенность и наплевательское отношение к суровым фактам жизни, — без сучка без задоринки. По-моему, народ остался доволен, как сам думаешь?

— Похоже, так и есть, — задумчиво ответил Герман, — поглядим, как пойдёт дальше. Завтра у меня в разделе «Шеф-повар рекомендует» суп из морских гадов, «à soupe de reptiles marins», но только я хочу заправить его не густыми сливками, а жидкими, чтобы не так оттягивали собой добавку белого вина, плюс сыпану чуток зиры, а мидии бухну вместе с полустворками, не отделяя. Возьму крупные, новозеландские, у них сумасшедший перламутр на стенках, создаёт впечатление абсолютной уникальности еды в твоей тарелке, хотя сто́ят они сами по себе вполне приемлемо.

Я прильнула к нему и уже через секунду оказалась сверху. Спустя ещё пару мгновений мы уже галопировали вместе, энергичными рывками рассекая туманность, и всё ближе и ближе становились к нам раскинувшиеся по краю пустыни недостижимые и таинственные лысые холмы…

В шикарном Рыбином офисе я появилась уже на следующее утро, без приглашения: села, ногу на ногу, развернула журнал «AD» и, вяло перелистывая его, стала ждать её появления. Мне нужно было поговорить с ней, и ждать дело не могло. Я уже знала, чего хочу вообще, в принципе, и чего делать не стану, как бы события ни обернулись. Мне, разумеется, не было хорошо, но мне уже не было и безнадёжно плохо. Мне было нормально — так, как должен ощущать себя по жизни уверенный и серьёзный деловой человек.

Она явилась к одиннадцати и, кивнув секретарше, сразу же прошла к себе, едва взглянув в мою сторону. Я отшвырнула журнал и без приглашения зашла следом, ногой толкнув дверь от себя. Секретаршу молча отвела рукой и строго на неё поглядела. Зайдя, бухнулась в кресло напротив и, не дав ей возможности прийти в себя от изумления, произнесла холодным голосом:

— Значит, так, Муза Пална, послушайте и дайте себе труд не перебивать меня, пока я не изложу, на кой чёрт мне понадобилось тащиться к вам сюда через весь город. — Это была абсолютная правда, добираться на Гоголевский бульвар от нашей Матвеевки было мне не с руки, но расставить знаки препинания в нужных местах было теперь просто жизненно необходимо — типа, жизнь или смерть. — Вы, я так полагаю, в курсе, что вчера во время открытия нашего семейного ресторана ваша подруга… эта, как её, Венера Милосова, заявилась, хотя никто её не приглашал, и стала в ультимативной форме угрожать моему мужу Герману Веневцеву и мне, что если он не перейдёт к ним в этот чёртов «Низ», то обоим нам грозят неприятности вплоть до лишения нас законной собственности. — Я посмотрела на неё уничижительным взглядом и завершила слова вопросом: — Это как понимать?

— Чего? — нахмурилась Рыба, скорее всего, плохо соображая, что вообще происходит и как эта дрянь осмелилась после всего, что имело место быть, переступить порог её высокого кабинета. — Какой ещё ресторан? Кто пришёл, зачем? Тебе вообще чего тут надо, Грановская?

— Короче так, — я встала и отчётливо проговорила: — Слушайте меня, повторять я больше не стану. Ресторан называется «Шиншилла», и если с любой стороны в отношении себя мы ощутим определённое неудобство, расплачиваться за это придётся лично вам, госпожа Рыбина, хотя и не знаю точно, вы тому причина или ваши друзья из этой идиотской «Ереван-плазы». Судя по всему, вы все одним миром мазаны, так что моё предупреждение относится к вам обоим, так им и передайте.

Честно говоря, поначалу я собралась позвонить только одной Венере и послать её куда подальше, но не решилась попросить у Герки её визитку, не хотелось втравливать ещё и собственного мужа в эти пакости. Для таких дел у него была я.

— Ах ты с-с… — начала было Рыба, но я не дала ей закончить фразу, остановив её резким жестом выставленной прямо перед собой ладони. И сообщила, прощаясь:

— Всё, я ушла. И больше мы не желаем о вас слышать, обо всех, это понятно? Иначе — война, в которой победить вам навряд ли удастся, так себе это и пометьте, уважаемая!

Я вышла от Музы Рыбиной, не прикрыв за собой дверь, и пусть она думает теперь что угодно. Лично мне о том, что это за война такая, о какой сама же я упомянула, кого с кем и с помощью какого оружия, — думать не хотелось вообще. Главное, что я выговорилась, мне было однозначно хорошо, я выпустила из себя годами копившиеся внутри моей оболочки залежи замшелого страха, тонны нерешительности, кучи пугливых сомнений и соглашательских всякого рода и племени настроений. В одночасье, сама себе не отдавая отчёта в этом, я сделалась перевёртышем. Осталось разве что проверить себя на стыд. Но это соображение я решила пока отбросить, перенести на потом, потому что сейчас мне нужно было спешить к Герке, в нашу с ним «Шиншиллу», и прямо с колёс включаться в бешеную работу. Тогда я ещё даже предположить не могла, насколько существенную роль в нашей с Геркой жизни сыграл этот мой непродуманный визит к боярыне Рыбе. Как и не догадывалась о том, что предприняла эта женщина сразу после того, как я покинула её офис. Просто Муза Павловна, крепко сперва подумав, приняла единственно правильное для себя решение — отодвинуть расчёты с нами на потом, осуществив их в то время, когда ситуация утрясётся, бизнес, запущенный нами, начнёт приносить ощутимые плоды, а её ближайшие друзья-соперники уже будут находиться так далеко от места возможной конкуренции, что уже никак сюда не дотянутся. Негодование, охватившее Музу Рыбину в результате того, что ей совершенно случайно довелось от меня узнать, было столь велико, что уже к вечеру ей потребовалось немедленно удовлетворить свою душевную потребность и отомстить Гамлету вместе со всей его полууголовной кликой из этого «Низа». Падёт Гамлет, развалится и сам предмет старого спора. Венера эта, как обычное безвкусное чудовище, скорей всего, просто продолжит трясти голыми сиськами своего уродского балета перед всё той же ничтожной публикой, которой, по большому счёту, абсолютно всё равно, чего ей подадут жрать. Ашот, придя обратно к власти, наверняка даже заморачиваться не станет насчёт какой-то там переделки в сторону «не для всех», у него ни ума не хватит, ни нужного для этого высокого чутья. Он и сейчас сидит не высовываясь, следит себе потихоньку за малой частью совместного имущества и по большей части ведёт себя как пришибленный, которому заодно разрешили пожить и дальше, а не как нормальный долевик. А с другой стороны, куда рыпнешься? Гамлет этот, сам ещё недавно по всем официальным сводкам уголовный элемент, пахан, лидер организованного преступного сообщества, ни с того, понимаешь, ни с сего наезжает на этого несчастного Ашотика, мажоритарного совладельца крупнейшего в Москве торгово-развлекательного центра, несмотря что одного с ним роду-племени, что уже само по себе против правил, насмерть его запугивает и фактически осуществляет рейдерский захват готового миллиардного добра. А уже подавив волю окончательно, не ликвидирует его, как это принято в нормальном бандитском кругу, а поступает вполне расчётливо и хитро́, оставив его же при себе и кинув кость в виде назначения распорядителем верха всего заведения, фактически поменявшего владельца. К тому же ёрничает ещё, играясь и панибратствуя. Говорит тому, вызвав в кабинет, а сам ухмыляется:

— Здоров, армяшка, как сам-то?

Ашот криво улыбается, но, подобострастничая, вторит своему верхнему, и так, чтобы не задеть:

— Здравствуйте, армян, сам нормально. А ваше какое?

И оба лыбятся, но по-разному, само собой, первый — неприкрыто, второй — с нужной делу угодливостью и за зарплату, но, по сути, уже без доли в общем деле.

Надо же, и этот человек, Айвазов, да ещё с его ужасной кличкой, когда-то ведь вызывал у неё приязнь, испросив тет-а-тет полный комплект юридической поддержки, потребной для организации успешного захвата огромной собственности в самой дорогой столице мира. Всё совершенно дала ему, всех, кого надо, отовсюду: людей из инстанций, консультантов, юристов, нотариуса своего же слила́, продажного, как газонефтяная облигация, правильных людей из органов подкинула, от ментовских до самых фискальных, парочку фээсбэшников туда же воткнула для прикрытия и охранения законности при осуществлении дела, к тому же свела с теми, кто контролирует уже тех, советующих, и знает прямые выходы на самый верх, чуть уже не к Главному, Высшему. Короче, всё у всех получилось тогда в этой дьявольской цепочке, ну как в доминошном ряду: все фишки свалились куда надо, толкая одна другую под ребро и сами при этом укладываясь в строго отведённое тычком место. А наверху, после всех дел и оплаты услуг, — Гамлет Айвазов, он же Череп. И всего-то за одноразовую материальную благодарность по итогам прибылей первого года житья под его новым верхом. О доле как таковой речи вообще не шло, будто и не Рыбина заслуга в том, что всё тогда прошло у него без одной малой заминки. Какое-то время, правда, лёгкая досада не давала всё же угомониться нутру, но со временем и она истаяла, уступив место деловым и дружеским связям на основе взаимной выгоды. Однако тот оказался неблагодарным, первей её самой вызнав про эту «Шиншиллу» и заслав туда свою чёртову бабу, Венеру эту мутную.