Дорис Лессинг - Любовь, опять любовь Страница 38

Те, кому не хватило мест, ворчали, адресуясь, главным образом, к местному начальству: как можно было не предусмотреть наплыва интересующихся? Триста мест — смех, да и только! Affreux… stupide… une absurdity.. lamentable…[11] и все в таком духе. Тут же решили на следующее утро устроить в мэрии заседание по этому поводу. Между тем пришла пора «поднимать занавес». Сидя рядом с Генри, Сара ощущала, как волнение передается от него к ней и обратно. Предыдущей ночью он не смог заснуть от волнения, почему она и застала его у водопада. И сейчас он нервно потирал руки, ерзал», схватил ее руку, поцеловал горящими губами.

Музыканты, стоявшие с певцами на небольшой каменной платформе, начали интродукцию — камерную балладу, привезенную на Мартинику вместе с платьями и модными журналами по настоянию Сильвии Вэрон, которая с момента зачатия дочери решила, что, если ей и не суждено стать законным ребенком, то, по крайней мере, возможность достойного замужества следует обеспечить.

Из-за деревьев появилась Молли. Ее белое платье оставляло обнаженными плечи и шею, волосы заплетены и уложены, украшены белой плюмерией. Молли села к арфе и принялась играть — изображать игру; играла за нее скрипка. Пела она, однако, самостоятельно, и весьма неплохо. Вышла мадам Вэрон, внушительная негритянка в алом бархате, остановилась возле дочери. Затем пожаловали гости, группа молодых офицеров — Джордж Уайт и четверо французов от Жана-Пьера, которым реплик не полагалось. Сверкая униформой, они изящно согнулись над ручкой мадам Вэрон. Последним прибыл Поль, увидел Жюли — и пьеса началась.

Генри не вытерпел, вскочил, понесся за деревья, принялся там вышагивать. Затем вернулся, однако опоздал, место его занял Бенджамин, вернувшийся после объезда местности в сопровождении приятеля Билла Джека Грина.

Сентиментальная баллада закончилась, вступила музыка сопровождения любовных сцен, слов не содержавших. Поль, Жюли — и музыка. Призрачная, потусторонняя, завораживающая музыка. Любовники на сцене — что может быть банальнее? Ни в каком любовном эпизоде нет ни жеста, ни взгляда, ни фразы, не виданных, не пережитых многими из собравшихся под буками и пиниями — а их количество уже перевалило за тысячу, и они все еще продолжают прибывать. Но музыка хватает за сердце. Граждане Бель-Ривьера так же внимательно следят за Жюли, как их предки следили за нею сто лет назад. Нужда в наспех обученных Роем статистах отпала, их заменяет воображение публики. Свет постепенно убывает, и на экране за домиком возникает шестиметровое изображение Жюли, сначала несколько размытое, но вечер набирает силу, и изображение яснеет, становится более контрастным, четким. Жюли молодая, она же постарше, она же в то время, когда за нею ухаживал Филипп, затем крошка — ее дочь или она сама, она в образе своей дочери. Стивен пригнулся к уху Сары.

— Я на минутку. Прогуляюсь. Позвоню Элизабет, согласую насчет трех-четырех представлений у нас.

А народ все прибывал, застывал между деревьями, зачарованный музыкой.

Стивен удалился, его стул тут же занял Генри. Он тоже склонился к уху Сары.

— Сара, Сара, жизнь такая сука… Сука она, сука, Сара. Я люблю вас, Сара.

Он продекламировал это в такт музыке, прозвучала фраза в духе сценического абсурда, они оба рассмеялись. Но Саре показалось, что губы его дрожали. В ее голове вспыхнул букет мыслей. Явная чушь… придуривается… обкатывает варианты… сказано — забыто… Но в то же время: это волшебная территория Жюли, здесь все возможно, старухи выглядят подростками, а плотная ирландка с водянистыми глазами и конопатыми плечами стала гибкою лозою, острою осою. Скрывая охвативший ее знобящий зуд, Сара одарила Генри чарующей улыбкой. Экая лицемерка…

Сцены на Мартинике сыграны, ушло солнце, лишь последние его лучи бросают блики от пряжки поясного ремня Поля, подсвечивают платок, в который рыдает мадам Вэрон, золотят волосы одной из певиц. Следующий эпизод уже здешний, сцена в Бель-Ривьере. Актеры возле солидного размера оконной рамы, означающей, что действие развивается внутри, в домике, а не под открытым небом, как это, в соответствии с действительностью, кажется зрителям. Крохотная комнатушка, в которой поместились арфа, лютня, скрипка, а на этажерке еще и флейты с кларнетом. Четверо молодых людей, только что разжалованных из офицеров, внесли мольберт с пастельным автопортретом Жюли и стол, на котором она вела записи в своем дневнике. С Полем разделались быстро, как бы между прочим, под вокал, скомпонованный из дневников Жюли разных периодов, посвященных как Полю, так и Реми. Сара составила текст, ведомая собственной интуицией и своим ощущением музыки тысячелетней давности.

Зачем ты не сказал мне о любви,Пока не взял мою? Я нищенка,Потеряна последняя надеждаБыть просто девушкой.А сестры? — Будут жить.Не надо мне добра любви простой,Сие моей противно крови,Я вижу по глазам, да и твоей.Я не скажу: «Скажи мне о любви»,Не надо мне добра любви простой,Не надо мне простой [12].

Во время продолжительного антракта Генри совещался с актерами, певцами и музыкантами. Действие и звуковое сопровождение рассчитывались на три сотни человек, а никак не на тысячу с гаком. Завтра утром на совещании следовало в срочном порядке решить вопрос с усилителями ввиду спонтанного изменения масштаба мероприятия. Завтра премьера, а так много еще предстоит сделать…

Во время первого антракта и после него, во время второго действия, Генри потолкался среди зрителей и вернулся удовлетворенный, сообщив, что у публики глаза на мокром месте, народ мурлычет мелодии Жюли. Сидевший с другой стороны от Сары Бенджамин иногда отваживался комментировать действие, опасаясь наивности своего восприятия. Опасался он напрасно, Генри даже сделал кое-какие пометки в своем режиссерском блокноте. Бенджамин сиял от счастья, довольный своим вкладом в таинство театрального творчества.

Второй антракт, краткий, оказался достаточно длительным, чтобы труппа начала беспокоиться по поводу того, как воспринимается публикой музыка «второго периода», отстраненная, столь отличная от хватающих за душу звуков периода начального. Но, если эта музыка отстраненная и безэмоциональная, то почему тогда на глазах выступают слезы? Как будто она действует на какую-то вырванную из физиологического контекста часть организма, удаленные сердце или печень. Третий акт предъявлял к зрителю повышенные требования: Жюли одна, скорбит по утраченной дочери, Жюли отвергнутая. В программке пояснялось, что на самом деле дочь Жюли умерла двух лет от роду от какой-то непонятной «мозговой горячки». Существенный момент — появление завидной партии, во всех отношениях пристойного жениха, перспективы семейного и бытового счастья. Отказ от этой перспективы заставляет здравомыслящего гражданина усомниться в адекватности внутреннего мира Жюли.

Последние лучи солнца угасли в ветвях и на склонах пологих холмов, жаркие сумерки и холодные октавы возвестили кончину Жюли, печально вздохнули и замерли флейта и шом — и цикады взорвались аплодисментами, к которым тут же присоединились зрители. Сидевшие вскочили с мест, стоявшие подались вперед, раздались воодушевленные возгласы.

Некая предприимчивая транспортная фирма подогнала к концу дороги три автобуса для доставки зрителей в город. Труппу ожидали вместительные легковые автомобили. Сара оказалась в середине на заднем сиденье, между Бенджамином и Биллом.

— Чудесно, потрясающий успех, — радовался Бенджамин.

— Вам, конечно же, понравилось, Сара. — Билл игриво приложился губами к ее щеке.

Она резко развернулась к нему и смачно поцеловала юношу в губы. Билл несколько опешил, полусмущенно, полувозмущенно, затем с некоторым удовольствием покосился на Бенджамина, который сосредоточенно глядел перед собой, якобы вслушиваясь в заверения молодого водителя, что tout le monde[13] влюблен в Жюли, что ее стикер скоро украсит интерьер его автомобиля, что ему не терпится посмотреть спектакль. Водитель явно наслаждался своими комплиментами Жюли, как будто хвалил сам себя.

В отель прибыли еще до одиннадцати. Стивен оставил для Сары записку, в которой сообщал, что беседовал с Элизабет и договорился о минимум двух неделях выступлений в Квинзгифте.

Актеры расположились за столиками и тут же подверглись нападению местных и приезжих собирателей автографов, требующих этой дани с уверенным видом сборщиков податей. Актеры волновались. Успешная генеральная репетиция все же не премьера, нервное напряжение еще не достигло апогея.

Молли вышла из отеля, направилась к компании, села на свободный стул рядом с Биллом. Он тут же нагнулся к ней, поцеловал — но его поцелуй остался без ответа. Билл поднял свой стул и пересел к Саре, бормоча: