Эдуард Лимонов - Моя политическая биография Страница 4

22 июня я был в Доме журналистов на сцене. Глава Всероссийского Бюро Расследования. Жребий был брошен. Это был мой первый шаг в практическую политику. Возможно, слишком быстрым был мой второй шаг. Уже 22 ноября того же года, всего через четыре месяца, на даче у Алексея Митрофанова, в его бильярдной, состоялся учредительный съезд Национал-радикальной партии, на котором я был избран председателем. Партия, увы, родилась с врождённым дефектом из-за торопливости родителей, которые её делали, фактически произошёл выкидыш. Это стало ясно уже к январю 1993 года, и я улетел завить горе верёвочкой через Париж, через Будапешт и Белград, в Книнскую Краину, в окрестности городка Беыковац, воевать вместе с сербами за их свободу. В мае я вернулся в Москву, мне не терпелось продолжить борьбу. Вместе с Дугиным мы тотчас «замутили» Национал-большевистский фронт, собрав ненадолго вместе несколько немногочисленных левых и правых радикальных организаций. Фронт просуществовал ДВЕ ДЕМОНСТРАЦИИ: 9 мая и 22 июня нам с Дугиным удалось провести через центр Москвы многочисленные колонны молодёжи. В связи с этим меня даже пригласили 24 июня 1993 года в здание на Лубянке с самыми дружескими целями. До этого те же генералы Карнаухов и Иванов провели на Лубянке встречу с Жириновским. Генералы решили, что колонна — мощная долговременная организация, тогда как de facto это были разовые сборища. В тот же день 24 июня мы (Национал-большевистский фронт и Национал-радикальная партия) лишились полуподвального помещения на улице Алексея Толстого. Я снимал мастерскую у приятеля — художника газеты «День» Геннадия Животова. На Животова наехал начальник местного отделения милиции и пригрозил, что отберёт у него мастерскую, накажет за нецелевое использование. Что касается самого Национал-большевистского фронта, то, лишившись помещения, он стал трещать по швам. Первый фюрер Лазаренко, входивший в таком качестве во Фронт национал-революционного действия (а уж потом его фронт входил в наш фронт) вышел из НБФ, и у нас остался второй фюрер Широпаев. Одновременно у меня открылись глаза на оставшуюся со мной часть национал-радикалов. Это были криминальные ребята с окраин, подчинялись они своему лидеру Жене Барсукову и на меня смотрели как на средство достижения каких-то своих целей, которые и сами с трудом формулировали. Однажды, помню, они хотели познакомить меня с председателем Центробанка Геращенко. Сотрудничество с Российским Коммунистическим Союзом Молодёжи во главе с Маляровым (да-да, они входили в НБФ несколько месяцев) закончилось тем, что на вечере организации «День» мои национал-радикалы во главе с Барсуковым побили комсомольцев Малярова. Сам я при этой битве не присутствовал, уехал раньше. В конце июня 1993 года стало ясно, что нужно создавать новую партию с нуля. С зеро. С людьми новыми и вовсе не политическими. Два таких человека у меня были. Философ Александр Дугин и студент юридического факультета Тверского университета Тарас Рабко.

глава III. Отцы-основатели

Два друга моей революционной юности, каждый из них в свой черёд сказался ренегатом и каждый — предатель Национал-большевистской партии, проецируются сами собой на свежей, цвета телячьего дерьма, стене камеры Лефортовской тюрьмы. Оба друга вовремя слиняли из Вечности Истории в жизнь. В жизни есть свои преимущества. В могучей, бронзовой тяжести Истории — свои преимущества. Мне тяжелее, каждый день тюрьмы давит, даже поход в баню похож на мойку перед газовой камерой. Но в последовательности и цельности характера мне не откажешь. В Лефортово разыгрывается вечность. В Москве разыгрывается тусовка.

Так вот. Крупное, бородатое лицо классика дугинизма — Александр Гельевич. Худенькое, кошачье, набок личико с пронзительными чёрненькими глазками — Тарас Адамович. У троих из четырёх отцов-основателей Национал-большевистской партии экзотические отчества: Александр Гельевич Дугин, Тарас Адамович Рабко, Эдуард Вениаминович Савенко (Лимонов). Что-то эти отчества должны значить, может экзотичность национал-большевизма? (Верно и то, что марксизм ленинского толка был в России 1917 года ещё более экзотической идеологией.) Четвёртый отец-основатель — Егор (Игорь) Фёдорович Летов.

Несмотря на такую совсем русскую, ямщицкую фамилию (дуга, колокольчик под дугой) у Дугина тело татарского мурзы, как у Бабурина. Полный, щекастый, животастый, сисястый, бородатый молодой человек с обильными ляжками. Полный преувеличенных эмоций — вот каким он мне показался на вечере газеты «День» в кинотеатре «Октябрьский». Тогда я увидел его впервые. 1992 год. Я сидел в президиуме, и когда он вышел выступать, к нам задом, меня, помню, поразили мелкие балетные «па», которые выделывали его ноги, движения неуместные для массивной фигуры этого молодого человека. Он имел привычку, стоя на одной ноге полностью, вдруг отставить другую назад, на носок. В 1994 году те же его «па», помню, я наблюдал в дискотеке «Мастер», где происходил фестиваль «Экстремистской моды», тогда Дугин был одет в галифе и туфли! В такой экипировке его отставленная на носок ступня выглядела по-оскаруайльдовски двусмысленно. «Ученик» Дугина — Карогодин — был одет в чёрный костюм нациста, взятый напрокат в театре, а Тарас Рабко щеголял шинелью и будёновкой красноармейца. Я давал интервью «Вестям» стоя между двумя экстремистами: националистом и большевиком.

В тот вечер в «Октябрьском» я ещё отметил, что Дугин самовольно узурпировал связь патриотической оппозиции с западными правыми. Он выступал с приветствиями от партий сразу многих европейских стран, от итальянских, французских, немецких, даже, кажется, швейцарских и финских правых. Он зачитал приветствия маловразумительных групп и группок и всякий раз, когда он оглашал: «Нас приветствует партия… из Бельгии… партия из Франции… партия из Италии!» — зал разражался аплодисментами. Последние годы жизни во Франции я сблизился с крупнейшей правой партией Front National и познакомился с её лидером Жан Мари Ле Пеном, с владельцем газеты «Minute» Жераром Пенцелелли, с сотрудниками журнала «Le Chok de mois» и «Minute», с редактором журнала «Krisis» Аленом де Бенуа, потому хорошо знал положение в правом движении. Партии, от имени которых приветствовал зал Дугин, — были микроскопическими группками. После его выступления и перед банкетом в Доме литераторов я сказал ему об этом, поинтересовавшись, известно ли ему, что за исключением, может, «La Nouvelle Europe» — организации Тириара, — это всё секты, а не партии. Дугин хулигански улыбнулся: «А знаете, Эдуард, для людей, сидящих в зале, важна поддержка из-за рубежа, а не то, сколько человек состоит в той или иной партии». Он был прав, конечно.

«Наш молодой философ» — так его объявил публике Проханов — в тот вечер напился на банкете в ресторане Дома литераторов. Там присутствовал весь beau-monde патриотического движения: Кожинов, Шафаревич, генералы Титов и Макашов, сидел слева от меня Зюганов. И вот как раз в тот момент, когда я разговаривал с Зюгановым (было нечто вроде антракта, присутствовавшие встали, кто желал, и общались, как придётся), из-за Зюганова появился Дугин, разгорячённая физиономия уже набок. «А что вы, Эдуард, делаете с этими?» — он презрительно кивнул в сторону Зюганова. Последний проявил, впрочем, типичную русскую толерантность в отношении пьяного: «Не обращай внимания, Эдик, с нашим Сашей бывает». — «Вот с вами ничего не бывает», — сказал Дугин дерзко и налил себе в первую попавшуюся рюмку. «Давайте крепко выпьем, давайте напьёмся, Эдуард!» — и выпил. Я не выпил, но приподнял рюмку. «И вы, и вы с этими!» — Дугин сощурился. В словах «с этими…» содержалось презрение. «Но ведь и вы с этими», — отвечал я, вставая. Затем нас прервали.

Дугин не оставил меня в тот вечер. Я подробно рассказал о нижеследующем эпизоде в «Анатомии героя». С банкета мы вышли втроём: Проханов, Дугин и я. Проханов покинул нас у церкви, где, говорят, венчался Пушкин. Затем разыгралась сцена из программы «Криминал». Пьяный Дугин пнул ногой проезжавшую иномарку так, что образовалась вмятина. Автомобиль остановился, из него выскочил человек с пистолетом и, щёлкнув затвором, направил пистолет на Дугина. Дугин — шапка сбилась, шарф висит — вдруг заявил: «Знаете, а я Лимонов!» Я сообщил человеку с пистолетом, что Лимонов — это я, и я прошу прощения за своего пьяного друга. Человек выругался, опустил свой пистолет, сел в машину и уехал. В сцене на улице присутствовал некий символизм, получивший подтверждение в будущем, — Дугин иногда принимал себя за меня, я думаю, ему порой очень хотелось быть Лимоновым. Эпизод этот, трагический по сути своей, не отвратил меня от Дугина. Маленькое пятнышко на репутации философа — только и всего. Даже и не пятнышко, если разглядеть образ Дугина в русской традиции. Даже в германской традиции алкоголик, богема, наркоман был, как мы знаем, учителем Гитлера. В мае 1993 года свежий, только что с войны в Книнской Крайне, я прибыл в Россию. И уже 9 мая вёл колонну Национал-большевистского фронта. События тогда происходили в лихорадочно-спазматическом темпе. Дугин шёл рядом. Приказ № 1 по Национал-большевистскому фронту мы написали, стоя на горбатом мостике у Белого дома, лишь отойдя в сторону от вечно бурлившей там толпы. Было это за несколько дней до 9 Мая. Я записывал приказ. Суть его сводилась к соединению в одном политическом организме идей социальной и национальной справедливости. Это очень важный программный документ. Он наметил первые штрихи идеологии национал-большевизма. Тараса Рабко с нами не было, возможно, он сдавал экзамены в Твери или уезжал к родителям в город Кимры. А может быть, его вообще ещё не было, то есть я с ним ещё не познакомился? Зато присутствовала девочка-фотограф Лаура Ильина, она запечатлела этот исторический момент на фотоплёнку и если не потеряла в бурной своей жизни, то, может быть, однажды фотографии будут опубликованы. (Лаура Ильина позже присутствовала при многих трагических эпизодах моей личной и политической жизни. Она присутствовала даже при моих с Наташей Медведевой последних часах совместной жизни, 11 июля 1995 года. Правда, она сделала тогда по моей просьбе несколько фотографий, о чём я сейчас жалею. Нужно было сделать множество. Историю нужно фиксировать. А ложная скромность лишает человечество экспонатов будущих музеев.)