Марианна Гончарова - Левый автобус и другие веселые рассказы Страница 4

Так Миша и не стал героем.

Мечта о культуре

Мечтал стать заведующим отделом культуры. И, используя служебное положение, ходить по улицам впереди духового оркестра со специальной палкой с кистями. И махать. Вот тут при мысли, что он идет по проезжей части и машет, а сзади оркестр играет марш, у Мишки перехватывало дух.

Но… С координацией у него были большие проблемы. И в школе на уроках физкультуры, и в институте на кафедре военной подготовки. Как бы помягче это сказать… Дело в том, что Миша был иноходец. Как конь Александра Македонского. Какой ногой ступал, такая рука неслась вслед за ногой. Так и ходил. То левой стороной туловища, то правой. Так что и с этой красивой мечтой пришлось расстаться.

Мечта о хлебе насущном

Мечтал не ужинать. Поужинает плотно и мечтает, что вот хорошо бы не ужинать. А завтракать – как американские коммандос: кофе и «Голуаз». Но курить не умел. Кофе не любил. А любил блинчики, пирожки и маму, которая ему все это готовила на завтрак. Конечно, кофе и сигарету можно было перенести на обед или даже на ужин. Но еда, знаете, как-то затягивала… А мама старалась. Так что Миша продолжал завтракать, обедать и, что грустно, плотно ужинать.

Мечта о собаке

Всегда мечтал иметь собаку. Заглядывать в ее умные глаза. Обнимать за шею и шептать: «Ах, собака ты моя, собака, мечта моя лохматая…»

Но собаки не было, а была аллергия на собачью шерсть.

Ну вот и все. Ни одна его мечта не сбылась. И работает он сейчас в одном нью-йоркском банке. Так он об этом и не мечтал совсем. Ну да, престижный. Но ведь это не впереди оркестра шагать…

А жена его – врач, Дженнифер, с узкими хрупкими плечами, в туфельках невесомых. Умна, конечно. Красива. Но ведь не Гусько!

И диетолог у него свой. Кофе и «Голуаз» запретил навсегда. И ужинать заставляет. Йогурты-шмогурты… Н-да…

И дачи у него нет. С огородом. Чтоб копать. Так, летний домик у моря… И самолет у него личный. И парк автомобилей, в которых Мишу укачивает. Но кто об этом мечтал?! Я вас спрашиваю. Кто?!

Вот потому и печаль в Мишиных глазах. В глазах благородного оленя. Печаль вселенская, горькая. Потому что нет и никогда не будет у него собаки. И некому заглянуть в глаза, и некому прошептать: «Ах, собака ты моя, собака, мечта моя лохматая…»

На рыбалку

Нет, нельзя сказать, что Милик жил совсем уж без увлечений. Кроссворды разгадывать, преферанс и Людочка Вишняк, очень даже симпатичное и непритязательное увлечение.

Но на его, Милика, новой работе есть курилка. И в этой курилке Милик узнал для себя много новых и волшебных слов: поклевка, мотыль, мормышка, поплавок и еще немало загадочного и манящего. В общем, через месяц он напросился на рыбалку. Коллеги предупредили: ждем три минуты ровно, в 5.03 уезжаем.

Вот с этим «ровно» у Милика были проблемы. Сам он не проснется ни за что. Разбудить его некому. Кроме будильника и папы. Встать утром по будильнику – целый день быть больным, дерганым, сердце заходится, а внутри екает от пережитого утреннего страха, закрепленного еще в детстве и юности ежедневными подъемами в школу и в институт.

Будильник отпадает. Встать по будильнику – зачеркнуть такой значительный в его жизни день.

Папа, Марк Борисович, к изумлению Милика, легко согласился. Он всегда просыпался когда нужно. И когда жена была рядом, и потом, когда они с Миликом остались вдвоем. Ну да, он разбудит сына в полпятого утра. Конечно! На большое дело идет! Первый в нашем роду. Конечно, разбудит. Но с условием. Отца Милик берет с собой. Жизнь прожил – а на рыбалке ни разу не был.

Улеглись пораньше. Милик – в своей комнате. Папа – у себя.

Милику не спалось. Было тревожно. А вдруг папа проспит?! Никогда не просыпал. А сейчас, как назло, проспит. Тогда все! Позор! Ты мужчина или?.. Получается – или. Засмеют! Придется уйти с работы. Уехать из города. Оставить все… Людочку… Преферанс… Милика бросило в жар. На всякий случай он завел злополучный будильник на 4.30 и на цыпочках, чтоб не разбудить папу, прошел в его комнату и поставил часы на тумбочку рядом с кроватью.

Марк Борисович спал плохо. А громкий цокот старых часов и вовсе разбудил его. Нет, подумал он, раз Милик в их команде главный, пусть эта адская машинка стучит ему. А он, Марк Борисович, и так проснется. Без будильника. Марк Борисович тихонько перенес часы в комнату сына и поставил их на ночной столик.

А Милик не спал. Он бдил! Ах хитрец папаша, шептал он, качая головой. Ах хитрец! Напросился, а будильник ему подсовывает. Ему, главному выезжающему на рыбалку! Возмущение не давало уснуть. Он терпеливо ждал. Через час Милик, злорадно хихикая, перенес часы к отцу.

Ха-ха! Как это в песне поется? «Если все не та-ак? Если все ина-а-че?» Да разве Марк Борисович будет спать, хорошо зная своего сына? Марк Борисович – человек организованный, цельный. И всегда все доводит до конца!

И когда Милик еще корчился от смеха под одеялом, на порог его комнаты вполз лазутчик. По-пластунски. Тихо. В пижаме. Будильник он держал в высоко поднятой правой руке. Как связку противотанковых гранат. Лазутчик сопел и шептал проклятья. Поставив будильник на столик сына, Марк Борисович, ловко извиваясь, уполз.

Террорист! Опасный! Обезумевший! Фанатик! Милик комкал в руках одеяло и шипел от негодования. Хочешь рыбалку? Получишь! Ты получишь!

Милик сел. Милик встал. Милик постоял. И вышел на балкон. Воображение рисовало ему разные картины. Например. Приезжают его сотрудники, бывалые рыбаки, обветренные сильные мужчины. А тут его папа… С рюкзаком, в панамке. А они сурово: мол, вы кто? С кем? Мы вас не приглашали на наше большое опасное дело. А папаша хнычет: вот, мол, я с Миликом. А Милик тут и скажет: «А будильник, папа?! Ты помнишь будильник?!»

Конечно, он возьмет папу на рыбалку. Он скажет: да ладно, ребята, берем его. А потому что он, Милик, благородный человек, не то что…

Милик перекипел. Успокоился. И решил – пора!

Так бесплотны только тени предков на спиралях наших воспоминаний. Так бесшумны только индейцы на тропе охоты.

«Получи, Усама!!!» – Милик не дыша поставил часы на тумбочку и легко, по-оленьи ускакал к себе. Спать.

Ровно через час загремел будильник. Прямо в ухо Милику. Но, утомленный ночной борьбой, он спал мертвым сном.

Что касается папы, то он храпел так, что заглушил бы и сорок будильников.

Обоим снилось одно и то же: как они подсекли и тащат из бурлящей воды огромную рыбу…

Такая пара

Монолог

…Я про них знаю все. Абсолютно все.

Нет, Ева умом понимала, что, конечно, Пава не идеал. Но сердцу разве прикажешь? Не люби Паву! Не люби!!! Так она его очень любила. Очень. И он ее.

Да, Пава был не идеал. Мелкий, сутулый. И нос валялся у него на лице. И уши где-то развевались за спиной. И волосы росли кустами. Но зато чувствительный, тонкий такой, знаете, и легкий, как птица небольшая. Например, пингвин. Ой. Бросьте мне тут… Птица – не птица… Ну гусь! Гусь. Устраивает вас? Он был легкий, как гусь. Можно было, если что, и ущипнуть, и отшлепать его. И места он много не занимал. Свернется в кровати и потеряется. Ева ищет его по всей квартире. Ищет его: «Пава! Пава! Где ты, Пава мой?»

И, как ни странно, от него, такого беспородного, получалися красивые и мальчики, и девочки. Очень даже сортовые дети получалися.

Да, еще беда: он был страшный грязнуля. Наверное, самый грязный грязнуля на планете. Иногда Ева прихватывала его врасплох в ванной и умоляла пылко:

– Пава! Ну ты уже около воды. Ну помойся хотя бы до локтя.

На что Пава, добрый Пава (он так не хотел огорчать жену, он же так ее любил) спрашивал осторожно:

– Откудова, Евочка, до локтя? С пальцев рук – до локтя?

И Ева уже выходила из себя.

– Нет! – кричала она. – С пальцев ног и до локтя! Или хотя бы с головы и до локтя!

И проклинала Паву гневно. Так проклинала эта Ева:

– Чтоб ты не дождал умереть!!!

Вот так. Ужас какая эта Ева. Ох и рот! Ну и рот! Чтоб она маленькая с ума сошла. А то сейчас такая большая, такая красивая, что уже жалко. Но это ж она так любила. Уж как умела. А он конечно же страдал.

Но зато он был такой терпеливый, этот Пава. Он так нежно относился к Евиной прабабушке. Когда он перевозил Евину прабабушку, все Черновцы бежали за машиной. Думали, что переезжает свалка. Потому что Пава согласился взять все! Вы не знаете Евину прабабушку. Чтоб иметь с ней дело, надо сначала хорошо покушать. Она захотела взять все свои старые вещи. И даже дубовый стол с конторкой своего прадедушки. Поняли? Дубовый стол по имени Падла. Потому что он занимал полкомнаты и все бились об углы. Только Пава не роптал, он воздевал очи к потолку и просил, чтобы тихо, а то прадедушка Евиной прабабушки может прогневаться и наслать, например, дождь. На Паву. А Пава воду не любил. Говорила вам про воду?