Антон Дубинин - Первая месса Страница 4

— А то ж, будущий отец десяти сыновей! Это если не считать бастардов!

Оба загоготали, хлопая друг друга по плечам. На миг они сделались очень похожи выражениями лиц — сразу видно, что братья, притом что обычно по ним этого никак не угадать. Хелена кривилась, сдерживаясь — она хорошо знала жениха: стоило сейчас начать скандалить, и он отправится до самого города хоть вплавь. Да еще и обзовет ее бабой, а ее, девушку, гордую своей принадлежностью к женскому полу, такое слово всегда очень обижало.

Последовало всеобщее пожимание рук, сообщения, что отец голову оторвет обоим братьям по возвращении, глупые шутки насчет кабаков и прочие напутственные слова. Петер в глубине души был очень рад, что Адам нашел себе другую компанию для ночного рейда. Он знал, что в их с лучшим другом дуэте Адам, «атаман», несомненно главный, а значит, всегда сможет его уговорить на любую авантюру: примени тот побольше риторики, и болтаться бы Петеру на волнах в мокрой, со всех сторон продуваемой моторке, три часа туда, три часа обратно, ночь без сна, последние деньги — на ветер, а завтра — получать от отца оплеухи вдобавок к похмелью. К тому же Петер боялся, несмотря на водочную храбрость, согревавшую голову изнутри. Ночь все-таки. И ветер. И с детства вдолбленный в голову отцовский запрет — на пьяную голову к морю не подходи! Вспоминались истории про дядьку Роба, после свадебной попойки утонувшего в пяти метрах от берега, и про Леонида, молодого еще парня, пять лет назад ветреным днем уплывшего на заработки в город — а потом его синюю моторку «Заря», пустую и побитую о камни, осенние шторма выбросили на соседний островок. От Леонида ничего не осталось, даже чтобы похоронить. Его мать начала крепко пить с горя, и до сих пор «алкашихой бабкой Мартой» пугают детишек по вечерам. «Не ходи, мол, в темноте на улицу… Бабка Марта утащит…»

Но Петер был достаточно умен и суеверен (странное, но обычное для островных жителей сочетание), чтобы не напоминать подобных историй друзьям на дорогу.

Лилия — молодец девчонка, думает о благе ближнего — наполнила водой пластиковую бутылку. Никогда не пускайтесь в путь без пресной воды, жажда в дороге — плохой помощник. Адам достал из коробки из-под чая деньги — тридцать марок, все пропивать совершенно не обязательно, но на всякий случай стоит взять с собой. Абель, зажимая рот, чтобы не смеяться вслух, прокрался мимо родительской двери к вешалке, за одеждой. Приволок кроме прошенных штормовок два свитера и клятвенно уверял, что никого не разбудил, это вам не в погреб лазать.

В веселых хлопотах сборов Адам внимания не обратил на невесту, которая сидела, прижимаясь к теплому боку печки и поджав губы. Когда заметил — уже поздно было: Хелена пришла в крайнюю степень раздражения. Заметив взгляд ее сузившихся, холодных и злых глаз, Адам перепугался: он на самом деле любил ее и не хотел злить и огорчать. Особенно расставаться с ней таким образом. Горький вид Хелены, неотступно стоящий перед глазами, мог испортить самое интересное приключение от начала и до конца.

Он обошел стол, задев головою кухонную лампочку под тряпичным абажуром, так что круг желтого света заплясал вокруг них, как софиты в цирке. Адам наклонился и поцеловал девушку в поджатые губы, отчего те задрожали и разошлись, и Адам понял, что губы у нее соленые. Хелена ужасно боялась, даже до слез, и с удовольствием зарыдала бы, если бы думала, что это поможет.

— Ну, ну, маленькая, — пробормотал он, отводя глаза. Не хотелось, ох как не хотелось разбираться с женскими капризами — сейчас, в их с братом мужской и веселый день, может быть, последний из их совместных дней. С Хеленой можно помириться по приезде. Кроме того, она успеет поволноваться и будет рада видеть жениха в любом случае — «хоть какой, да живой», как говорила мама, укладывая в постель мертвецки пьяного, с заработков приехавшего отца.

— Адам… Не уезжай, — шепнула Хелена прямо ему в губы, тычась мягким носом ему в щеку. — Ну темно же. Опасно. Не надо.

Он притворился, что не расслышал.

— Привезу тебе тушь для ресничек. Ты какую любишь, я забыл? Столичную, в черной такой коробочке?

Ничего он не забыл, конечно, но хотел показать Хелене, что хоть в чем-то (в чем-то женском) ее мнение имеет значение. Столичную, покивала она послушно, не желая устраивать сцену со слезами при таком стечении народа. Вот если бы они с Адамом оставались вдвоем, получилось бы его удержать, уговорить, помешать наделать глупостей… А теперь он ни за что не согласится, хотя бы из-за этого хлюпика, своего братца, который уже возится у дверей, натягивая резиновые сапоги. Сапоги в лодку, ботинки с собой, так всегда делают. И снова — в который раз за последнюю неделю — Хелена захотела придушить, выкинуть за дверь маленького парня, который так прочно перевел на себя указатель Адамова внимания. Неужели она только сегодня его любила, хотела на него смотреть и с ним разговаривать? Хорошо, что он скоро уезжает, утешила она себя — немного осталось потерпеть.

Оба морестранника, одетые как подобает, хрюкая от смеха и толкаясь локтями, вывалились наконец за дверь. Как только родителей не разбудили? А ведь неплохо было бы, если бы проснулись родители, подумалась Хелене спасительная мысль. Тогда папаша Конрад, человек упрямый, переупрямит своих дурных сыновей и попросту все им запретит. Если слова не подействуют — съездит по разу по уху и успокоит искателей приключений. Но пойти и разбудить отца было действием настолько предательским, несовместимым с честью молодой компании, что девушка на него не решилась. Однако что-то — страх? Обида? — душило ее изнутри, да еще и дуреха Лилия смотрела особенным издевательским образом, и чтобы не заплакать при всех, Хелена вышла. Ощупью пробравшись по длинной темной прихожей, уставленной канистрами, спиннингами, старыми сапогами и прочим хламом, она вытолкнула свое хмельное неверное тело в дверь — и в лицо ей ударил североморский ветер, воняющий водорослями и благоухающий вереском, и особенно страшными показались бледные, мигающие в ветреном небе холодные звезды. Лето кончилось, это же осень, осень, подумала Хелена, запахивая кофту на груди — и позвала жениха, ненавидя себя за жалобный голос и не умея ничего с собой поделать.

Абель услышал, как она зовет — «Адам! Адам, это я! Ты где?» Ну что ж тут поделаешь. Он переглянулся с братом, уже взявшимся за створу калитки, и прочитал в его простом лице ту же досаду. Откуда они берутся на нашу голову, эти женщины? Адам постоял, держась за калитку, потом виновато выдохнул — мол, я сейчас — и затопал по направлению жалестного зова. Абель скрипнул зубами — негоже так злиться будущему священнику, ну да я имею право погрешить еще три последних дня — и пошел за ним, хотя его явно не звали.

Адам поднялся на крыльцо, где стояла, светясь в темноте белыми волосами, самая красивая девушка деревни. Младший брат присел на мешок с ботинками, не желая слышать, как брат ругается со своей дурехой — и, конечно же, вслушиваясь изо всех сил. Хелена говорила приглушенно, помня о его близком присутствии — может быть, даже различая его темную скорченную фигурку — но в ее голосе прорывались истерические нотки, слышимые не только Абелю — как бы не спящим родителям! Зачем же она так орет, тоскливо подумал он, кроша пальцами комочки сухой земли. Ведь отца разбудит! А может, она нарочно кричать взялась, чтобы отца разбудить? Это называется — не мытьем, так катаньем возьмем, лишь бы не пустить Адама побыть вдвоем с братом.

— А я тебя прошу! Ну, ради меня…

И следом — атаманово бормотание:

— Ну маленькая, все будет отлично…

Долгие годы приучал себя Абель любить девушку своего брата. Заставлял, можно сказать. Хелена дружила с Адамом уже лет десять, с Абелевых восьми — тогда она была самой красивой девочкой в компании, «невестой атамана» во всех пиратско-разбойничьих играх, а потом стала настоящей невестой, девушкой, с которой Адам целовался за лодочными сараями и важно приводил ее домой смотреть телевизор — один из трех на всю деревню, признак прочного семейного благосостояния. Абель много молился о том, чтобы полюбить ее, и иногда это случалось, так сказать, сезонно — когда Хелена из обстоятельства (девушка брата) превращалась для него в человека, и человека неплохого — заботливого, веселого, чем-то интересного. Сегодня подобное состояние достигло апогея — Абель, глядя на Хелену через стол, видел в ней свою будущую сестру, и сердце мучительно таяло в нем от желания показать ей эту неожиданную, совершенно настоящую любовь. А теперь…

— Адам! Когда я тебя в жизни о чем-нибудь просила?.. Я же буду волноваться…

«Ты его каждый день о чем-нибудь просишь, женщина, — сказал злой внутренний голос. — Оставь же его ненадолго в покое, а? Попробуй! Вдруг ему понравится!» Абель сжал губы, не выпуская этот самый голос наружу. В конце концов, это было не его дело, кроме того, будущие священники так себя не ведут. Они уважают образ Господень в людях, в том числе и в дурацкой Хелене, и снисходят к человеческим слабостям, потому что и сами несовершенны.