Антон Дубинин - Первая месса Страница 5

Злой внутренний голос, конечно же, проснулся — «ты-то думал, дружочек, что я сдох — а я только прилег отдохнуть, ты думал, что от меня отделался — а я тут как тут, и навсегда останусь с тобой, куда бы ты ни уехал, кем бы ты ни стал»… Абель опять злился на Хелену, мечтал, чтобы она куда-нибудь девалась — хотя бы на сегодня. Неужели один-единственный, последний день нельзя отойти в сторону и дать человеку побыть вместе с братом? Ведь он скоро уйдет, уступит ей место «самого близкого», и она сможет общаться с Адамом всю их совместную жизнь напролет, варить ему суп, целоваться с ним, рожать ему детей, которых он так хочет иметь не меньше десятка…

Наконец от крыльца отделилась темная фигура — слава Богу, мужская. Адам едва не споткнулся о брата, рассевшегося у него на пути — но удержался на ногах. Хлопнула дверь — это гордо и горько удалилась в дом на весь мир обиженная Хелена.

— Она обиделась? — осторожно спросил Абель, оставаясь в общем-то добрым и кротким парнем. Но братский ответ доставил ему, несмотря на это, огромное, хотя и греховное удовольствие.

— А, ну и чума с ней… пусть обижается сколько влезет. Не ее сегодня день. Мы с ней завтра разберемся.

— Нельзя все же так с девушками… наверное.

— С парнями тоже нельзя так, как она со мной, — резонно отозвался Адам, закидывая на плечо скверный, воняющий резиной и водкой мешок. — Задолбала вконец! Пошли-ка, пока отец не проснулся. Вот держи фонарь. И канистру держи — ты, кажется, из нас двоих трезвее.

Под тяжестью двадцатилитровой канистры с бензином Абель немедленно перегнулся пополам. Небольшая радость быть трезвее, если при этом приходится таскать такие тяжести! Но он послушно затопал вслед за братом, сопя и наливаясь краской, однако почти не отставая. Адам шел прогулочной походкой, едва ли не насвистывая; уже на берегу, близ лодочных сараев, он перепрыгивал с камня на камень с легкостью весенней птички — и этот человек называл себя слишком пьяным, чтобы нести бензин! Он ловко подбросил в воздух связку ключей, поймал ее в полете; Абель, как всегда, следил за его прыжками с преданной любовью. Заодно промокая рукавом вспотевший лоб.

Старый Конрад был из тех, кто всегда запирал свой лодочный сарай. Даже если бы сарай стоял пустым — он все равно бы на него навесил огромный замок. Щедрому — душа нараспашку — Адаму и Абелю «не от мира сего» такой подход казался напрасным, но оба они с детства знали, что с отцом спорить бесполезно. Можно сказать, выражаясь поэтически, это знание было записано на их собственных задницах.

Сейчас в сарае — здоровенном, как конюшня на ипподроме — жило три лодки. Отцовская маленькая, ладная и очень быстрая, для коротких поездок на охоту или в деревню. Отцовская большая — красивый желтый катерок с закрытой рубкой, с огромнейшим трюмом, куда умещалась целая гора товара. Это была «рабочая» лодка, к ней сыновьям запрещалось даже подходить без разрешения: на желтом катерке старый Конрад возил из города товары для магазина. Ближе к зиме ему приходилось делать не менее двух таких поездок в неделю, с ночевкой там же, в Североморске — предстояло запастись провиантом на всю деревню, чтобы к весне не оставалось ни одного дома без должников. Да, Конрад отпускал товары и в долг — конечно, тем, кому мог доверять: либо «до пенсии», привозимой государственным катером вместе с почтой и топливом для маяка, либо «до когда в городе наторгуем», то есть опять-таки до весны. Северная зима сковывала жителей острова, отрезая их от мира и ото всей привычной работы, кроме беспрерывной починки того, что сломалось в хозяйстве, да забоя скота к Рождеству, да долгих пьянок по вечерам. И выпивкой односельчан обеспечивал тот же самый запасливый торговец Конрад.

Нет, о том, чтобы взять желтый катерок, не могло идти и речи. Адам с сомнением смотрел на отцовскую моторку и на третью лодку — которую единственную из всех можно было назвать их с братом собственностью. Синее дюралюминиевое корыто с прикрученным к кормовой стенке мотором; конструкция такая старая, что даже руль не выведен вперед. От брызг и ветра защищает только мутное ветровое стекло. Весла — короткие обрубки, очевидно, предусмотренные «по плану», но никакой практической цели не служащие: да и на что может сгодиться полутораметровая трубка с лопастями шириной чуть больше ладони? Так, для красоты — «мол, все как у настоящего корабля». Паршивая лодка, конечно, зато испытанная. Братья еще мальчишками именно на ней постигали науку кораблевождения, она была знакомой, как старый боевой конь. Лет восемь назад она служила братьям их «пиратским судном» во всех игрищах, а теперь от ее славного прошлого только имя осталось — выведенное рукой Адама белой краской по синему облупившемуся боку: «Арабелла». Так звался знаменитый пиратский корабль в одной книжке, одолженной из небогатой библиотеки мэтра Романа.

— Ну что, возьмем наше корыто или отцовскую посудину? — спросил Адам у брата. Сам для себя он уже знал ответ, но желал стороннего подтверждения.

— Конечно, нашу, — с готовностью отозвался Абель. — Отец и так нас не похвалит за… наши приключения. А если мы еще и на его лодке удерем…

Несмотря на пьяную голову, чувство самосохранения у обоих братьев работало превосходно. И говорило, что с отцом лучше не связываться. Согласно кивнув друг другу, они побросали в «Арабеллу» вещи, Адам осторожно поставил запасную канистру. На самом деле бак был почти полон, но запас бензина никогда не повредит, как и запас пресной воды: два правила, которым приморские дети выучиваются раньше, чем таблице умножения.

Путешествие начиналось не слишком удачно: Абель, забираясь в лодку, больно рассадил колено о шпангоут — сказалось количество выпитого. Адам, который должен был отталкивать моторку от берега, слегка черпнул воды резиновым сапогом, оступившись от неожиданного братского вскрика. Он запрыгнул в лодку, бормоча под нос ругательные названия не меньше десятка болезней, которыми он предлагал переболеть злосчастной «Арабелле». Однако дальше все пошло удачней: моторка, вопреки своему обыкновению, завелась со второго раза (вообще-то она могла и с пятого, и с восьмого — славное прошлое корсаров знавало такие случаи). Но сейчас «Арабелла», очевидно, обиделась и решила показать себя с лучшей стороны.

Регулируя дроссельный клапан, Адам возился у кормы — и Абелю сама собой досталась роль впередсмотрящего. Вот еще одна особенность их старой лодчонки: в ней было трудно плавать в одиночку. Кто-то же должен находиться на носу и смотреть, куда они, собственно, плывут.

Мотор работал стабильно, бормоча и плюясь грязноватой пеной побережья. Пираты стронулись с места с воинственными воплями, и морской ветер ударил Абелю в лицо, делая его смелым и счастливым. Ему даже захотелось загорланить какую-нибудь песню — останавливала только близость деревни, деревни со спящим отцом, обладавшим весьма острым слухом и еще более острым интеллектом. А к тому времени, когда «Арабелла», бурча и кашляя мотором, выбралась наконец из залива, петь уже расхотелось.

Потому что в море оказалось холодно. Как только остров перестал загораживать их от ветра, ветер не замедлил обнаружиться — и был он острым, как осенний, а главное, дул точнехонько в борт моторке.

Заранее решили плыть до берега, на огни деревни, чтобы потом сменить курс и пойти вдоль побережья. А покуда те не покажутся, идти кормой к огню маяка. Красноватая звездочка послушно мигала позади, ориентироваться было легко — а вот все остальное… Волны — уже нешуточные волны, короткие и высокие — ударяли в борта, страшновато раскачивая синюю лодчонку. Абель таращился в темную воду, ничего не в силах разглядеть сквозь мутное стекло — и высунуться тоже не смея, потому что брызги немедленно залепляли лицо.

— Может, галсами? — крикнул он, оборачиваясь к брату, который возился с рулем, почти неразличимый в темноте. Слова Абеля мгновенно подхватил и унес в сторону резкий ветер (хорошо еще, что свитера надели!) — и ему пришлось вытянуться через всю лодку и пнуть брата в лодыжку, чтобы привлечь к себе внимание.

— А? — проревел Адам, оборачиваясь с оскаленными от напряжения зубами. Полоска зубов и белки глаз на миг сверкнули, отражая бледный взгляд луны в прорыв облаков — после чего небо снова сомкнулось, оставляя их в морской колеблющейся темноте.

— Мы так кильнемся!

— А?!

— Может, галсами? Киль-нем-ся!!! Гал-са-ми пойдем!!

— Сам знаю! — и от резкого поворота руля Абель едва не покатился с ног. Последняя серия боковых брызг разбилась о стекло перед его лицом, как вовремя встреченная блоком пощечина.

На время стало легче. Теперь волны били моторку в корму, так сказать, пинками под зад придавая ей скорости. Адам шумно выдохнул, опускаясь на скамью. Абель нашарил фонарь и попробовал светить вперед, во избежание столкновения с каким-нибудь подлым рифом — но свет отражался в стекле, только ухудшая видимость.