Валерий Алексеев - Три юных пажа Страница 4

— Кто на берегу? На каком берегу? — удивился Олег.

— Не кто, а что, — терпеливо и кротко пояснил свой вопрос Сева. — Телефонная кабина, она прямо на берегу?

Олег долго молчал, серьезно глядя на Севу.

— Да, брат Сильвио, — сказал он наконец. — Интеллект у тебя для других целей.

Лутовкин понял, что настал подходящий момент.

— Ну что, ребята? — сказал он, нервно потирая руки. — Чтой-то знобит меня сегодня. Выпьем граммулечку — и ступайте вы по домам. А я себе прилягу.

— Вот, пожалуйста, опять, — проговорил Сева, обращаясь к Олегу. — Я тебе говорю, он плохое задумал. Одного его никак нельзя оставлять.

— Почему нельзя? Можно, — сказал Олег и поднялся во весь свой внушительный рост. — Ежели связать хорошенько — то можно.

Вразвалочку он подошел к Лутовкину, обхватил его своими могучими лапами и, хотя Лутовкин раздраженно сопротивлялся, поднял его и закинул себе на плечо.

Сева понаблюдал, как Лутовкин дрыгает в воздухе ногами, потом молча направился к выходу.

— Э, ты куда? — спросил Олег. — За веревкой?

— Нет, домой позвоню, — сказал Сева. — Надо маму предупредить, чтобы к ужину не ждала.

5

Когда он вышел, возня сразу же прекратилась. Олег поставил Лутовкина на пол, тот с досадой передернул плечами и плюхнулся на диван.

— Ну что ты будешь делать?

— Давно сидит? — вполголоса спросил Олег.

— Да полчаса уже, если не больше, — шепотом отвечал Лутовкин.

— И не понимает?

— И не понимает! — сказал Лутовкин с отчаянием. — Я уж и так, и этак… А напрямую — нельзя. Ты его знаешь.

Олег задумался.

— М-да, накладочка, — сказал он. — Значит, пошел у мадамы отпрашиваться… А может, мадама его призовет?

— Она как раз в форме, — печально промолвил Лутовкин. — По квартире колышется.

— Ну, ничего, — сказал Олег, помолчав. — Я его сейчас вразумлю.

— Нет уж, ты, пожалуйста, не встревай в это дело, — вскинулся Лутовкин. — Знаю я тебя, китобоя. Тут ситуация деликатная, тебе не понять.

— Чистеньким хочешь остаться? — насмешливо спросил Олег. — В желтой рубашоночке, брезгливенький такой? А я, значит, отброс, портянка?

— Ты холостяк, братуля, — миролюбиво ответил Лутовкин. — Это всё в корне меняет. По крайней мере для него.

Олег не любил долго сердиться.

— О-хо-хонюшки. — Он походил по комнате, поколупал ногтем прутик багульника. Вдруг светлые брови его насупились.

— Слушай, — он повернулся к Лутовкину, — ты кошелку мою из прихожей унес? Там две бутылки «Сахры», банка сайры…

Лутовкин раскрыл рот и ничего не ответил.

— Тогда всё, — весело сказал Олег. — Тогда не знаю, как ты будешь вывинчиваться.

Он засмеялся.

— Очень весело, — раздраженно проговорил Лутовкин.

Это рассмешило Олега еще больше. Раскиснув в беззвучном хохоте, он сел на пол.

— А матрёшки-то… — простонал он, плача от смеха.

— Ай, ну тебя к черту! — глядя на него, Лутовкин сам начал сердито смеяться.

— А матрёшки-то… едут, едут… — стонал, хохоча, Олег. — Скоро будут… А у нас тут… всё готово… полный дом экспертов…

— Во юродивый! — нервно смеясь, сказал Лутовкин.

Он поднялся и пошел в смежную комнату. У двери остановился, погрозил Олегу пальцем.

— Ты смотри у меня, без самодеятельности. Я всё образую.

6

Сева появился минут через пять. Увидав Олега сидящим на полу, удивился:

— Что с тобой, дорогой?

Олег не ответил. Он лениво поднялся, снял пиджак, осмотрел его, отряхнул и повесил на спинку стула. Ему было неприятно, что его застали задумчивым. В голове у него так сложилось, раз задумался — значит больной. А думал он, естественно, о жизненном неустрое. Какой-нибудь бразильский капитанишка шлёпает на своей посудине по Амазонке, в двадцать пять наверняка имеет и фазенду, и трехэтажный особняк с гаражом, и катер, и жену с кучей детишек, и пару-тройку надежных слуг. Да Бог с ними, со слугами, можно жить и у нас, вон даже Боборыкин и тот в отдельной квартире тешится с молодою женой. А мы что, меньше об лёд колотились?..

— Ну и что, отпросился у мамульки? — спросил он наконец.

— Мама больна, не забывай, — мягко сказал Сева. — Ей нельзя волноваться. Она опять всю ночь не спала.

— Ну, еще бы, — Олег усмехнулся. — Если днем высыпаться…

Но, заметив, что Сева расстроился, тут же пошел на мировую:

— Впрочем, извини. Это я так.

Посидели, молча глядя друг на друга. Севина мама в этой компании представляла собою объект, говорить о котором вообще нежелательно: тем самым все трое молчаливо признавали, что с нею что-то не так. Однако Олег не всегда мог удержаться, и Сева, помня о «рептилии», это ему прощал. Иногда и мама, человек безупречного ума, ошибалась.

— Я смотрю, ты грандиозное затеял, — сказал наконец Сева. — Буфеты, конфеты… А с чего?

Олег покосился на дверь — Барбуда как будто вымер. Инструкций не поступало, надо было действовать самому.

— Да тут, понимаешь, — небрежно проговорил он, — день рожденьчик небольшой…

— Не болтай, — возразил Сева. — Я ваши дни рождения помню, слава Богу. Небось, корабль свой утопил и страховку теперь пропиваешь.

— Не надо так говорить, Всеволодя, — серьезно сказал Олег. — Мы люди суеверные. А день рождения у одной моей знакомой. Простая общежитская девчонка, встречать негде, не на улице же встречать? С подружкой придет. Ты пойми, Володя, пойми и не осуждай. Жизнь — она ведь не ко всем домашним боком. Вон в Эфиопии что творится… Что ты хмуришься, детка? Что тебе не понравилось?

— Да неудобно, — задумчиво сказал Сева. — Я же не знал…

Он посмотрел на свои захлюстанные штаны, на ноги в черных носках. У Олега в этом смысле было всё в порядке: ботинки его и брюки сверкали такой чистотой, как будто он шел сюда посуху.

— А что тебя гложет? — поинтересовался Олег.

— Без подарка — нехорошо…

— Да, подарок — это, конечно… — Олег выжидающе смотрел на Севу: надо было, чтобы Сева сам пришел к нужному выводу.

Но в это время зажужжал музыкальный звонок — за сегодня уже третий.

— А вот и они, — весело сказал Олег. — Боря, встречай гостей! — громко крикнул он в соседнюю комнату.

— Бегу! — отозвался Лутовкин. И в самом деле затопал по коридору.

— Ничего, — продолжал Олег, — перебьются и без подарка. Они девчонки простые, не протокольные. В общем, свои.

В прихожей послышался шум. Женский голос, довольно резкий, произнес:

— Нет, нет, спасибо, мы сначала в порядок себя приведем. Такая грязь у вас в районе, такая раскисень! Хоть бы встретил кто-нибудь.

Лутовкин что-то сказал в ответ, должно быть, остроумно оправдался, потому что раздался серебристый смех.

Оставив девушек у зеркала, Лутовкин вернулся к друзьям. Встал в дверях, глядя поочередно то на Севу, то на Олега. Вид у него был довольно растрепанный.

— Ну, и куда ты девал новорожденную? — непринужденно спросил Олег. — Сознавайся, старый греховодник.

— Новорожденную? — тупо переспросил Лутовкин. — А…

— Сразу видно женатика, — перебил его Олег, — совсем отвык от светских оборотов речи. Милый Бобик, если есть день рождения, должна быть и новорожденная. Естественный вопрос: куда ты ее подевал? Мы, например, желаем ее поздравить.

— А, ну да, — с облегчением сказал Лутовкин. — Черт! Сейчас подошлю.

И удалился.

— Растерялся Барбуда, — сказал ему вслед Олег. — Слушай, — он повернулся к Севе, — ты только Надюшке не докладывай, что мы тут без нее мероприятие провели. В конце концов это я навязался… со своими василисками. Соображаешь?

— Почему с василисками? — улыбаясь, спросил Сева. — От Василисы или от василисков?

Олег не понял шутки (по правде сказать, довольно натужной) и потому нахмурился.

Так в чинном молчании они подошли к двери и встали по обе стороны, ожидая появления дам.

7

Вошли две девушки: одна поплотнее, светловолосая, в пышном голубом платье (не стоило труда определить, что это у нее резкий голос и серебристый смех), другая в темно-синем, джинсовом, с неправильным свирепым личиком, темные волосы распущены по плечам, на груди черный шелковый бант.

— А вот и мы, — произнесла толстушка. — Добрый вечер, мальчики…

— Целую ручки, целую ручки, — с нерусской галантностью проговорил Олег и в самом деле поцеловал довольно неуклюже подставленные ему руки. — Позвольте представить: мой общий друг Всеволод Корнеев, широко известный как Себастьян Бах, доцент, гарант, эксперт и светлой души человек.

Сева покосился на Олега и шаркнул необутой ногой.

— Меня зовут Женя, — приветливо сказала толстушка, — а это Аля.

— Кого ж из вас можно поздравить? — конфузливо спросил Сева.