Чарльз Мартин - Между нами горы Страница 40

– Когда что?

– Когда у меня появляются мысли, не подобающие вашему врачу.

– Значит, вам не чуждо ничто человеческое?

– Еще как не чуждо!

Она немного помолчала.

– Я ей завидую.

– Вы мне ее напоминаете.

– Как это?

– Ну… физически: вы подтянутая, спортивная, сильная. Наверное, вы могли бы одним ударом свалить меня с ног. – Услышав эти слова, она рассмеялась. – Интеллектуально тоже: мне не хочется с вами спорить. Вы берете быка за рога, а не ходите вокруг да около, смотрите проблеме в лицо. У вас большой запас сил, о чем свидетельствует ваше чувство юмора.

– В чем ее главная слабость?

На этот вопрос мне не хотелось отвечать.

– Ладно, не отвечайте. В чем была ее главная слабость перед вашим расставанием?

– То же, что составляло ее главную силу.

– А именно?

– Любовь ко мне и к нашим близнецам.

– Как это понимать?

– Мы всегда были для нее на первом месте. Она не думала о себе.

– Разве это слабость?

– Бывает и так.

– А вы что предпочли бы?

Я постарался тщательно выбрать слова.

– Я предпочел бы, чтобы она была эгоистичной, как я.

Я поднял с пола кусок фанеры размером в три квадратных фута, стряхнул пыль, положил его ей на колени и поставил сверху коробку с пазлом.

– Видите, что я нашел? Картинки нет, поэтому я не знаю, что требуется собрать, но это вас займет.

Она сняла с коробки крышку и высыпала на фанеру содержимое. Первым делом она выбрала из кучи кусочки с прямыми углами.

– Хотите помочь?

– И не подумаю! Мне смотреть на это месиво и то тошно!

– Не такая уж страшная задача. – Она ловко сортировала элементы хаоса. – Главное – терпение. Рано или поздно все сложится.

Я уставился на горку перед ней.

– А если нет?

Она пожала плечами.

– Обязательно сложится. Возможно, не так, как кажется сначала.

– Мне терпения не хватит.

– Сомневаюсь.

– Нет, благодарю, – ответил я, качая головой.

Из-за непрекращающегося снегопада мы сидели в сером полумраке. Температура воздуха снаружи менялась мало, на окне под коньком нашего «треугольника» наросла паутина изморози.

Меня не радовало, что отек с ноги Эшли не спадал.

– Разрешаю называть меня «громовое бедро», – сказала она[24].

Я вынес наружу наш большой котел, слепил дюжину снежков и поставил котел рядом с ее левой ногой. Потом убрал пазл, свернул полотенце, подложил его ей под колено и принялся массировать снежками место перелома.

Она извивалась, заложив руки за голову.

– Мне это не нравится…

– Потерпите несколько минут. Сейчас нога онемеет, и станет легче.

– Пока что мне совсем невесело.

Я извел уже четыре снежка, а она продолжала стонать. Чтобы отвлечься, Эшли отвернулась к окну. Я занимался ее ногой уже полчаса. За это время нога у нее стала ярко-красной, но опухоль все не спадала.

– Будем повторять это каждый час, хорошо?

Она молча кивнула. Вид у нее был неважнецкий: глаза налились кровью, лицо пылало. Так могла подействовать ванна, но у меня было ощущение, что дело совсем не в этом.

– У вас есть предположения, где мы находимся? – спросила она.

Я развернул карту и показал на крестик, отмечавший наше местоположение.

В следующую минуту в дверь прошмыгнул Наполеон. По дому он шествовал так, словно был здесь полным хозяином. Подойдя к углу матраса, он покружил, улегся, свернулся калачиком, накрыл лапкой мордочку и закрыл глаза. На мордочке еще остались следы кроличьей крови, брюшко наполнилось и округлилось.

– Где он пропадал?

– Завтракал.

– Нам он хоть что-нибудь оставил?

– Я пытался его вразумить, но было уже поздно.

– Неужели вы не могли стянуть у него хотя бы кусочек?

– Представляете, что значит поднести руку к его зубам, когда он ест? – Я покачал головой. – Я остался бы без пальца.

Она погладила ему брюшко.

– Похоже, у него взрывной темперамент. – Она перевела взгляд на меня. – Какой у вас план?

– На сегодня у меня намечена рекогносцировка. А также попытка раздобыть что-нибудь на ужин.

– А потом?

– Потом – ужин. Но нужно дождаться прекращения снегопада.

– А потом?

– Будем есть до тех пор, пока не наедимся. Дальше – сборы и новый марш-бросок.

– Куда пойдем?

– Об этом говорить пока рано. Я буду решать проблемы постепенно.

Она откинула голову и зажмурилась.

– Дайте мне знать, когда все продумаете. Я подожду вас здесь.

Я слепил еще десяток плотных снежков и положил их в отдалении от камина, с другой стороны кресла. Разрезав на полосы одно из шерстяных одеял, я обмотал ими кисти рук и взял лук.

– Если я не вернусь через час, сами начинайте прикладывать лед к ноге. Помните: полчаса со льдом, час отдыха. И не забывайте пить.

– Есть, сэр!

– Я не шучу про полчаса и час.

– Лечащему врачу приходится подчиняться.

– Вот и хорошо.

Я вышел за дверь. Поднялась вьюга, между деревьями возникали снежные завихрения, ветки со стоном наклонялись почти до земли. Я продрался сквозь чащу и залез на бугор за лагерем. Озеро лежало в кольце скал, за которыми начиналась еще одна долина.

Я рассматривал лагерь, думая о том, что люди, бойскауты, должны как-то добраться сюда, на чем-то приехать. Не могли же их просто сбросить с вертолета. Предположим, они пришли пешком или приехали верхом, но где тропы? Если мы действительно находились в заказнике «Эшли», куда разрешалось добираться только на своих двоих или верхом, то не могли сильно углубиться.

Я двинулся на юг и вскоре нашел то, что искал – узкую, петляющую, засыпанную снегом тропу, на которой могли бы разойтись две лошади. Она вела от озера в соседнюю долину через перевал. Понятно, что ребятня с рюкзаками не могла прийти сюда пешком через весь штат. Ногами они миновали бы, наверное, не больше нескольких миль. Разве что это был лагерь для редких «скаутов-орлов», в чем я сильно сомневался: лагерь был слишком велик и предназначался для множества людей.

Я начал мерзнуть. Шерсть грела мои руки лучше, чем джинсовая ткань, но и она пропускала холод. Мне срочно нужно было вернуться к нашему очагу.

Эшли проспала урывками весь день. Я продолжил прикладывать к ее ноге холод. Иногда это ее будило, иногда нет. Сон был сейчас для нее лучшим лекарством. Каждая минута сна превращалась в банковский депозит, подлежавший закрытию после прекращения наших с ней мучений. У меня было ощущение, что их конец уже не за горами.

Ближе к сумеркам, когда серость за окном сменилась на темную мглу, я вернулся с луком туда, где раньше видел следы всевозможной живности. Там я подтянулся на ветке и забрался на осину. Сидеть неподвижно мешал мороз. Когда уже почти совсем стемнело, я заметил углом глаза мелькнувшее белое пятно. Я пригляделся. Движение возобновилось.

Не более чем в пятнадцати ярдах от меня сидело шесть кроликов. Я медленно натянул стрелу, целясь в ближайшего к себе зверька. Сделав мелкий выдох, я нажал спуск. Стрела попала кролику между плеч, и он забился на снегу. Остальные так и остались сидеть, и я послал в них вторую стрелу.

Я торжественно принес в дом две кроличьих тушки на осиновой ветке и подвесил их над огнем.

Эшли складывала на коленях пазл.

– Всего два?

– Я стрелял три раза.

– Ну и?..

– Один удрал.

– Как так?

– Знаете, Лига стрелков и за такой результат присудила бы высший приз.

– Ладно, в порядке исключения я бы не стала с ней спорить.

Я зажарил кролика и даже нашел в чулане соль. Эшли впилась зубами в ножку. С миской супа в одной рукой и с крольчатиной в другой, она улыбнулась до ушей.

– Вы хорошо готовите кролика.

– Спасибо. Пусть хоть кто-то произнесет это волшебное слово.

– Между прочим… – Она неспешно жевала, наслаждаясь вкусом. – Не очень-то похоже на курицу.

– Кто вам сказал, что крольчатина должна быть похожа на курицу?

– Никто. Просто на курицу похоже буквально все. – Наклонив голову, она выбрала небольшую косточку. – Хотя нет, это не так. – Она выбрала кость побольше. – С тех пор, как я с вами связалась, я уже забыла, какой у курицы вкус.

– Спасибо.

Через полчаса между нами стояла тарелка костей и две пустые миски. Мы разлеглись, наслаждаясь чувством сытости. Сильнее всего меня порадовала соль. Я пролил после катастрофы столько пота, так напрягался, что электролиты были нужны моему организму позарез. Пока что вполне можно было довольствоваться чистым натрием.

Эшли указала кивком на коробку с «Монополией» на столе.

– Вы играете?

– Давно не пробовал.

– Я тоже.

Еще через три часа она захватила три четверти доски, стала собственницей всех отелей, а я оказался на пороге банкротства, поскольку был вынужден платить аренду за каждый бросок кубиков.

– Ну вы даете!

– Помню, мы иногда играли в детстве.

– Иногда?

– Даже, пожалуй, часто. – Она бросила кубики. – Так какой у вас план?