Чарльз Мартин - Между нами горы Страница 39

Мы заказали шампанского всем присутствующим, Мэттью поздравил нас своим фирменным яблочным коблером, тающим во рту. Этой вкуснотищи хватило на весь ресторан.

По пути домой ты молчала. У тебя голова шла кругом: детская комната, цвет обоев, вторая колыбель. Все в двух экземплярах. Мы вошли, и ты сбежала в ванную. Через несколько секунд раздался твой зов:

«Милый?»

«Что?»

«Мне нужна твоя помощь».

Войдя, я застал тебя перед зеркалом в трусиках и бюстгальтере, с пузырьком масла с витамином Е в одной руке. Другой рукой ты уперлась себе в бедро. Сунув мне пузырек, ты сказала:

«Твоя задача до Рождества – следить, чтобы я не покрылась растяжками и чтобы живот у меня не отвис до колен. Лей!»

Ты улеглась на кровать, и я вылил весь пузырек тебе на живот.

«Грубиян!» – крикнула ты.

«Просто я пытаюсь умаслить каждый квадратный дюйм».

«Бен Пейн!»

Я обработал тебе живот, спину, ноги, все тело. Ты покачала головой.

«Я чувствую себя поросенком, смазанным салом».

«И запах соответствующий».

Помню, как ты рассмеялась, а я все продолжал тебя растирать.

В общем, повеселились мы на славу.

Через час, а может, через три, ты, уставившись в потолок и забросив ногу на ногу, спросила: «Ты думал об именах?»

«Еще нет. Я еще в шоке».

Ты сложила руки на животе, поменяла ноги и, покачивая одной ногой, сказала:

«Майкл и Ханна».

У меня что-то щелкнуло в голове. Кусочки пазла сложились идеально.

Я улегся ничком, припал губами к твоему тугому животу и зашептал их имена. Ответом мне были пинок и тычок. С этого момента нас стало четверо.

Может быть, это был переломный момент. Если бы я только мог вернуться и начать все сначала, снова купаться в смехе, в тепле, в сумасшедших мыслях о рождении наших детей, в скользком пахучем масле с витамином Е…

Уверен, что былого мне все равно не превзойти.

Глава 34

Наполеон долго не возвращался, и я уже начал беспокоиться. Когда высохла моя одежда, я взял лук, застегнул куртку и вышел. Ветер дул мне в спину, крутил на льду озера снежные буруны. Я свистнул – ничего. Тогда я поднял воротник и стал подниматься по его следам на бугор, нависавший над озером. Судя по зигзагам, Наполеон кого-то преследовал. Идти по его следам было нелегко, снег уже почти полностью их запорошил. Со второго по счету бугра я наконец увидел его на берегу озера, неподвижно лежащего на красном снегу. Подойдя ближе, я убедился, что эту кричащую окраску приобрел не только снег. Я приготовил стрелу и подошел к нему сзади. Услышав меня, он зарычал, но оглянуться не удосужился. Я описал круг, чтобы оказаться в поле его зрения, оглядел заросли вокруг и тихо произнес:

– Привет, дружище, это я. Ты в порядке?

Он перестал рычать, но отказывался выпускать из лап комок пуха – раньше белый, а теперь красный. Я опустился на колени в нескольких футах от него.

Наполеон оказался не пострадавшей, а атаковавшей стороной. Под ним лежали остатки кролика: две лапки и косточки. Я одобрительно покивал.

– Молодчина! Как насчет того, чтобы найти еще парочку и принести в большой дом?

Он покосился на меня, еще немного погрыз, пожевал, фыркнул и стал облизываться.

– Я тебя не осуждаю. Просто я тоже голоден. – Я выпрямился. – Найдешь дорогу обратно?

Решив, что я подобрался слишком близко, он взял в зубы останки кролика и унес подальше.

– Как хочешь.

На обратном пути я успел поразмыслить. Находясь в тепле, сухости, не опасаясь стихии, мы все же нуждались в пище. А еще нужно было как-то отсюда выбираться, причем срочно. Если сильно разбавлять суп, то его хватило бы еще на сутки. Выходило, что мы нашли всего лишь теплую и сухую могилу.

Я возвращался другой дорогой, не по берегу озера. Несколько раз мне попадались лосиные следы. Один лось был, судя по всему, особенно крупным. Набредал я и на следы кроликов. Их ни с кем не спутаешь из-за их прыжков, лосей – потому, что они очень грузные и глубоко проваливаются в снег.

Мне необходимо было практиковаться в стрельбе из лука, но при этом не забывать, что при промахе стрела зароется в снег так глубоко, что ее уже ни за что не найти. Так я быстро израсходую все стрелы.

Я вернулся в наш треугольный дом, разжег камин и проверил, как дела у Эшли. Она расшалилась в воде, как дельфин, и велела мне убираться. Я принес из маленького домика кусок ковра, сложил его несколько раз, прикрепил к скамейке, приделал к ковру бумажную тарелку. В центре тарелки я вырезал дырку размером с монету в 10 центов.

Комната была 40 ярдов в длину, а мне нужно было футов пятнадцать. Я отсчитал шаги, попятился, прочертил носком ботинка черту на пыльном полу. Вставил в лук стрелу, прицелился в мишень, сосчитал до трех и осторожно нажал на спуск, послав стрелу к цели. Стрела вонзилась в тарелку на три дюйма выше дырки. Так же обстоятельно я готовился ко второму выстрелу. Вторая стрела отклонилась чуть правее первой. Результат третьего выстрела был таким же.

Требовалась поправка: я чуть-чуть сместил «глазок» – кружок в прицеле. Стрелять надо было каждый раз с одного и того же места и с одинаковой силой давить на спуск. Во всяком случае, теоретически. Смещая «глазок» вниз, я так же смещал и точку попадания стрелы.

У меня получилось, хотя и не идеально. Я сделал еще одну поправку – и, как оказалось, переборщил. Пришлось приподнимать стрелу. Через полчаса я уже мог попадать с пятнадцати футов в «яблочко». Правда, не всегда: идеально точным получался каждый третий-четвертый выстрел.

Услышав шум, Эшли спросила, в чем дело.

– Я пытаюсь повысить наши шансы на сытный ужин.

Она выстирала свою футболку и нижнее белье и кое-как развесила все это над раковиной. Потом Эшли протянула руки, и я помог ей выбраться из раковины-ванны. Она обернулась полотенцем и подоткнула его на груди, как обычно делают женщины.

– У меня кружится голова.

Она оперлась на меня, чтобы не потерять равновесие, и проговорила с закрытыми глазами:

– Я слышала, что мужчины – рабы своего зрения. Вид голой женщины их возбуждает. А вас?

Я повел ее к камину.

– Я по-прежнему ваш врач.

– Вы уверены? Разве врачи – не люди? – Тут она попала в точку. – Я же почти голая!

Ее руки и ноги исхудали, зато она вымылась и пахла гораздо лучше. Эшли вытерлась, и я позволил ей опираться на меня, как на костыль. Я довел ее до кресла, устройство которого обеспечивало необходимый подъем сломанной ноги и снятие давления. С дровами я переборщил: в доме было слишком жарко. Пришлось приоткрыть дверь, и температура быстро вернулась к норме.

Эшли подняла палец.

– Бен? Вы не ответили на мой вопрос.

– Я не слепой, Эшли. Вы красивая, но не моя. – Я проверил огонь в камине. – И потом, я все еще люблю свою жену.

Она опять подняла палец.

– Я полуголая и не вылезаю из мешка с тех пор, как вы меня в него засунули. Вас я видела обнаженным полдюжины раз. Стоит мне захотеть в туалет, вы тут как тут. Скажите, как вы с этим справляетесь? Вам трудно находиться так близко от меня?

– Честно?

– Честно.

– Нетрудно.

Она как будто удивилась и даже огорчилась.

– Получается, я вас совершенно не волную?

– Я этого не говорил. Вы можете сильно меня взволновать.

– Тогда как вас понимать?

– Все смотрели фильмы о чужих людях, волею судьбы оказавшихся вместе на краю света. В конце концов они, как герои «Офицера и джентльмена»[23] – помните Ричарда Гира в этой роли? – начинают кататься по пляжу, сплетясь в пылких объятиях. Страстная любовь решает все их проблемы. Конец фильма: герои уходят в закат с трясущимися коленками и со слезами на глазах. Но мы с вами в реальной жизни. Я хочу вырваться отсюда и попасть домой. Причем с нетронутым сердцем. Та часть моего сердца, которая нуждается в наполнении, и так полна. Она принадлежит Рейчел. Что бы вы ни делали, этого не изменить.

– Что же, за все время, с самого аэропорта, с катастрофы и до сих пор, вам ни разу не хотелось секса со мной?

– Почему, хотелось.

– Теперь вы меня запутали.

– Одно дело соблазн, другое – поступок. Поймите меня правильно, Эшли. Вы замечательная. Вы необыкновенно хороши собой. У вас тело греческой богини – хотя я бы предпочел, чтобы вы побрили ноги! И мне не сравниться с вами в остроумии. Стоит нам заговорить – и у меня начинает заплетаться язык, я лепечу что-то, как полный болван. И все-таки существует парень по имени Винс, который предпочел бы, чтобы я отнесся к вам определенным образом, и никак иначе. Познакомившись с ним, я могу пожалеть, что оступился. А мне хочется смотреть ему в глаза и ничего не скрывать. Потому что, уж поверьте мне, скрывать что-то бывает нелегко и больно. – И я выразительно посмотрел на нее. – Потом, когда все это останется позади, мы оба пожалеем, если я отнесусь к вам так, а не иначе. Мне хочется не сожалеть о содеянном, оглядываясь назад. – Я нервно сжимал и разжимал пальцы. – Мы с женой расстались из-за одного моего поступка. Можно сказать и иначе: из-за того, чего я не сделал. Теперь мне приходится с этим жить. Секс с вами или с кем-то еще более продлит эту разлуку. Как ни хорош мог бы быть этот секс, боль разлуки он не ослабит. Я стараюсь напоминать себе об этом всякий раз, когда…