Ярослав Питерский - Падшие в небеса Страница 40

— Вам плохо? — прозвучал женский голос. Маленький вздрогнул, нет, не может быть. Старки открыл глаза и с удивлением смотрел на нее! Нет, Не может быть! Черные, как смоль волосы, красиво заколоты на затылке длинной серебряной спицей. Она, как маленькая стрела, пронзила прическу, блестела в лучах закатного солнца. Узкие брови в разлет. Ярко-алые губы не казались пухлыми. Тонкий аккуратный носик и большие, карие глаза.

— Вы боитесь? — красотка сидела напротив и взволнованно смотрела на Андрона. Маленький хотел ответить, но не мог. Слова словно застряли в горле.

— Не надо бояться. Не надо, в этом ведь нет ничего противоестественного? — продолжала девица, как ни в чем не бывало. — Нет. Это нормальный процесс. И от этого никто не застрахован. Люди вообще-то сами себе придумывают разные страшилки. Об этом,… придумывают и верят в них. Андрон проглотил слюну и хрипящим голосом выдавил из себя:

— Вы о чем говорите?

— Я-то, об этом и говорю! Вы вот в своей жизни наверняка такую боль чувствовали и разочарование такое, что все это вам покажется каким-то нелепым недоразумением, а может быть приключением. Так что не бойтесь! Маленькому вдруг стало страшно — его «странная красивая и молодая мечта» сумасшедшая! Она говорит всякий вздор, она говорит какую-то чепуху!

— А к нему надо вам сходить. Надо! Ему тоже плохо! Не верьте его словам, он мучается. Вы, сходите и не бойтесь! Да и вы как то в последнее время все о себе, да о себе. Это не правильно. У вас ведь и внучка есть и сын… Маленький вздрогнул, он открыл глаза и обвел взглядом пустую беседку. Где-то совсем рядом устало чирикал воробей и ворковал голубь. Андрон Кузьмич тяжело дышал. Он понял, что просто задремал… «Нет, нельзя так, нельзя о ней думать, иначе на старости лет можно получить проблему, проблему которую решать уже трудно. Нет! Нельзя, так. Нельзя!» Его внутренние надежды, может быть последние надежды, на общение с людьми другими более молодыми людьми превращаются в такие фантастические, а может даже мистические формы. Его мысли обретают конкретную оболочку и начинают беседовать с ним. Это нормально или нет? Кто может дать четкий ответ, как и что, происходит в уме человека на старости? А может быть у большинства людей, в таком возрасте, происходит именно это, но просто это самое большинство боится признаться окружающим в том, что оно сильно меняется к своему концу? Уж слишком все сложно, он так не привык, все должно быть просто и четко. А тут? Тут слишком закрученные какие-то формы и мысли…

«Но почему именно молодая и красивая девица? Почему такой образ, почему именно эротический типаж?» — мучил себя рассуждениями Маленький. Андрон Кузьмич почувствовал, что ему необходимо с кем-то пообщаться, причем как-то откровенно и жестко. Маленький ощутил внутри неуемное желание говорить правду, свою внутреннюю правду без утаек и уверток. Сказать обязательно вслух, и он даже знал, кому он должен это сказать…

Маленький встал со скамейки и, осмотревшись, собрал газеты. Под сердцем слегка покалывало. Андрон Кузьмич тяжело дышал. Старик пригладил седые волосы и быстрым шагом зашагал к выходу. Он торопился и выстукивал по бетонным плитам каблуками все чаще и чаще, его силуэт растаял в пасмурной дымке.

Зачем человек делает то, заведомо зная, что ему будет стыдно и некомфортно. Делает поступки, от которых самому себе потом будет больно и противно, или, по крайней мере, обидно. Может быть, он делает их специально, что бы проверить свою совесть? Может быть, он так хочет вообще доказать, что совесть это что-то такое непонятное, вроде, как инородная субстанция, которая вроде как привита ему после рождения неизвестным и всесильным «врачом». Совесть, она как определенная и навязанная человеку, функция в организме,… что-то на подобии дополнительной опции в управлении автомобилем, эдакая «антипробуксовочная» система. У кого-то она есть, причем работает безотказно и человек идет напролом, не смотря не на какие гололеды и сугробы жизни, а у кого-то ее нет и, человек безнадежно застрял во лжи, хамстве и цинизме. Совесть — странное слово и понятие. Совесть,… а вообще можно ее оценить в процентах? Покосившись на здание городской больницы, он вдруг поймал себя на мысли, что ему стыдно и страшно. Сердце взволнованно колотилось, во рту стало сухо, но Андрон Кузьмич пересилил себя и сделал шаг вперед. «Я не боюсь его. Нет, мне просто неприятно быть первым и открыть эту чертову дверь, но это надо сделать. Надо потому как я сам себя уважать не стану» — рассуждал он, про себя надевая халат возле приемного отделения. «Нужно расставить все точки над „И“. Тем более Вика она ждет моей помощи» Сестра в отделении приветливо улыбнулась и кивнула Андрону Кузьмичу на дверь палаты. Ему стало смешно над собой, но уже в этот момент никакого волнения в груди Маленького не было, он в одно мгновение стал серьезным.

— Зачем ты опять пришел? — лицо Клюфта было спокойным и даже немного румяным. Андрон Кузьмич внимательно рассматривал лежавшего на кровати человека. Он понял, он подметил, что этот человек изменился, он стал вроде как моложе.

Или ему казалось, что он сталь моложе. Но какая-то печать здоровья и уверенности вновь опустилась на это старческое лицо. Он изменился, Маленький хмыкнул и опустил глаза. Он не хотел смотреть на Клюфта и одновременно говорить с ним. Он хотел говорить с ним, не видя его лица. Так было спокойней, так было надежней и уверенней. Говорить словно с внутренним голосом.

— Ты пришел вновь бередить мне память? Ты, что не понимаешь, мне противно на тебя смотреть, — как-то лениво говорил Клюфт.

— Нет,… ты ждал меня, — проскрипел Маленький.

— Ждал тебя?! С чего ты взял?! Мне, что делать нечего?! Меня кстати, выписывают и, кстати, есть люди, которые обо мне позаботятся, так, что приносить сюда фрукты было не надо, я все равно их есть, не буду…

— Отдай медсестрам. Значит, говоришь, что выписывают…

— Да, но вот зачем я тебе это сказал, не знаю. Ты не вздумай припереться. Я не хочу, что бы мои родные люди видели тебя. Просто не хочу. Начнут вопросы задавать, что я им отвечу?

— А ты скажи правду, скажи. Ведь ты любишь говорить правду?!

— Про тебя? Нет, не буду…

— Почему?…

— Стыдно. Мне за тебя и себя. Стыдно и противно. Правду нужно говорить вовремя, а не через шестьдесят лет. Кому нужна, правда, через шестьдесят лет?

— Странно, что это ты говоришь? А я думал, что, правда, нужна всегда, ты же вроде сам там считал всегда? Ты же чистеньким хочешь быть?!

— Считал, но сейчас передумал. Передумал, не хочу своей правдой делать другим больно. Родным людям. Пусть живут спокойно. Потому как, правда у нас с тобой уж очень страшная и больная! Так что не тревожь меня. А то я…

— А то, что ты? Мстить мне будешь?

— Ну об этом я тебе не скажу но знай одно, не оставишь меня в покое получишь проблему на старости лет.

— Я бы рад оставить тебя в покое… да не могу. Вполз ты опять в мою жизнь. Вполз и собираешься, как я вижу в ней остаться. А мне это тоже не нравиться! — уверенно и медленно сказал Андрон Кузьмич.

— Ты о чем это?! Ты опять?! — разозлился Клюфт. — Вали отсюда сволочь! Маленький довольный улыбнулся. Он был словно рад, что у этого человека была такая реакция на него: «Эмоция,… если есть эмоция, значит уже хорошо и не важно, какая она отрицательная и положительная, человек должен выражать эмоции и лишь тогда можно что-то сделать, а когда человек безразличен, это уже совсем плохо, безразличными бывают лишь трупы. Живые трупы,… да есть такие, и они-то самые опасные, опасные и коварные. Это из-за них происходит все непоправимое и неправильное. Согласные на все и без эмоциональные. И еще животные. Они тоже у них эмоция на уровне инстинкта, на уровне заложенной в уме программы, с ними тоже опасно. Но тут есть эмоции, значит не все потеряно. Не все! Но что я хочу от него, от этого человека, сочувствие, сострадание или участие в моей жизни? Но зачем, зачем мне это надо! Он же совершенный антипод, он мой враг? Зачем мне сочувствие врага?» Маленький закрыл глаза и отвернулся. Он опять сказал куда-то в пустоту, в стену словно сказал сам себе:

— А ты я вижу, можешь быть грубым и жестоким. Можешь. Жизнь все-таки научила тебя быть жестоким, — сказал Андрон Кузьмич. — Но ладно, мы еще подискутируем о нашем прошлом. Я тебе это обещаю. А сейчас я хочу тебе напомнить про свою просьбу. Вернее про нашу с тобой проблему. Про внука твоего. Я вот поэтому и хочу прийти на выписку. Ведь он тут обязательно появиться? Посмотреть на него хочу, кого там моя внучка выбрала?

— Ну, ты и сволочь! У тебя ничего святого нет. Мою жизнь растоптал и внука моего хочешь втянуть в свой омут? Нет, не дам!

— Да пошел ты! Никого я не хочу втягивать! Просто я не хочу, что бы моя любимая внучка страдала вот и все! А до внука твоего мне дела нет!

— Так что же ты хочешь тогда?