Эдуард Лимонов - Палач Страница 41

— Оскар, дорогой, поздравляю, — зашептала у него над ухом Сюзен, — у меня есть для тебя специальный, особый подарок, но я смогу вручить его тебе только через несколько недель. Хорошо?

— Милый Оскар, поздравляю! — Кати поцеловала Оскара прохладными скользкими губами и обняла с другой стороны.

— Что с тобой, ты так похудела, девочка? — Оскар озабоченно оглядел бледную немочь, затянутую в тюремного покроя короткое бесформенное платьице, — суровое неокрашенное полотно пересекали темные поперечные полосы, — может быть, последняя модель Сони Бетти или Армани…

— Готовлюсь к роли в фильме по книге Стива, — кивнула Кати на Барона. — Должна сбросить еще пять паундов. Героиня только что вышла из концентрационного лагеря…

— Бедная крошка! — Оскар признался себе, что в таком виде Кати нравится ему куда больше, чем в своем обычном здоровеньком облике американской модели.

— Приветствую и поздравляю, Оскар, — захлопал его по спине Стив Барон, необычно свежий и подтянутый. — Выглядишь ты сегодня необыкновенно аристократично и таинственно… Как польский принц…

— И как насосавшийся крови вампир… — раздался за спиной Оскара знакомый насмешливый голосок.

Обернувшись, Оскар увидел, что из элевейтора на паркетный пол салона только что ступила Наташка в чьей-то чужой собольей, ни много ни мало, шубе, а рядом с ней стоит… Чарли. В женской одежде.

Первым побуждением Оскара было тотчас выгнать и Наташку за ее злобные штучки, и Чарли. Разгневанный Оскар даже поискал глазами Билла-Бульдога, но в несколько секунд остыл. Побеждают терпеливые, побеждают те, кто умеет сдерживать себя. Ни Наташка, ни Чарли так просто не уйдут. Будут крики, шум, ссора… На своем парти Оскар не может себе этого позволить.

Посему лицо Оскара сделалось приветливым и сладким:

— Наташа! Как мило, что ты пришла! Долорес, Наташа, проходите, девушки…

— Дай я тебя поцелую, новорожденный вампир, — сбросив свою шубу на руки невозмутимого Жозефа, Наташка три раза поцеловала злого и натянутого как струна, но улыбающегося Оскара. — Не злись! — шепнула она Оскару.

— Блядь! — прошипел Оскар. — На хуя ты его привела?

— Я думала, это будет смешно, — прошептала Наташка по-русски. — Ну разве не смешно?..

Оскар болезненно скривился.

— Поздравляю вас, милорд, — кривляется и хохочет Чарли, нависая над Оскаром. Его парик щекочет Оскару лоб.

Выглядит Чарли ужасно вульгарно. Как может выглядеть сорокалетний мужик, в котором шесть футов шесть инчей росту, поставленный на каблуки, одетый в розового цвета платье, в дешевом блондинистом парике до плеч, с карикатурно раскрашенной физиономией?!

Оскару очень стыдно перед его гостями. Однако, осторожно оглядевшись вокруг, он замечает, что толпа весело улыбается, поглядывая на торчащего над залом Чарли-Долорес. Оскар облегченно вздыхает. Очевидно, гости считают, что так все и должно быть. Что присутствие этой накрашенной лошади, явно переодетого мужчины, на парти у элегантного Оскара Худзински — нормальное и запланированное явление. «Будут потом вспоминать, — морщится Оскар, — в основном явление Чарли-Долорес. Был трансвестай!»

Чарли-Долорес сует Оскару охапку роз. Наверняка розы купила Наташка. Розы красивые, на длинных стеблях, и их много. «Может быть, Наташка, истратила на розы последние деньги?» — размышляет Оскар и смягчается. Не зная, что делать с розами, Оскар замечает рядом с собой Анжелику. Ее послали принимать у гостей пальто, и сейчас она, раскрыв рот, смотрит на Чарли-Долорес.

— Возьми их, бэйби, пожалуйста! — Оскар отдает розы Анжелике, и она, погрузив нос в цветы, уходит.

Габриэл, по-видимому, решившая не смущать Оскара, не бросать тень на его независимость, держится как одна из гостей, только время от времени употребляя свою власть, чтобы приказать что-либо слугам. Привлеченная фигурой женщины-гиганта, она в сопровождении неизменного Яцека подходит, заранее приведя свое лицо в состояние застенчивой улыбчивости…

— Здравствуйте здесь, — говорит она.

Оскар еще раз отмечает ее сходство с маленьким коричневым ястребом, висящим над жаркой землей Греции, над растрескавшимися горами, хотя она и не гречанка.

— Габриэл Крониадис, — представляет ее Оскар и, кивая на Яцека: — Яцек Тутор, мой соотечественник. Наташа, Долорес, — указывая на «девушек».

При имени «Крониадис» Чарли-Долорес облизывает губы и моргает. Очевидно, он знает, кто такая Габриэл Крониадис. Следующий взгляд Чарли, брошенный на Оскара, которому Габриэл интимно положила руку на талию, как бы свидетельствуя перед «девушками», что Оскар ее мужчина, преисполнен глубочайшего уважения.

«То-то, урод», — резюмирует Оскар с удовлетворением.

— Какая вы большая! — Габриэл задирает голову, глядя вверх, на лицо Долорес.

— В нашей семье все крупные, — гудит Чарли-Долорес. — Моя мамочка моего роста, а папа даже больше. У нас немецкая, вагнеровская кровь…

— Вам, я думаю, больше, бы подошло имя Брунгильда, — нахально вставляет карликовый Яцек, как бы вызывая гиганта Чарли-Долорес на поединок.

— А вам… Маленький Мук, — ехидно отвечает Чарли, поглядывая вниз на мистера Гутора…

Наташка хохочет, Оскар знает, что ей доставляют необыкновенное удовольствие всякие происшествия, от словесных пикировок и ссор — до драк с пролитием крови.

— Извините нас, мне нужно кое-что сказать Габриэл, — объявляет Оскар. — Габриэл, можно отвлечь твое внимание на пару минут?

Габриэл кивает, и Оскар, обняв за шелк-шифоновую талию, уводит ее в толпу.

— Фу-уф! — Оскар шумно выпускает воздух и отдувается, как после тяжелой физической работы. — Увы, кажется, сюда проникло какое-то количество людей совсем не нашего круга.

Сказав это, Оскар сразу же чувствует, что фраза прозвучала как извинение, и уже сожалеет о сказанном.

— Но они очень все милые, Оскар… — Габриэл смотрит на него насмешливо. — Не будь снобом. Даже Панайотис любил время от времени ходить в дешевые греческие рестораны и смешиваться с простыми людьми. Он говорил, что это его оживляет… А этот «Долорес» — транссэкшуал? — спрашивает она с неподдельным любопытством.

— Трансвестай.

— Знаешь, что сказал мне твой маленький поляк? — Габриэл смеется. — Он спросил меня, могу ли я поцеловать таракана…

Оскар качает головой:

— Как видно, он совсем свихнулся. Я не видел его лет пять, по меньшей мере. Яцек всегда был склонен к… — Оскар задумался на мгновение, — …к натуральному философствованию, но таких вопросиков он не задавал. Бедный парень…

— Ты думаешь, он сумасшедший?

— Не знаю, — пожимает плечами Оскар. — Ты провела с ним больше времени, чем я. Я думаю, мозги у него, да, набекрень, от одиночества, от полного отсутствия секса, от старых польских книг, которые он постоянно читает. Когда-то мне пришлось прожить с ним пару недель. При мне он штудировал «Историю китайской философии», том за томом… Какой нормальный человек в наше время будет изучать Конфуция или Лао-цзы по-польски, в Нью-Йорке?

— Ты знаешь, Оскар, — Габриэл задумалась, — я думаю, он может иметь успех.

— Что? Я тебя не понимаю… — Оскар поглядел на Габриэл с недоумением.

— Я думаю, он может иметь успех в нашем обществе. Он настолько отличается от нормальных людей, что производит впечатление святого, расхаживающего среди нас, чтобы судить нас и учить…

Оскар остолбенело посмотрел на Габриэл и ничего не сказал.

— Да-да, Оскар. Он сказал мне: «Вы все погрязли в грехе. Вы, как свиньи, купаетесь в похоти…» — Лицо Габриэл сделалось серьезным.

Оскар пожал плечами.

— Святой? Мы всегда смеялись над ним, наша компания… Он боялся женщин как огня и, очевидно, всю жизнь промастурбировал. Однажды, напившись, мы хотели насильно заставить его выебать проститутку. Привели девочку, заплатили ей… Но Яцек вырвался и убежал. Сомневаюсь, чтобы он даже один раз в жизни выебал женщину…

— Вот-вот, так себя и должен вести святой, — убежденно сказала Габриэл. — Именно так.

Оскар был счастлив, что появление Женевьев и Сони Бетти прервало их начинающий становиться безумным разговор. Он подумал только, что там, где он видит обычное помешательство неудачника на почве одинокой жизни, отсутствия денег и секса, Габриэл видит святость! Габриэл с ее практическим умом и хваткой бизнес-женщины. Циничная Габриэл! Странно… Однако, вспомнив Габриэл в кое-какие интимные моменты, Оскар подумал, что выражение ее совсем звериного лица в такие отрезки времени также не очень соответствует образу бизнес-миллиардерши. «Бизнес-женщина Габриэл, сексуальный маньяк-мазохист, склонная к мистицизму», — была самая последняя характеристика Габриэл, пришедшая в голову Оскару. На ней он и остановился.