Инесса Ципоркина - Мир без лица. Книга 2 Страница 43

— Здравый смысл — большая ценность в пьяной заварушке, — слышится знакомый насмешливый голос.

С невысокого камня, за которым не спрятаться и собаке, поднимается Мореход. Только что никого на этом камне не было — и на тебе, примите гостя. Видар уже целит в незваного гостя стрелой, но тетива натянута слабо: видно, что Бог Мщения не воспринимает одинокого безоружного человека как угрозу. Ну и зря. Повелитель моря Ид пострашнее любого из местных божков, хотя силу свою никогда не выказывает.

— Мирра ушла, — говорю я. Просто чтобы что-то сказать. В душе у меня стоит горечь, я чувствую ее на языке, я ощущаю ее всем телом, как будто меня окунули в настой полыни.

— Не ушла, — назидательно замечает Мореход, — а сбежала. Или ты думал, что человеческая порода такова, какой описывает себя в героических сагах? Люди умеют думать, а не только башкой стены прошибать, как некоторые… боги. — Тяжелая загорелая рука Морехода берет стрелу Видара за острие и небрежно отводит в сторону. — Кстати, не помешало бы вам у нее поучиться, у вашей предводительницы. Может, тогда бы вы поняли, ЧЕГО она испугалась.

— Смерти, чего ж еще, — ворчит Видар. Ему любопытно, кто перед ним, но он горд и глуп, как все боги. Потому и не задает лишних вопросов — ни нам, ни себе. А стоило бы.

— Думаешь, не в предчувствии смерти дело?

— Нудд, — мягко произносит Мореход, — ты вообще понимаешь, КАК думают смертные о конце пути?

— Наверняка так же, как и мы, — криво ухмыляюсь я. — Если это и произойдет, то не сейчас и не со мной. И только уткнувшись в смерть лбом, осознают: она здесь и по твою душу.

— И когда вы, фэйри, начнете понимать людей вглубь, не тормозя на пороге восприятия? — обреченно вздыхает Мореход. — Хорошо хоть ваша компания смогла сюда попасть, значит, фэйри не безнадежны. А то я уже заждался, когда вы в море Ид пожалуете…

— Ты зачем пришел? — дерзко перебивает его Бог Разочарования. И Бог Тупых Вопросом по совместительству. — Может, сказать чего хотел?

— Хотел, — не моргнув глазом отвечает капитан. — Хотел сказать, зачем вы здесь.

— С альвами поговорить, — протяжно, с наглецой заявляет Видар. — Попросить их не делать того, что они делают. Не ковать цепь Глейпнир и не провоцировать Рагнарёк.

— Альвы? — непонимающе переспрашивает покоритель моря Ид. — Ах, да! Мирра тут насоздавала всякого… сказок начитавшись. Я уж и запутался в ее придумках. Никогда не спрашивал, зачем ей столько монстров, богов, ведьм, фигни всякой? — Мореход смотрит в глаза мне, но ответ опять прилетает из незакрывающейся глотки Видара.

— Это мы-то фигня?! — ошарашенно выдыхает он. — Перворожденные и высшие для тебя фигня?

— Нет никаких перворожденных, второрожденных или третьерожденных, — начинает раздражаться самый умный среди нас. Не я, конечно. — Есть расы, каждая из которых приходит в свой срок и для своей цели. Если раса не отыщет свою цель, она погибает. Всё.

— Гм! — Бог Разочарования, оказывается, умеет думать, а не только нарываться на неприятности. — Получается, что асы не нашли своей цели?

Мореход улыбается Видару. Почти с нежностью. Как добрый, терпеливый учитель — не самому смышленому ученику.

— И не только они. Мирра тоже не нашла своей цели, — заключаю я. — Она сильна, умна и честолюбива. Но ее мир — порождение бесплодных фантазий. О приключениях, в которые она никогда не ввязывалась в реальной жизни. И не потому, что боялась — скучные интриги бывают опаснее захватывающих авантюр. Потому, что не понимала, куда и зачем ее втягивают.

— Странно, что она вообще согласилась сюда придти, — пожимает плечам Мореход. — Я и не рассчитывал на подобную щедрость.

— Зато мы рассчитывали! — морщусь я. — Уж так рассчитывали, словно перед нами не человек, а компьютерный персонаж. Пошлешь на смерть — идет. Вырубаешь — приходит в себя. Пугаешь — не боится. Доигрались, братие и сестрие. Система слетела, игра обнулилась.

— Где она теперь? Что с ней? — с непонятным для меня беспокойством спрашивает Видар. — Я не понимаю, что ты говоришь, — злой взгляд в мою сторону, — но это что-то очень плохое, да?

— Это не плохое и не хорошее, это закономерное, — отрицательно качает головой наш бесценный эксперт по человеческой психике. — Мирра и сама не знает, что весь ее мир родился из детства, которого не было. Девочке казалось, что она очень быстро повзрослела, а на самом деле — быстро притворилась взрослой. В мире людей не принято слишком долго играть в куклы — ну, в богов и монстров, если хочешь, — Мореход посылает Богу Разочарования ободряющую улыбку. — И Мирра надела маску, которую ей протягивала реальность.

— А что делать нам? — гудит голос Мамы, молчаливо слушавшей наш путаный диалог. — Ждать здесь? Идти внутрь?

— Как думаешь, зачем вы ей нужны? — мягким, чуть печальным голосом произносит Мореход.

— Мы — женская сила, которая ей нужна, — понимающе улыбается Мама. Первый раз вижу, как она улыбается. — Ее мир грустен и зол. Она — другая.

— Значит, она пыталась нами защититься, — заключает Видар. — Женской силой, воинской силой, силой любви, — он хмуро смотрит на меня. — Вот только она в нас не верит. Ей кажется, что не мы ее защищаем, а она — нас. Что мы слабаки и нас распнут любые тролли. Не говоря уже об альвах…

— Это моя вина, — бесстрастно сообщаю я. — Из-за моей нерешительности она все брала на себя и в конце концов сломалась. Я думал, ей нужно очень много свободы, и не допер, что свободы тоже может быть СЛИШКОМ много.

— Исправляй, а? — хором произносят Мама и Видар. Против такого единодушия не попрешь.

И я с мрачной рожей оборачиваюсь к Мореходу. А тот улыбается мне своей древней, как само мироздание, насмешливо-снисходительной улыбкой.

Я сижу на кухне. На своей кухне, среди любимых безделушек и разновеликих шкафчиков, собственноручно выкрашенных в серо-голубой и искусственно состаренных, чтобы было похоже на сельский дом, вокруг которого лес и поле. Шкафчики гордо демонстрируют царапины и трещинки, любовно нанесенные шпателем дизайнера, а не сотнями неосторожных рук. Имитируют долгую жизнь в гостеприимном доме. Совсем как я в своих дизайнерски состаренных мечтах — имитировала себе, имитировала древний, густонаселенный мир, который все знает, со всем справляется… А он возьми да раскройся настежь, да покажи мне свою безнадежно пластиковую изнанку. И стало видно, что он младше меня и совершенно не понимает, что с нами обоими происходит.

Мои до мелочи продуманные миры похожи на запертую комнату, забитую игрушками. Игрушками, которыми никто никогда не станет играть. Потому что надо быть умнее, надо быть практичнее, надо адаптироваться к действительности, а не бегать от нее… по волнам моря Ид. А твоим смешным девчоночьим тайнам пора умереть — тихо и безропотно, как умирают оставленные на солнцепеке без воды цветы и птицы.

И ведь не жалко нисколько! Было. Если бы мне… а сколько времени прошло с момента, как я увидела свою «сестру из Ростова»? Дни? Часы? Сон длится минуты три, вся история вселенной поместится в эти минуты, а уж несколько дней блужданий по Мидгарду-Утгарду — и подавно. Словом, если бы до встречи с сильфом мне предложили закрыть комнату с игрушками на три оборота ключа и идти путем сукиной дочки, не склонной к пустым мечтаниям… Да сделайте такое одолжение! Мидгард и Утгард земного мира не намного опасней выдуманных, на их территории экстрима всем хватит. К чему отвлекаться на фантастические берега, притягательные, но недостижимые?

Но я же достигла небывалых берегов, карту которых видела на внутренней стороне век! Я погрузилась в загадки, порожденные подсознанием втайне от разума. Я не решила ни одной, потому что загадки оказались мучительными. И разум запретил мне рисковать собой. Трусиха ли я, отказавшаяся от прозрения? Умница, остановившаяся вовремя? Слепая, не разглядевшая сокровищ в темной пещере Али-бабы? Да какого черта!

Раздраженно встаю и топаю в ванную. У меня такое чувство, что мое реальное тело не мылось в горячей воде невесть сколько дней. Хотя оно и не посещало островов моря Ид. Оно, наверное, на автопилоте пришло домой из странной квартиры, где невиданные существа загипнотизировали меня и увели с собой мою душу, село у окна на табуретку и тихо-тихо просидело до вечера, глядя в окно на зеленеющие дворы, отмечая признаки угасания лета, все еще полновесного, знойного, удушающего.

Теперь это тело нужно хорошенько вымыть, распарить усталые от спанья на сене и на земле кости, накормить человеческой пищей, уверить, что оно никогда не носило средневековых платьев, синих, словно надвигающаяся летняя ночь… А это еще кто?

В моей ванне сидит синий, как та самая летняя ночь, мужик. И смотрит на свои колени, между которыми медленно и как-то неохотно лопается соединительная пленка, как будто раньше они были сращены в… Да это же фомор! Он похож на приятелей Нудда. Но я его не знаю.