Алексей Иванов - Message: Чусовая Страница 44

На этом месте Трифон прожил около 9 лет (в источниках и Житии — разночтения). Среди местных жителей он прославился исцелениями, и поток паломников к нему с каждым годом возрастал. Для них Трифон построил часовню, в которой находился особо почитаемый образ святой Софии, а потом — церковь Успения Божьей Матери. По легенде, от молитвы Трифона в 1573 году сибирский царевич Маметкул повернул прочь, не дойдя четыре версты до Чусовского Городка. Видимо, Трифон служил молебен для уходящей в Сибирь дружины Ермака. Но судьба не давала Трифону покоя.

Расчищая огнём землю под пахоту, он недоглядел, и огонь уничтожил весь запас дров для соляных варниц. Разъярённые крестьяне сбросили Трифона с горы. Якобы на том месте, где он упал (или откуда его сбросили), сейчас стоит Успенская церковь села Успенка. Но Трифон после падения остался жив. Увидев это, крестьяне погнались за ним. Трифон заскочил в лодку и оттолкнулся от берега. С лодки и прозвучало проклятие Трифона жителям села Успенка: «Место свято, люди кляты!» (Жителей села и сейчас иногда называют «проклянёнышами».) С божьей помощью Трифон без весла и паруса переплыл Чусовую и причалил к берегу Чусовского (Нижнего) Городка.

Но Максим Строганов за спалённые дрова не помиловал Трифона, а — «гневом зело окоснев» — велел посадить его на цепь в яму. Трифон тотчас предрёк Строганову, что и самому ему скоро сидеть так же. И действительно: через четыре дня явились московские гонцы и посадили Максима Яковлевича на цепь рядом с Трифоном.

Дело в том, что на Максима Строганова наложил опалу Иван Грозный, получив донос — «ябеду» — чердынского воеводы Пелепелицына. В своё время на Волге Пелепелицын пострадал от атамана Ивана Кольцо. Когда Пелепелицын узнал, что Максим Строганов снабдил Кольцо припасами в Сибирь вместе с Ермаком, а не заковал «в железа» как разбойника, он и написал донос в Москву. (А что Максиму оставалось делать, если Кольцо кричал: «Возьмём тебя, мужик, и растерзаем по клоку!»?) «Опальная» грамота Ивана Грозного датируется 16 ноября 1582 года.

Максим, оказавшись рядом с Трифоном, тотчас велел снять с подвижника кандалы, а у Трифона попросил помолиться об его освобождении, но — покинуть его вотчины навсегда. И Трифон, получив свободу, вынужден был уйти с Чусовой. После себя он оставил на Чусовой своего ученика Иоанна. А Максим сидел в оковах, видимо, до лета 1583 года, пока в Москву не явилось знаменитое Ермаково посольство Ивана Кольцо, чтобы царю «Сибирью поклониться». Царь в награду простил вcex: и казаков, и Максима Строганова.

Трифон же через Орёл-городок, Чердынь и Кай-городок ушёл на вятские земли, где тогда ещё не было ни одного монастыря. По Житию, он появился там в январе 1579 года. На Вятке Трифон основал Слободской Богоявленский и Хлыновский (Вятский) Успенский монастыри. (Хлыновский Успенский Трифонов монастырь стал первой резиденцией Вятских и Великопермских епископов.) Трифон много странствовал, не прекращая своей кипучей деятельности, — побывал в Казани, в Москве, в Сольвычегодске у Никиты Строганова (с которым тоже ссорился, но потом помирился), на Соловецких островах. Он собирал на свой монастырь милостыню, поклонялся святым местам и общался с церковными иерархами. Однако Трифон оставался всё таким же невезучим, и в конце концов его из собственного монастыря «выжил» его ученик и «ставленник» Иона Мамин, более склонный к винопитию, чем к подвижничеству. (Есть предположение, что «гнев» Мамина — выдумка, а изгнание Трифона — это церковная кара за то, что именно он опрометчиво постриг в монахи тогда никому ещё не известного Григория Отрепьева.) Какое-то время Трифон подвизался в монастыре в Коряжме, потом вернулся на Вятку. Умер он в 1612 году в возрасте 62 лет.

Канонизация преподобного Трифона Вятского состоялась 2 августа 1690 года.

Трифон Вятский принадлежит к частому на Руси типу вечно беспокойных людей, людей мятущихся, отважных и сильных духом. Нашёл ли он истину, которую искал, — неизвестно, но покоя обрести таким людям не суждено. Он мог стать великим путешественником, как Афанасий Никитин, или великим разбойником, как Стенька Разин, или народным героем, как Ермак. Волею судьбы он стал монахом, но и в монашестве он достиг вершины, поэтому русская церковь почитает его святым.

«…ДУШОЮ ВЕЛИКОЙ»

«…Роду безвестного, но душою великой», — сказал о Ермаке русский историк Карамзин.

И вправду, рода он был безвестного. До его появления у Строгановых мы о нём ничего не знаем. Черепановская летопись утверждает, что дед Ермака Афанасий Григорьевич Аленин был суздалец, пособник муромских разбойников, и умер в тюрьме. Сын Афанасия Григорьевича Тимофей, спасаясь от гнева властей, ушёл жить в дальние строгановские вотчины на реку Чусовую, а внук — Василий, будущий атаман, — водил строгановские струги по Каме и Волге. (Впрочем, может быть, Ермака звали и не Василий. Называют и другие имена — Ермолай, Герман, Ермил, Еремей и тому подобное.) Но по какой-то причине Василию Аленину пришлось круто переменить жизнь, бежать с Чусовой — и он становится атаманом волжских разбойников по прозвищу Ермак.

«Ермаком» назывался артельный котёл. По преданию, атаман приказывал после набега всё награбленное складывать в котёл, а потом делить на всех поровну — за это и получил такое прозвище. Там, на Волге, Ермак и сошёлся со своими будущими сподвижниками — казацкими атаманами Иваном Кольцо, Богданом Брязгой, Никитой Паном, Саввой Болдырем, Черкасом Александровым, Матвеем Мещеряком, Яковом Михайловым.

Впрочем, о прозвище «Ермак» есть и другие версии. Писатель Валентин Распутин в очерке «Тобольск» пишет: «Вот и сам Ермак — не было в святцах такого имени, стало быть, кличка. Но откуда она взялась — от созвучия ли с именем, или действительно от артельного котла, называвшегося ермаком, когда будто в молодости кашеварил в волжской ватаге будущий завоеватель Сибири, или откуда-то ещё. Кажется, никто не оспаривает, что в поход он шёл Ермаком. Но в татарском языке есть это слово, означающее прорыв, проран. И если согласиться с историком прошлого века Павлом Небольсиным, что Ермак и прежде своего звёздного прорыва бывал на Чусовой и знал пути в Зауралье, не мог ли он в таком случае сталкиваться с татарами в коротких набегах раньше и получить свою кличку от них за военную удаль?»

Волжская вольница долго испытывала терпение Ивана Грозного, и наконец это терпение лопнуло. Казаки бесшабашно разграбили и перебили ногайское посольство, подкараулив его возле устья реки Самары. С посольством был посланник Пелепелицын, который сумел спастись чудом. Но царь в досаде «сорвал сердце» на злосчастном Пелепелицыне и сослал его воеводой в глухую Чердынь. Всех казаков, участвовавших в той резне, Иван Грозный скопом заочно приговорил к смерти. (Впрочем, имя Ермака тогда не было названо.) Чтобы покарать казаков, царь послал на Волгу орлёные полки грозного воеводы Ивана Мурашкина. По Волге поплыли плоты с виселицами, на которых качались изловленные казаки.

В это время строгановским городкам страшные бедствия причиняли набеги сибирских татар и их данников — вогульских князей.

Сибирским ханством управляли татары враждующих династий Шейбанидов и Тайбугинов. Татары были пришлым народом, чуждым местным жителям — вогулам и остякам. Власть их держалась только на саблях воинских отрядов.

Шейбаниды были потомками Шыбана, пятого сына Джучи-хана. Менее знатную династию Тайбугинов основал хан Кызыл-Тын. Шейбаниды правили Восточным улусом развалившейся Золотой Орды. Их столицей стала Бухара. Тайбугины (хан Он-Сон и его сын хан Иртышак) перенесли свою столицу из Чинги-Туры (Тюмени) в Искер, основанный на Иртыше местными жителями ещё в XI–XII веках. Тайбугин хан Махмет в 1495 году убил хана Ибака (кстати, сам Ибак убил хана Ахмата, который в 1480 году проиграл Ивану III «стояние на Угре») и тем самым «отложил» Сибирское ханство и от Шейбанидов (Бухары), и от Казани. Последними Тайбугинами стали ханы Едигер и Бек-Булат, вместе управлявшие своим государством из Искера. Едигер, боясь хана Кучума, Шейбанида, в 1556 году признал себя подданным Ивана Грозного. Ставленник бухарского хана Абдаллаха II (Шейбанида) хан Кучум в 1663 году сверг Едигера и «отложил» Сибирское ханство от Руси. Едигера и его советников, перебив им железными палками позвоночники, бросили на съедение дикому зверью живьём. Русского посланника Кучум велел убить и отослать труп в Москву, а русскому царю Кучум передал, что если тот хочет с ним жить в мире как с равным себе правителем, то Кучум будет жить с русским царём в мире, а хочет русский царь воевать — Кучум будет воевать.

Естественно, что Чусовую Кучум считал своей вотчиной, не признавая никаких Строгановых, и собирал дань с чусовских вогулов, а для защиты своего права на сбор дани постоянно отправлял своих военачальников в набеги на строгановские городки.