Владимир Максимов - Не оглядывайся назад!.. Страница 44

В такие минуты я молча гладил её по волосам и действительно чувствовал себя её старшим братом, которым быть не желал. Мне хотелось совсем другого – наклониться и поцеловать Синильгу в её полуоткрытые пухлые детские губы…

Однако поцеловались мы с ней за те три дня, что я пробыл в Токме, только однажды. Да и то – прилюдно. Когда за мной прилетел вертолёт.

– Скорей, скорей! – поторапливал лётчик, а я всё никак не мог выпустить из своих рук теплые ладони Синильги, вышедшей на крыльцо проводить меня. Мне казалось, что стоит только мне разжать пальцы, и её руки вспорхнут ввысь, как вольные птицы.

– Иди, – высвободилась она. И, привстав на цыпочки, очень нежно поцеловала меня.

– Не боишься, что тебе за такое «кино» все косточки потом перемоют? – спросил я её, кивнув головой на зевак. Ребятишек и женщин, пришедших поглазеть на такой редкий в их краях вертолёт.

– Меня и так уже, наверное, всю перемыли за эти три дня, – спокойно ответила она. – К счастью, я совершеннолетняя, и сама могу решать любые проблемы. Иди… – ещё раз сказала она и слегка подтолкнула меня в спину. – И не оборачивайся, пожалуйста, а то я при всех разревусь. А это будет совсем уж некстати».

Девушка стояла у окна и неотрывно смотрела на Татарский пролив. Кажется, она не заметила моего появления в библиотеке. Когда я подошёл ближе, библиотекарша медленно, словно нехотя, обернулась, и я увидел, до чего она красива! Необычайною, нездешней красотой. «Лица своим необщим выраженьем…», как говорил Баратынский. «Даже слишком красива, чтобы можно было рассчитывать хоть на какой-то успех…» – определил я свои шансы.

Её изящная рука лежала на спинке стула, вплотную придвинутого к небольшому полированному однотумбовому столу.

«Библиотекарши рука была, как бабочка, легка…» – сразу припомнились мне стихи знакомого поэта от одного только взгляда на её невесомую кисть и, казалось, почти насквозь просвечивающие красивые пальцы.

Сбоку от окна, у которого она стояла, до самого угла довольно просторной комнаты, оклеенной синенькими, давно выцветшими обоями, с белыми невзрачными цветочками, простирались самодельные, добротные – из толстых, хорошо оструганных досок – полки с книгами.

– Вы ко мне? – спросила девушка очень приятным низким голосом.

– Если вы хозяйка здешних сокровищ: раритетов, фолиантов и всего прочего, а не случайно залетевшая в эти края Фея, то – к вам, – попытался я блеснуть остроумием, выпалив всё это как можно непринуждённее.

Девушка улыбнулась и, слегка растерянно от моего лобового комплимента, ответила:

– За Фею, конечно, спасибо, а спрашиваю я потому, что ко мне в библиотеку частенько забредают по ошибке. Видимо, потому, что магазин по соседству… Да и читателей своих я наперечёт знаю. А вот вас вижу впервые.

Она села на свой стул, указав мне на второй, стоящий у стола напротив.

«Да, родимый, – пожалел я себя, – такие «крепости» с наскоку не берутся. Здесь нужна длительная и упорная осада, на которую у тебя, увы, совсем нет времени. Разве что Удача подсобит, а так – нечего попусту и красноречие тратить…»

– Вы у меня первый посетитель за два рабочих дня этой недели, – с едва заметной грустинкой сказала библиотекарша.

«В такой глуши – такое сокровище! – никак не унималось моё воображение. – А может быть, именно в глуши настоящие самородки только ещё и встречаются!» – вновь искренне восхитился я ею.

– Сейчас так мало, к сожалению, читают. Предпочитая, очевидно, тупеть у телевизора, который, подобно вирусу гриппа, проник повсюду, – закончила она. – Боюсь, что моя профессия скоро тоже станет раритетом, ибо она уже и сейчас похожа на какой-нибудь стремительно вымирающий вид. Ой, извините, я совсем вас заболтала. Просто, когда целыми днями ни с кем не разговариваешь…

Она не закончила фразу. Взяла из картонной коробочки, которая стояла на столе рядом с раскрытой книгой, чистую карточку читателя и собрались её заполнить.

– Что вы читаете? – спросил я, указав на раскрытую книгу.

– «Сто лет одиночества» Маркеса.

– А вам что, своего не хватает, что вы его ещё у Маркеса заимствуете? – пошёл я в разведку боем, а про себя подумал: «Совсем плохи твои дела, дружище. При такой красоте – она ещё и умна. Чрезвычайно редкое сочетание. Окончательный диагноз, Игорь Владимирович, для тебя один – полная безнадёга».

Девушка о чём-то раздумывала, не торопясь с ответом. И я, чтобы хоть немного развеять её, с улыбкой продолжил:

– К счастью, нам с вами, я думаю, такое не грозит.

– Что? Одиночество? – будто очнулась она от своих мыслей.

– Ну да… Во всяком случае, такое затяжное. Ведь вряд ли мы проживём сто лет. Разве что на пару, – снова попытался я нащупать какие-то невидимые нити её настроения. – Но вдвоём – это уже не одиночество, не так ли?

– Какой-то весьма пессимистический у вас прогноз, молодой человек, – оживилась девушка. – Я имею в виду – насчёт собственных сроков. Мои родители, например, только вместе почти уже пятьдесят лет прожили… Я у них поздний, и, наверное, поэтому, самый любимый ребёнок. Мои братья и сёстры много старше меня…

– А где живут ваши родители? Небось на юге, в благодатном климате?.. Как говорил один мой школьный приятель, пересказывая наизусть на уроке литературы монолог Павки Корчагина из книги Островского «Как закалялась сталь», может быть, неосознанно, слегка исправив его по собственному разумению: «Жизнь даётся человеку один раз, и прожить её надо… в Крыму».

Девушка искренне рассмеялась и от этого стала как будто более понятной.

«Плюс один», – отметил я про себя.

– Нет, мои родители живут не в Крыму. И даже – не на юге, а на востоке. В Бурятии, в Улан-Удэ. Слыхали о таком городе? Три моих брата и три сестры – уже самостоятельные люди и давно разъехались по свету кто куда. Может быть, потому родители с такой неохотой и меня отпускали сюда. Я ведь в Гроссевичи попала по распределению, на три года, после института культуры…

«Значит, она чуть старше меня. На год или два», – подсчитал я в уме, а вслух ни с того ни с сего, неожиданно даже для самого себя, продекламировал:

– Вы были старше, на год или два. Сравнялся с вами в росте я едва… Но вы меня почти не замечали и редкою улыбкой награждали мои попытки быть вам интересным. Я был для вас – лишь мальчиком прелестным…

Честно говоря, я не знал, как она отреагирует на этот мой «кавалерийский» наскок с декламацией, не покажется ли он ей вычурным или даже пошлым? Извиняло меня, во всяком случае, в своих собственных глазах только то, что я очень хотел ей понравиться. А как? Я этого не знал.

– Это ваши стихи? – заинтересованно спросила девушка.

Мне так хотелось сказать, что мои. Но я всё-таки сказал правду, назвав имя автора.

– Не знаю такого, – растерянно произнесла она. – Он откуда?

– Из Ангарска.

– Город такой знаю. Я даже там была как-то у дальних родственников. Это недалеко от Иркутска… – как домашнее задание на уроке географии отчеканила девушка.

– А ещё что-нибудь, его же, можете прочесть? – попросила она.

– Ну вот, как он, например, написал об Ангарске.

Я прочёл ей наизусть небольшое стихотворение, которое заканчивалось так: «Две реки: Ангара и Китой – Две руки, в их кольце город мой…»

– Хорошие стихи. Свежие какие-то. А вы что, с ним знакомы?

– Да. И даже приятельствуем, – прихвастнул я. Но прихвастнул лишь самую малость, потому что довольно близко был знаком с этим поэтом. А добрыми приятелями мы не стали главным образом из-за того, что поразившая меня чистота его поэтических строк совсем не соответствовала той грязи, которую он любил в жизни и к которой постоянно стремился. В чём я не раз наглядно убеждался, когда познакомился с ним поближе…

«Похоже, я начинаю набирать очки, – радостно отметил я про себя. – Теперь, как в песне Высоцкого: «Вперёд и вверх, а там…»

Что будет «там» и где это «там» – я не знал.

Красивым каллиграфическим почерком библиотекарша стала заполнять на меня, «как положено», «карточку читателя», задавая обязательные при этом вопросы…

«Аккуратистка! Значит, и в доме и в душе у неё, судя по идеально ровному, спокойному почерку, полный покой и порядок».

Заполнив карточку, она спросила:

– Что вы хотите…

Я не дал ей закончить фразу и, пуская своего невидимого скакуна в неистовый галоп, сказал:

– Хочу вам понравиться, но не знаю как! Ещё хочу знать как ваше имя! Вы ведь теперь знаете моё.

– Меня зовут Римма, – изучающее глядя на меня, после секундной паузы, отозвалась она, словно вдруг отдалившись на значительное расстояние. – Родители так назвали, в честь «Вечного города» – Рима. Они у меня музыканты. Всю страну объездили с гастролями Бурятского театра оперы и балета. Почти во всех республиках побывали: в Казахстане, Узбекистане, Латвии… Кое-где и за границей выступали. Труппа театра очень сильная. И по танцам и по голосам. Одна Лариса Сахьянова чего стоит. Прекрасная балерина! Или – знаменитый бас Лхасараб Линховоин… – Римма всё дальше и дальше уходила от меня куда-то в сторону.