Юлия Миронова - Переводы с языка дельфинов Страница 5

Алина пошла в спальню, хотела было возмутиться, что Сема совсем ей не помог этой бешеной ночью, но почувствовала, что сил для скандала совсем не осталось. Она взяла мужнины сигареты и вышла на лоджию. Ночной город с высоты седьмого этажа поразил ее. Свежий воздух, далекие отблески фонарей. Ночь казалась отстраненной и бесконечной. Она закурила и, закашлявшись, кинула сигарету вниз, наблюдая за полетом тлеющего красного светлячка. Раньше она так любила ночь! Сидеть не могла на месте, ей нужно было куда-то ехать. И плевать, что завтра на работу! Если Сема не мог, она брала с собой Анастасию. Еще с институтских времен подружка не могла ей отказать в совместных танцульках. Жаркие ночи студенческой молодости они протанцевали в ночных клубах, очередная авантюра забрасывала их то в «Тоннель» с капающими трубами, то на роскошный танцпол «Луны». Ночь — это время без правил, полная свобода и сюрпризы. Как случилось, что теперь она думает только о том, чтобы лечь спать пораньше? Разве теперь у нее впереди только радикулит и раздутые вены? Нет, она не должна так жить, она должна вернуть эту ночь, этот счастливый воздушный полет над миром. Она позвонит Стасе, и завтра же они пойдут танцевать.

Но назавтра Стася не могла пойти, а ночью, ровно в полночь, Вова снова заорал благим матом, и не было никакой возможности его успокоить или хотя бы разбудить. Алина просидела с ним два часа на крышке унитаза, укачивая под шум льющейся из крана воды, пока Вова не забылся сном, вздрагивая и всхлипывая. Семен не проснулся.

Затея с танцами была отложена на неопределенное время и погребена под толстым ворохом каторжных материнских и семейных проблем, как и все прежние ее девические увлечения, которые Алина пыталась вернуть в свою теперешнюю жизнь.

Та пятница потом вспоминалась Алине как сплошной кошмар. Прежде всего Семен, на которого рассчитывала Алина, ранним утром уехал на какую-то лицензионную комиссию. Она собирала Вову в садик, и он, в который раз, отвоевал свое право надеть меховые зимние ботинки, хотя за окном светило яркое апрельское солнце. Сад у них был самый простой, по месту жительства. Странный выбор для Алины, желающей всегда всего самого лучшего. Но, во-первых, сад был в соседнем дворе, близко водить, к тому же в саду был даже бассейн, а во-вторых, хорошая репутация этого дошкольного учреждения перевешивала сомнения.

Вова никогда не скандалил по дороге в сад. Молча шел, просунув ладошку в Алинину руку, не глядя по сторонам. Только приближаясь к садику, вырывал руку и, переваливаясь, бежал к калитке.

Сегодня все было как обычно. Алина прибавила шагу, спеша за убежавшим в коридор сыном. В нос ударил запах подгорелого молока. Вова стоял возле шкафчика с одеждой и выжидательно смотрел на него. На вошедшую мать он даже не обернулся. Алина привычным порядком раздела его, торопливо запихнула зимние ботинки в шкафчик и повела Вову в группу. Воспитательницы обычно ничего не рассказывали ей. Алина спрашивала их: «Как, все в порядке?» Они неизменно отделывались стандартными жалобами: плохо ест, не хочет лепить. Алина удовлетворялась этими ответами, так как ел он и дома плохо, а лепить — вот глупость какая! Зачем это вообще нужно? Это же ясли, что уж такого может вылепить маленький ребенок?

Однако сегодня новая воспитательница, веселая толстая тетка, с разваливающимися химическими кудрями, дала ей полный отчет:

— С детьми не играет! Вообще не играет. Только сидит тихо в углу с машинкой. Я никак пойму, почему раньше никто не обратил на это ваше внимание! Зову — не отзывается. Команды мои не выполняет. Вчера всю прогулку сыпал песок из руки струйкой. Все время! Все полтора часа! Вы слышите? Я сообщила главной медсестре. Вы должны проверить слух и сходить к невропатологу. Принесите справку, что ребенок здоров и может посещать детский сад.

Алина растерялась от словесной атаки добродушной воспитательницы. Она повела в воздухе рукой, как будто пытаясь отмахнуться от мухи, и, запинаясь, ответила:

— Да, я, конечно… вот как раз сегодня к врачу идем. По поводу речи.

— Ах, сегодня? Отлично. А во сколько?

— В два часа.

— Так, тогда забирайте его в двенадцать. Потому что посреди сна дневного будить нельзя. Да и у него еще голосище! Вчера пытались его на горшок посадить — две соседние группы сбежались. Ни к чему мне, чтоб он все ясли перебудил, труба иерихонская!

Алина кивнула и поспешила ретироваться. Вообще-то она была бойкая, за словом в карман не лезла и поначалу все советы по поводу Вовы смело отправляла в лес вместе с советчиками. Однако последнее время какая-то такая тоска, даже не тоска, а какое-то предчувствие брало ее за горло, да так, что она терялась, тушевалась и мямлила в ответ что-то невнятное.

Алина побрела домой, мысленно перебирая предъявленные воспитательницей жалобы.

Не играет с детьми. Ну так ведь это их воспитательская обязанность — увлечь детей, чтоб играли. Конечно, группа большая, он мальчик тихий, вот и забросили его.

Песочек сыплет. Ну так концентрация хорошая. Разве лучше было бы, чтоб он носился туда-сюда и орал как бешеный? Хотя, конечно, орет Вова знатно. Характер у него такой.

На имя не отзывается. Это да. Это она замечала и дома, но списывала это на его погруженность в занятия или на хитрость. А может, и правда что-то со слухом? Ладно, вот сегодня логопед все и расскажет!

Подходя к подъезду, она увидела консьержку, радостно машущую рукой. Рядом стояла молоденькая девушка в милицейской форме.

— Да вот же она, Зубова! — энергично показала консьержка на Алину. — А мы вам звоним, звоним.

— Инспектор по делам несовершеннолетних, Марина Чибур. Вы Зубова Алина Ивановна?

Алина автоматически кивнула и невольно удивилась: такая молодая, а уже инспектор. Совсем девочка, только косичек не хватает, не иначе как сразу после школы остригла.

Инспектор продолжила:

— Давайте к вам в квартиру поднимемся, будет удобнее.

Алина почувствовала внутри слабое оцепенение, переходящее в панику. Что еще могло случиться, ведь она только из сада, с Вовой все в порядке… какие такие еще несовершеннолетние? Консьержка проводила их жадным взглядом до лифта и, заинтригованная, вернулась в служебную каморку наблюдать по телевизору очередные сериальные страсти.

Алина не могла попасть ключом в замок, но даже когда попала, ей никак не удавалось ровно провести им по всем бороздкам.

— Да вы не волнуйтесь, сейчас со всем разберемся.

Услышав эту реплику, знакомую по разговорам с гаишниками, Алина приободрилась и даже осмелилась спросить:

— А в чем, собственно, дело?

На этой фразе ключ пронзил замок, и Алина влетела в прихожую, как в спасительную гавань.

Марина с любопытством рассматривала квартиру. По роду службы чаще всего она входила в квартиры со свисающими обоями, желтыми потолками, видела засаленную мебель и детей, спящих на грязных матрасах, брошенных прямо на пол. Не часто она попадала в хоромы с напольными вазами в прихожей.

— А ничего, дети не разобьют? — спросила она, с любопытством потрогав огромный кувшин.

— Это чеканка по латуни, — ответила Алина и, глянув на Маринино лицо, уточнила: — Не разобьют, они железные.

Алина повела инспектора в гостиную, по пути мысленно проклиная вазы. Из-за них теперь инспектор решит, что они купаются в деньгах. На самом деле квартиру Семен брал в ипотеку, ремонтом занималась знакомая, начинающий дизайнер, которая, узнав, что в квартире только голые стены, упросила Семена отдать квартиру ей на растерзание ради будущего портфолио. И вазы эти она притащила откуда-то со старого чердака, заявив, что они будут «последним изысканным штрихом». До сегодняшнего дня у Алины не было повода об этом жалеть. В общем-то справедливости ради надо сказать, что работа ей удалась. Квартира теперь казалась одновременно и стильной, и роскошной.

Марина не стала погружаться в обитые тканью кресла, а примостилась у секретера и открыла тоненький портфельчик.

— Дело вот в чем… — начала инспектор и вытащила из черной папки тоненький листочек бумаги.

Глава 3

Семен сидел в лаборатории, разглядывая пару белых кроликов. Зверушки выглядели совершенно здоровыми, но, не полагаясь на их внешний вид, он каждый час измерял им температуру: все-таки разработка нового препарата должна идти по всем правилам, даже если это всего лишь очередная вариация валидола. Однако все действия Семен выполнял скорее машинально. Он не видел ни кроликов, ни бланка испытаний: опершись локтями о стол и подперев голову, Семен уставился в беленую стену. Не беспокоило его и то, что надо было идти к Роману.

Роман Галль вызывал Семена еще вчера, но настроения вести разговоры о текущих делах не было, да и речь вряд ли шла о чем-то важном. Сегодня ему тоже было не до Романа — Семен собирался взять день отпуска и поехать с Алиной к врачу. Он, конечно, волновался за сына, но куда больше его тревожила жена. С первого дня, с того самого дня, как он встретил Алину, он решил, что будет до конца дней своих оберегать ее от всего, что может ей навредить. Семен даже сам не ожидал от себя такого чувства. С годами оно не угасло, а только расцвело новыми красками, стало сильнее и острее.