Екатерина Вильмонт - Три полуграции, или Немного о любви в конце тысячелетия Страница 5

– Раньше я считала, что невезучие только мы с Алиской, а у тебя все хорошо. Муж, дочка… А теперь… Не знаю, что и сказать. Мужиков-то кругом вроде бы много, а на самом деле их просто нету. Я вот смотрю, – все-таки через нашу контору много людей проходит, – но что-то ни одного не видела, от которого бы хоть сердце забилось. Разве что по телевизору…

– А от кого в телевизоре у тебя сердце бьется? – полюбопытствовала Наталия Павловна, вываливая на сковородку замороженные грибы.

– От Чубайса, например. Вот он настоящий мужик.

– Чубайс? А что, в нем действительно что-то есть. Только где Чубайс, а где мы… А вообще ты про Чубайса помалкивай, а то и побить могут! Известно же – «во всем виноват Чубайс»! Ну а поближе никого нет?

– Даже и не пахнет.

– А кому же ты меня сватать собиралась?

– Ваньке.

– Кто такой? – без особого интереса спросила Наталия Павловна.

– Сосед. Хороший мужик, овдовел не так давно. Детей нет. Неглупый, красивый…

– А что ж ты сама им не займешься?

– У него мама. А две мамы на меня одну – это слишком. К тому же его мать, кажется, антисемитка.

– Спасибо тебе, подруга! – рассмеяласьТата.

– Но ты же русская.

– Ну и что? Все равно терпеть не могу антисемитов! И вообще, Сонька, ты сама, что ли, не знаешь, что все эти знакомства – чепуха, почти никогда ничего не выходит. И не надо. Буду учиться жить одна, как Алиска.

– Так Алиска зарабатывает будь здоров, а в твоем издательстве много не получишь.

– Это правда. Но Илья будет давать деньги.

– А квартиру разменивать он не предлагал?

– Нет.

– Тогда соглашайся на все, Татка. Может, и хорошо… А роман закрутишь с каким-нибудь автором. Мало ли их у вас толчется.

– Нет, с автором не получится, – вздохнула Наталия Павловна.

– Почему?

– Мы печатаем в основном таких авторов, что хочется просто убить или отправить на конюшню, чтобы их там выпороли. Есть у нас один, Виктор Тушилов… Не знаю, как я ему в волосенки не вцепилась.

– А в чем дело? – улыбнулась Софья Давыдовна, поудобнее устраиваясь на кухонной табуретке. Она обожала Таткины истории об авторах.

– Является сегодня вопросы снимать. Он их посмотрел дома и взъярился. «Что вы мне тут три раза подчеркнули?» Я говорю: «У вас написано „Диплом, обрамленный в рамку“. – „Ну и что?“ – „По-вашему, „обрамленный в рамку“ – это хорошо? Почему не сказать просто „диплом в рамке“? Дешево и сердито“. – „Вот именно, что дешево! – фыркает этот стилист. – Но, если вы настаиваете, я, так и быть, это уберу. А тут вас что смущает?“ – Я говорю: „У вас написано, что герою заплатили гонорар в рейхсмарках“. – „Ну и что?“ – „Но у вас же дело происходит в наши дни“. Он смотрит на меня как баран на новые ворота. „Сейчас, – объясняю, – нет рейхсмарок – хотя бы потому, что нет и самого рейха“. – „Но деньги же так называются!“ – „Нет, отвечаю, они называются просто „марки“ или, на худой конец, „дойчмарки“. – „Вы уверены?“ – „Уверена!“ – „Вероятно, я что-то спутал. Но надо еще уточнить“. – «Уточняйте!“ А при этом морда у него наглая, и смотрит он на меня как на какую-то вошь, которая его, гениального, посмела укусить.

Вероятно, Тата могла бы долго еще продолжать о господине Тушилове, но тут на кухню явилась Иришка:

– Ой, как вкусно пахнет! Грибочки! Класс! Мам, ты опять про своих усосков?

– Про кого? – не расслышала Софья Давыдовна.

– Она моих авторов усосками зовет, – засмеялась Наталия Павловна.

– Ну, судя по твоим рассказам, она недалека от истины, – заметила Софья Давыдовна, хватая со стола соленый огурчик. – Ужас, как жрать охота.

– Сейчас, сейчас, сметанки добавлю…

– Ну, Ирина, что у тебя в школе? Как успехи? – обратилась к девочке Софья Давыдовна.

– Тоска смертная, – пожала плечами та, – жду не дождусь каникул.

– А на каникулах что?

– Да так… есть кое-какие идеи, – смутилась вдруг Ириша. И поспешила переменить тему: – Давыдовна, а как моя любименькая тетя Берта?

– Вот придешь к нам Восьмого марта, увидишь свою любименькую.

– А что такое будет Восьмого марта?

– Женский день, забыла?

– Да, вылетело из головы, что вы всегда в этот день тусуетесь.

– Придешь?

– Ну я еще не знаю…

– Хватит болтать, Ирина, руки помыла? Тогда садись! – распорядилась Наталия Павловна. Она была рада, что неожиданно явилась Соня и теперь не придется коротать вечер вдвоем с дочерью, которая явно изнывала от жалости к ней.

Поев, Ириша спросила:

– Мам, можно я к Машке пойду, а?

– Можно. Только не очень засиживайся.

– Ладно!

И она убежала.

– Сонька, какая ты умница, что пришла… А то Иришка из-за меня торчит вечерами дома как приклеенная. А ей это скучно.

– Я не пойму, она вроде даже не очень расстроена?

– Расстроена, еще как расстроена, но ей ведь всего пятнадцать. Не лить же слезы с утра до вечера, правда?

– А в тридцать девять надо лить? – ласково усмехнулась Соня.

– Но оснований-то больше… Знаешь, мне Ирка рассказывала, что видела летом, как Илья к Алиске приставал и получил от нее по морде. А к тебе случайно не подкатывался?

– Подкатывался. Сколько раз, – со вздохом призналась Соня. – Но и тут обломался… Не повезло ему с подругами жены.

– Кошмар! А я-то думала…

– Ничего ты не думала! Да и он ничего не думал, а цеплялся просто по пьяни. Ох, как же мне все надоело! – вдруг проговорила Соня.

– Что тебе надоело? – испуганно спросила Тата.

– Все, Татка. Я влюбиться хочу! Хочу замуж! Ребенка хочу!

– Сонька, но как же… Ты ведь всегда говорила…

– Мало ли что я говорила! Я, Татка, плакаться не люблю, вот и выдумываю себе… И не верь ты никому, все бабы одного хотят.

– Сонечка, но ведь поздно уже.

– Что – поздно?

– Рожать.

– А мне плевать. Почему поздно? Я еще могу… наверное.

– А есть от кого? Не от Славика же… – деловито осведомилась Тата.

– Ну производителя найти можно.

– Сонька, но тогда надо спешить.

– Поспешишь – людей насмешишь. И потом ты можешь себе представить, что будет с мамой?

– Да ничего с ней не сделается! Обрадуется! Будет обожать внука или внучку! Сонечка, милая, что ж ты столько лет потеряла, а? Неужели из-за мамы? Или Славика своего ждала?

– Да я не знаю. Все казалось успею, то одно было, то другое, а вот не успела… Ну и из-за мамы тоже… Она ведь у меня такая… Властная. Все хочет, чтобы по ее было.

– Сонь, не выдумывай, я сколько помню, она всегда твердила: хочу Сонечку замуж выдать.

– Да уж… – горько усмехнулась Соня. – Только вот все мои романы рушила, как бульдозер. Ты вспомни… Все ей не так было. Один плохо воспитан, другой недостаточно красив, третий слишком красив и так лет до тридцати. А когда уж я опомнилась и стала от нее все скрывать, время было потеряно. Потом Славик появился, все что-то обещал, а там уж и времена такие настали – не до любви, не до детей… Сейчас вроде бы чего-то добилась… Работа хорошая… Но все равно страшновато. Знаешь, меня тут Надюшка моя в гости позвала, помнишь Надюшку?

– Это с твоей прежней работы?

– Ну да. Она ж молоденькая еще, двадцать восемь лет, а у нее уже трое детей, можешь себе представить? Живут, конечно, трудно, но я, Татка, позавидовала… Такие детишки чудные, и муж хороший, вот я и подумала: неужели я так и помру, ни разу даже замужем не побывав? А уж про детей и говорить нечего… Да ерунда это все… Какие дети в сорок лет да без мужа…

– Муж не главное, ребенок гораздо важнее. – Тата с горячим сочувствием смотрела на подругу. Собственное горе показалось не таким уж и горьким. Ведь у нее есть Иришка. – Соня, а этот… производитель-то у тебя есть хоть на примете?

– Да нет у меня никого, даже на примете… И вообще, не бери в голову. Просто нашло на меня… Только прошу, не рассказывай Алиске, ладно? А то она дразниться будет. – Соня как-то по-детски шмыгнула носом. И улыбнулась: – Все. Закрываем тему.

И что это я вдруг рассиропилась? – подумала она. А может, и хорошо, по крайней мере Татка отвлеклась…

Они еще долго сидели на кухне, болтая обо всем и ни о чем. Потом вернулась Иришка, и Соня засобиралась домой.

– Давыдовна, ночуй у нас! Там погода – жуть! Мокро, скользко, просто мрак.

– Правда, Соня, оставайся!

– Нет, девочки, мне от вас на работу далеко, и мама волноваться будет.

– Так позвони, в чем проблема?

– Да нет, я уж как-нибудь доберусь. Машину поймаю.

– Зачем тебе это нужно?

– Просто люблю спать в своей постели, вот и все.

– Давыдовна, это старость! – поставила диагноз Иришка.

Женщины расхохотались, но как-то невесело.

– Да, детка, это типичные старческие причуды, – кивнула Соня, натягивая ботинки.

– Была бы сейчас Лушка, я бы тебя с ней проводила, – печально проговорила Тата.

– Дойду. Кому нужна такая старая кошелка.

Соня вышла на улицу. Черт побери, погода и вправду кошмарная, скорее бы весна, «высокий сезон», тогда уж не до глупостей будет, только успевай поворачиваться. Она ступила на проезжую часть и вскрикнула. Густая снежная каша залилась через край невысоких модных ботиночек. Она решительно подняла руку. Теперь уж не до экономии. Но машины проносились мимо, обдавая ее фонтанами брызг. Хорошо, что сообразила надеть кожаное пальто, обреченно подумала она, продолжая тянуть уже окоченевшую руку. Ну остановись же, остановись! Но автомобили мчались прочь. Вернуться, что ли? Но тут вдруг одна машина мигнула подфарниками и подкатила к ней. Старенькие «жигули».