Крис Клив - Однажды на берегу океана Страница 50

Зазвонил мобильник. Я разжала веки. Звонок был от Клариссы.

— Сара? Мне сказали, что ты увольняешься. Ты с ума сошла?

— Я же тебе говорила, что подумываю об этом.

— Сара, знаешь, я то и дело подумываю о том, как бы переспать с кем-нибудь из футболистов премьер-лиги.

— Может быть, тебе стоит попытаться это сделать.

— А может быть, тебе стоит приехать в офис прямо сейчас и сказать издателям, что тебе очень жаль, что ты сейчас не в себе, у тебя тяжелые личные обстоятельства, так что не могли бы они взять тебя обратно на эту работу. Не забудь при этом несколько раз сказать «пожалуйста».

— Но я не хочу заниматься этой работой. Я хочу снова заняться журналистикой. Я хочу делать что-то значительное.

— Каждый хочет делать что-то значительное, Сара, но есть такие понятия, как время и место. Ты соображаешь, что ты делаешь, выбрасывая игрушки из коляски? У тебя просто-напросто кризис среднего возраста. Ты ничем не отличаешься от пожилого мужика, покупающего красную машину и заводящего роман с нянькой своих внуков.

Я задумалась. Ветер стал прохладнее. Мои руки покрылись мурашками.

— Сара?

— О, Кларисса, ты права. У меня голова кругом. Ты думаешь, я только что испоганила себе жизнь?

— Я просто хочу, чтобы ты об этом подумала. Подумаешь, Сара?

— Хорошо.

— И позвонишь мне?

— Позвоню. Кларисса?

— Да, моя дорогая?

— Спасибо тебе.

Я нажала клавишу завершения соединения и медленно пошла по тропинке. За моей спиной до дубовой рощи тянулось поле дикой травы. Дубы были старые, некоторые из них треснули от удара молнии. А передо мной простиралась «Плантация Изабеллы» с чугунными палисадами, смирная, роскошная, огороженная. Когда дело доходит до момента выбора, очень трудно понять, чего ты на самом деле хочешь от жизни.

Прогулка показалась мне долгой. Увидев Лоренса и Пчелку, я поспешила к ним. Они показались мне такими одинокими, брошенными. Стояли, смотрели в разные стороны и молчали. Я подумала: «О, черт, какая же я дура. Считаю себя самой практичной женщиной на свете, способной приспосабливаться». А еще я подумала: «Если я сейчас же вернусь на холм, где хорошо работает мобильник, я могу позвонить издателю и сказать ему, что совершила ошибку». И не просто ошибку, а огромную, роковую ошибку, ошибку всей моей жизни. Я могла бы сказать издателю, что за последнюю неделю совершенно забыла о том, что я — благоразумная девочка из Суррея. Что-то было такое в улыбке Пчелки, в ее энергии, что я в нее, можно сказать, влюбилась. Вот так любовь всех нас превращает в глупцов. Целую неделю я думала, что я лучше, чем есть на самом деле, что я человек, способный на что-то большое, важное. У меня совсем вылетело из головы, что я спокойная, прагматичная женщина, сосредоточенная на своей работе. Я безотчетно забыла о том, что никто не герой, что все люди чертовски порочны. Разве не странно? И что же теперь? Нельзя ли мне вернуть обратно свою прежнюю жизнь, пожалуйста?

С дальнего края лужайки ветерок донес лай собак. Пчелка обернулась и увидела меня. Я поспешила к ней и Лоренсу.

Я протянула к ним руки, но тут заметила, что рядом с ними нет Чарли.

— А где Чарли?

Даже теперь мне больно об этом вспоминать. Конечно же я огляделась по сторонам. Я начала бегать из стороны в сторону. Я выкрикивала имя Чарли. Я носилась по всей лужайке, я заглядывала в полумрак под кустами рододендронов, я тщательно осматривала заросли осоки у берега озера. Я так кричала, что вскоре охрипла. Моего сына нигде не было. Мной овладела жуткая паника. Я перестала мыслить связно. Наверное, какие-то участки мозга лишились кровоснабжения и вся кровь прихлынула к глазам, ногам и легким. Я смотрела, я бегала, я кричала. И с каждой секундой я все острее, все отчетливее чувствовала сердцем: кто-то забрал Чарли.

Я побежала по одной из тропинок и поравнялась с семейством, устроившимся на пикник на полянке. Мать — женщина с длинными рыжими, немного растрепанными волосами — сидела, скрестив босые ноги, на тартановом коврике, на котором рядом с ней лежали дольки недоеденных мандаринов и кожура цитрусовых плодов. Она читала ВВС Music Magazine. Журнал она положила на коврик и придерживала его ступней, чтобы страницы не перелистывались. На четвертом пальце ее левой ноги я заметила тонкое серебряное колечко. Ее супруг, светловолосый крепкий мужчина, стоял в нескольких футах от коврика и говорил кому-то по мобильному телефону: «Лансароте сейчас просто туристическая ловушка. Вам лучше бы поехать куда-то в проверенное место типа Хорватии или Марракеша. Деньги целее будут». Я выбежала на середину поляны и огляделась по сторонам. Женщина посмотрела на меня.

— Что-то случилось? — крикнула она.

— Я потеряла сына, — ответила я.

Женщина смотрела на меня непонимающе. Я совершенно по-идиотски улыбнулась. Я не знала, что делать с лицом. Мой разум и мое тело были настроены на бой с педофилами и волками. А этим обычным людям, расположившимся на пикник в столь абсурдно красивом месте, мое несчастье, наверное, показалось несимпатичным и вульгарным. Воспитание взяло верх над паникой. Мне стало стыдно. Я инстинктивно догадалась, что с этой женщиной мне нужно говорить спокойно и четко, чтобы, не теряя времени, получить нужную информацию. Я с трудом пыталась найти точку равновесия между хорошими манерами и истерикой.

— Простите, пожалуйста, — проговорила я. — Я потеряла сына.

Женщина встала и обвела взглядом поляну. Я не могла понять, почему она двигается так медленно. Казалось, я нахожусь в воздухе, а она — в какой-то неподатливой, вязкой среде.

— Он примерно такого роста. — Я показала рукой и добавила: — В костюме Бэтмена.

— Мне очень жаль, — медленно проговорила рыжеволосая женщина, — я никого не видела.

Каждое слово словно бы тянулось целую вечность. Я как будто ждала, пока женщина выгравирует эти слова на камне. К тому времени, когда она закончила фразу, я успела довольно далеко уйти от нее по поляне. Позади я слышала голос ее супруга: «Вы всегда можете выбрать самый дешевый тур и полететь самолетом. А потом, уже на месте, подыщете отель получше».

Я бегала по лабиринту узких темных тропинок между кустами рододендронов и звала, звала Чарли. Я пробиралась по темным туннелям между ветвями, металась из стороны в сторону. Я изранила руки об острые сучья. Из ран сочилась кровь, но я не чувствовала боли. Не знаю, как долго я бегала. Может быть, пять минут, а может быть, столько времени, сколько божеству нужно, чтобы сотворить Вселенную, создать человека по своему образу и подобию, но не найти в этом отрады и с ужасом наблюдать за медленной серой смертью своего творения, осознавая собственную безутешность и одиночество. Через некоторое время я, сама не помню как, вышла к тому месту, где Чарли построил город из палочек. Я начала разрушать эти постройки и выкрикивать имя сына. Я искала Чарли под кучками палочек высотой не больше шести дюймов. Я раскапывала скопления опавших листьев. Конечно, я понимала, что под ними нет Чарли. И все же я обращала внимание на любой выступ. Нашла старый пакет от чипсов. Сломанное колесо от детской коляски. Мои кровоточащие пальцы погружались в историю семейных выходных.

В какой-то момент я подняла голову и увидела Пчелку и Лоренса. Они возвращались с другого края зарослей рододендронов. Я побежала к ним по траве. Помнится, тогда мне пришла в голову последняя рациональная мысль: если Чарли нет на траве и в кустах, он может быть в озере. Стоило мне подумать об этом, как у меня отключилась еще часть рассудка. От паники у меня сдавило грудь. Я свернула в сторону и помчалась к озеру. Я вбежала по колено в воду, я уставилась на грязно-коричневую воду, я стала выкрикивать имя Чарли, глядя на водяные лилии и испуганных уток-мандаринок.

Я что-то разглядела под водой. Что-то лежащее на дне, на слое грязного ила. Мне показалось, что между водяными лилиями, под водой, подернутой рябью, я вижу белое, как кость, лицо. Я наклонилась, сжала этот предмет в руке и вынула его из воды. Это была половинка черепа кролика. Держа его в руке, я осознала, что только что в этой руке у меня был мобильник. Мой телефон куда-то делся. Куда-то делась моя жизнь — она потерялась в кустах или в озере. Я не знала, что делать. Я услышала свистящий звук и резко опустила голову. Я поняла, что это ветер свистит в пустой глазнице кроличьего черепа. И вот тут я начала кричать по-настоящему.

Чарли О’Рурк. Четыре года. Бэтмен. Что мелькало перед моим мысленным взором? Его ровные маленькие белые зубы. То, как он яростно сосредотачивался, когда дрался со злюками. То, как он однажды обнял меня, когда я была печальна. То, как после Африки я металась между мирами — между Эндрю и Лоренсом, между Пчелкой и работой. Я мчалась куда угодно, кроме мира, где было мое место. Почему я никогда не мчалась к Чарли? Я кричала и кричала. Я ругала себя на чем свет стоит. Мой сын, мой чудесный мальчик. Исчез, пропал. Он исчез точно так же, как жил, пока я смотрела в другую сторону. В сторону своего эгоистичного будущего. Передо мной представали опустошенные дни, и им не было конца.