Ринат Валиуллин - Где валяются поцелуи Страница 6

— Неужели все так фатально?

— Иногда люди встречаются, но жить вместе не могут, им это противопоказано. Жизнь совместная превращается в пытку. Сначала они вместе испытывают оргазм, потом уже он начинает их испытывать на прочность.

— А первую встречу вы помните?

— У вас просто мания на истории знакомства?

— Меня всегда интересовало, как люди встречаются.

— Люди стекаются в большой город, каждый из них как одно маленькое обстоятельство. Вот и получается не жизнь, а стечение обстоятельств. Они замечают друг друга, знакомятся, начинают встречаться, любить друг друга, иметь друг друга. Потом появляются другие обстоятельства, которые навязывают свои условия.

— Если вам мешают обстоятельства, значит вы с ними заодно. Наверное, вы из тех, кто ищет идеальную?

— Женщина не может быть идеальной, потому что всегда все испортит какой-нибудь мужик.

— Я панически боялась нарваться на какого-нибудь сердцееда, в итоге попала на эгоиста.

— Вы про меня?

— Нет, про мужа, а на сердцееда вы не похожи. Ну, так как же вы все-таки познакомились?

— Что-то было в ней необычное, особенное, что ли. Мы познакомились очень странно, помню, она сказала: «Вы мне не нравитесь». Я уколол: «Вы мне тоже». Она мне: «Вы не умеете целоваться». Я ей: «Просто ваши чувства ко мне ничтожны…» — Павел достал сигареты и пепельницу.

— Кстати, вы курите? — отвлекся он от рассказа.

— После, не останавливайтесь.

— Потом она попросила меня выключить свет, мы обменялись кожами, фибрами, душами и поняли: без них невозможно. Вот такая вот история. Я до этого думал о себе, что не из тех придурков, которые могут любить, не обладая, что железный. Куда там! Стоило только ей прикоснуться, оказалось, что шёлковый.

— Да уж, чем дальше в секс, тем больше снов. Трогательный рассказ, я тоже, пожалуй, покурю, после вашего секса, но лучше на балконе.

Она неумело взяла сигарету из пачки:

— В моем случае независимость каждого из нас не позволила вырастить взаимную нежность, — долго ее теребила, потом воткнула в губы.

Они встали как по команде и вышли на балкон.

В ночном небе тихо коптилась луна, как лампада, над кроватью ночи, которая неизлечимо страдала звездной болезнью. Внизу, в темноте двора, одинокий автомобиль бесполезно пытался найти ночлег. Он двигался медленно вдоль дома, завидуя припаркованным и уже спящим машинам. Сверху хорошо было видно, что здесь ему переспать не удастся.

— Может, вы знаете, как ее выращивать? — добыл Павел для Фортуны огонь в продолжение темы.

Она затянулась робко, подержала дым во рту, выпустила. Было видно, что не делала этого уже тысячу лет, а может и больше:

— Для начала перейти на «ты».

— Ну, наконец-то. Какое незапланированное счастье!

Павел стоял очень близко к Фортуне. Его мысли увлекли ее глаза: теплые, расслабленные, искренние. Владелица которых все время очаровательно спит под млечным путем, широко распахнув их, огромные настолько, что нет никакой необходимости подчеркивать взгляд на жизнь тенями. Ленивые веки, словно приоткрытые окна, украшены густо ресницами. Они спокойны. Теплая поволока влюбленности, словно прозрачная занавесь, защищает ее от лучей незнакомцев, храня в себе тайну избранника. И каждый взмах ресниц разбрасывает новые порции очарования не только страждущим, но и тем, кто случайно попал в ее поле зрения. Ему очень сильно захотелось рассказать ей об этом, но, пока он раздумывал, Фортуна его опередила:

— Если говорить о планах, то у каждой женщины он свой: одним обязательно надо любить, остальным достаточно быть любимыми, некоторым же подавай и того и другого. Но именно с появлением другого и начинается все самое внеплановое.

— Как же тебя угораздило замуж выйти?

— Хотела отомстить одному.

— Отомстила?

— Да, причем сразу обоим. И себе в том числе.

— Мстить себе, наверное, особенно приятно.

— Ты не знаешь, как трудно любить человека только за то, что он твой муж.

— Ну ты же живешь так, значит, тебя все устраивает.

— Ты даже не представляешь, как мне неудобно. Будто обстоятельства стеснили меня и поставили в такую неудобную позу, из которой я не могу никак выйти, разве что из себя.

— Бедный твой муж, как можно было сделать столько ошибок в одном предложении?

— К счастью, он богат.

— Ты считаешь, экономика имеет какое-то отношение к счастью?

— Это он считает, а я трачу. И чем несчастнее женщина, тем больше хочется ей тратить.

— То есть, если женщина зачастила на шоппинг, значит, она глубоко несчастна?

— Да, однако виду не подает. И магазины отчасти в этом ей помогают до поры до времени.

— До какой поры?

— Когда наступает межсезонье и хочется прижаться к кому-то и спрятаться от навязчивых сквозняков депрессий.

— Герои вашего фильма мне показались куда счастливее нас, — глотнула новую порцию дыма Фортуна.

— Ну нет, история не настолько счастливая, как может показаться с первого взгляда.

— Да? Если говорить о моем взгляде, то Венеция — красивая жемчужина в оправе моря.

— Это для нас, потому что мы спешим туда, как на праздник. А для тех, кто там живет, это обычный город, в котором им суждено было вынырнуть на свет, чтобы впервые глотнуть воздух, потом молоко, кофе, дым, — показал Павел свой окурок и запустил его в темноту, — вино, губы…

— Выйти на свет, чтобы надеть маски, — не удержалась Фортуна и тоже запустила огарок в космос. — Я где-то читала, что жители Венеции носили их постоянно, меняя в зависимости от обстоятельств. Так как город был небольшой, маски позволяли флиртовать, гулять, изменять, жить в облике загадочных незнакомок и незнакомцев, — развернулась она с намерением вернуться обратно в комнату, в тепло.

— Перестань читать мысли, — продолжал Павел разглядывать звезды.

— Это мое хобби, когда нет под руками книги. Кстати, этому фильму наверняка тоже предшествовал какой-нибудь роман? — отвечала она уже из кухни.

— Да, есть книга, сейчас я тебе принесу, — прошел с балкона сквозь кухню Павел, оставив Фортуну одну, и утонул в коридоре.

Сначала она разглядывала обои, на которых золотые рыбки пытались подплыть друг к другу. Они улыбались, однако волею художника или судьбы, если у рыб таковая имеется, им не суждена была эта близость. Потом достала из сумочки зеркало, высмотрела там себя, полюбовалась и убрала его обратно. Этого ей показалось мало, какие-то непонятные инстинкты заставили подняться, найти губку и смести со стола крошки хлеба, вытряхнув их в раковину. Две чашки, скучавшие там, тут же были вымыты ею. «Зачем?» — спросила себя после Фортуна. «Буду считать, что от чистого сердца», — ответила она себе и вздрогнула, увидев рядом черного мужчину в каске, который протянул ей книгу:

— Теперь похож?

— Жуть, ты меня напугал, — приняла она книгу, все еще не веря, что это Павел.

— Не волнуйся, это грим, — снял он каску.

— Я вижу, ты тоже к Венеции вовсю готовишься? — улыбнулась Фортуна и перевела взгляд на книгу. — Какая тонюсенькая, мне на одну ночь, — тут же сломала она ее на половине, словно это был раскладной диван, на котором ей предстояло провести ночь, и выхватила несколько строк.

Перед выходом я долго перебирал маски: какую бы надеть сегодня?

В итоге взял с грустными глазами и идиотской улыбкой, чтобы сильно не выделяться в метро. Вдруг сегодня повезет, встречу женщину. Правда, настоящие женщины в метро не ездят. Они там мучаются. Я представил, как подойду к ней и скажу: «Здравствуйте, настоящая женщина!» А она мне ответит из-под своей маски застенчивости: «Здравствуйте, мужчина! Вы действительно настоящий?»

— Да, самый что ни на есть, можете потрогать.

— А где трогать? — скромно спросит она.

— Там, — отвечу я.

— Оо. Там действительно что-то есть, и много. Я даже не думала, что так повезет сегодня.

— Может быть, я ваш счастливый билет?

— В таком случае, я вас съем. Только маску придется поменять. Знала бы, надела другую.

— Будь на вас другая маска, вряд ли бы я подошел.

— Тоже верно. Раньше я носила с собой несколько. Очень удобно. Но такой у меня, кажется, и нету. Надо будет купить.

— Хотите, я вам подарю?

— Вы нормальный? У вас-то откуда?

— Не беспокойтесь, подруга одна оставила.

— Подруга? Какая еще подруга?

Никогда не рассказывай женщине о других женщинах, если рассчитываешь на близость. С этой мыслью я окунулся в прохладную струю ветра и пошел вдоль пялящихся на мой силуэт домов. Чем ближе к набережной, тем больше город напоминал затопленную квартиру, по которой плавает всякая рухлядь из дерева… или то, что обычно не тонет. Именно поэтому мне страстно захотелось скинуть сегодня все маски и утонуть в любви, радости и разврате.