Вера Колочкова - Слепые по Брейгелю Страница 6

Славка сидела напротив, сложив красивые пальцы в замок, смотрела пристально. Надо отдать ей должное, сочувствия много в лице было. Но… Какое-то оно казенное было, это сочувствие. Обидное. Не дочернее совсем. Даже плакать не плакалось, неловко было плакать, как перед чужим человеком. А холод отчаяния уже вовсю распирал нутро, горячих спасительных слез требовал.

— Не надо мне валерьянки, Слав… Ты бы лучше со мной поговорила по-человечески.

— А я что, не по-человечески?

— Нет.

— А как нужно?

— Как дочь с матерью. Ведь я твоя мама, Слава. И у меня горе. Ты же… Ты же априори на моей стороне должна быть, как дочь… А ты…

— Ой, мам, вот не понимаю я этого — дочь; априори; на одной стороне; на другой стороне! Мы на войне, что ли? Обязательно должны разбежаться по разные стороны баррикад? Тем более я не маленькая, чтобы погрязнуть в таких эмоциях, я взрослый, вполне состоявшийся человек. Я вас обоих одинаково люблю, и тебя, и папу. Я хочу, чтобы папа был счастлив, только и всего.

— А я?

— Ну… И ты тоже, естественно.

— Ты считаешь, что я после убийства должна быть счастлива? Он же убил меня, Слав. Он же знает, что я не умею жить одна. Значит, убил.

— Ой, опять твои тревожные фантазии, мам… С чего ты взяла, что не умеешь жить одна? Ты что, слепая, глухая, убогая?

— Да, Слав, да… Слепая, глухая и убогая. Только этого внешне не видно.

— Мам… Кончай, а? Ну правда, надоело… Нет, хорошую отмазку, конечно, придумала. Не вижу, не слышу, не могу, не умею. Все это ерунда, мам. Все ты умеешь.

— Слав… Я знаю, что говорю… Мне страшно, Слав. У меня внутри дрожит все от страха, даже плакать не могу. Вот, посмотри… — Отчаянным жестом вскинула руки, вытянула их перед собой. Пальцы и впрямь ходуном ходили. И лицо дрожало, и зубы выбивали звонкую дробь.

— Ну, вижу… И что? Ты просто замерзла, мам… Говорю же, давай чаю сделаю.

— Слава, Славочка… — Уже не контролируя себя, закрыла лицо ладонями, завыла-запричитала через хлынувшие слезы. — Мне правда очень плохо, Славочка… Я не понимаю ничего, что происходит? Мне плохо и страшно, я не могу, не могу…

— Мам, прекрати. Возьми себя в руки. Пожалуйста.

— Да… Да, сейчас…

Задержала в себе воздух, стараясь унять рыдание. Бесполезная попытка, все равно рыдания вырвались наружу, еще и тело дернулось в отвратительной конвульсии. Легко сказать — прекрати… Как это прекратить, если оно неуправляемо?

Славка подскочила, ринулась к шкафчику с аптечкой, бормоча себе под нос что-то сердитое. Наверное, пузырек с валерьянкой найти не могла. Зато вскоре понесся по кухне отвратительный запах корвалола — откуда она его выкопала? У нее на корвалол вообще аллергия!

— Мам, вот! — бухнула перед ней на стол стакан с мутным вонючим снадобьем. — Выпей залпом, через силу! Что-то я сплоховала с твоей реакцией-то… Не подготовилась заранее…

— Слав! Ну почему ты со мной так, а?

— Да как, мам?

— Насмешливо… Жестоко…

Славка вздохнула, опустила плечи, глядела на нее долго, молча. Потом тихо заговорила, осторожно пробираясь интонацией по словам, как сапер по минному полю:

— Нет, мам, ты не думай, что я такая уж прям… бесчувственная. Нет, я все, все понимаю… И мне тебя правда очень жалко. Но… Если я сейчас начну тебя жалеть, ты совсем расклеишься, мам! А тебе нельзя! Не требуй от меня жалости и сама себя не жалей! Быстрее в себя придешь и жить начнешь, как все!

А ее уже прорвало. Мерзкое чудовище колотилось внутри, зверствовало отчаянием. Пытаясь сдержать дрожь, обхватила себя руками, задышала прерывисто.

— Ой, ну мам… Ну все, прекрати, не надо… — протянув через стол руки, принялась оглаживать ее по предплечьям Славка. — Ну, ушел, ну подумаешь, и бог с ним… Тысячи женщин через это проходят, и ничего, не умирают…

— Я… Нет… Я не смогу… Я точно знаю, что не смогу одна…

— Мам, ну хватит! Что мы об одном и том же! А еще спрашиваешь, почему папа вот так ушел! Да потому и ушел… Разве с тобой можно нормально поговорить? Ты же никого, кроме себя, не слышишь! Для тебя же главное — это твои придуманные страхи, твоя фантазийная немощь! Выставляешь их впереди себя, как оружие! А только это не самое хорошее средство, к твоему сведению, этим около себя мужчину не удержишь… Ему не бабья немощь нужна, а наоборот, сила и ласка. И не страхи, а смелость. Такая вот обратная реакция получается… Да ты хоть знаешь, мам, к кому он ушел? Ты же меня не спросила даже!

— И… К кому?

— К Валентине.

— Кто это — Валентина?

— Ну, ты даешь… Это ж его работодательница! Ну, которую он на машине возит!

— Погоди… Это что же… К Вассе Железновой?!

— Ну да… Я и забыла, что у нее такое прозвище смешное. А вообще, точно, прямо не в бровь а в глаз! Точно, Васса Железнова! Та еще бой-баба! Чего захотела, того и добилась! Бизнес расцвел, денег полно, теперь можно и замуж сходить! А для этой цели и личный шофер сгодится! А что, у нас папочка очень даже презентабельно за рулем крутой тачки смотрится…

— Слав, не надо. Прекрати. Я все поняла, не надо комментариев.

— Ну, не надо так не надо… Я просто тебя рассмешить хотела…

— Ага, спасибо. Рассмешила.

Слезы хлынули новой волной, и пришлось убежать в ванную, поскольку заверещал в прихожей дверной звонок — Максим вернулся из супермаркета. Закрыла дверь на защелку, пустила воду, принялась нервно плескать себе в лицо, захлебываясь слезами. А испуганное сознание подсовывало из памяти лицо Вассы Железновой — безликое в своей холодной надменности. Да, ни одна симпатичная эмоция не задержалась у этой бизнес-леди на лице — только калькулятор в глазах и надменность. А само лицо… Некрасивое вовсе. Колхозно-бабье.

Села на край ванны, прижав холодное полотенце к глазам, потрясла головой, изгоняя неприятный образ. Значит, Валентина, Васса Железнова. Нет, как же так… Он что, совсем с ума сошел? Ее же нельзя любить ни при каких раскладах! Она не женщина, она железный сейф с деньгами… Она его купила себе, что ли? Сашу? С его честностью и тихой молчаливой порядочностью? Нет, этого не может быть.

— Мам… Как ты там, все в порядке?

— Да, Слав…

— Тогда выходи, проводи нас.

— Да, иду.

Уже стоя в дверях, Славка внимательно вгляделась в ее лицо. Потом произнесла тихо:

— Мам, я очень часто к тебе приходить буду.

— Да ладно, не надо.

— Хм, не надо, главное. Обижаешь! Тебе и сейчас хочется, чтоб тебя пожалели, да?

— Нет, Слав. Я имею в виду — по обязанности не надо. Если только сама захочешь. У тебя и без меня дел много.

И всхлипнула прерывисто. И опустила глаза, и впрямь чувствуя себя не матерью, а обиженной девочкой.

— До свидания, Марь Сергевна… — печально проговорил Максим, стараясь не глядеть в ее сторону. — Посмотрите в холодильнике, я там накупил всего.

— А сахару забыл! — сердито повернулась к нему Славка. — Мама, между прочим, чай всегда сладкий пьет!

— Да, кстати, я мед купил! Вы пока с медом чай пейте, Марь Сергевна.

— Хорошо, Макс. Спасибо. Идите.

— Мам, точно все в порядке?

— Да, Слава, да. Пока.

— Пока…

Дверь захлопнулась. Секунда прошла, пять секунд. Тишина, противно звенящая. Показалось, и внутри что-то захлопнулось, болезненный спазм прошел по всему телу. Это чудовище пробудилось, наверное. Радуется, что она осталась одна… Можно приступить к своему черному делу. Интересно, куда оно своими клыками в первую очередь вопьется? В сердце? В мозг? А может, в душу?

И сразу навалилась усталость. Добрела кое-как до кухни, села за стол, зажала уши ладонями, чтобы не слышать эту жуткую тишину. Почему они не верят, что ей страшно? Страшно — совсем одной? Почему? Что она им сделала плохого? Ведь ничего, абсолютно ничего… Любила, как умела. Насколько силенок хватало. Она ж не виновата, что немного их, этих силенок… Нет, как там Славка давеча про Сашу сказала? Ему не бабья немощь нужна, а наоборот, сила и ласка? И не страхи нужны, а смелость? Да, все так… Но ведь не пойдешь в лавку, страхи на смелость не поменяешь. Если они с детства в тебе живут, в кровь вошли…

Стоп, стоп. А вот про это уже не надо. Даже самой себе не надо. Потому что это уже харакири получается. Надо просто взять и убежать от тишины… Хотя бы в сон. Выпить снотворного и провалиться в сон. Хорошо, что завтра суббота…

Назойливая мелодия лезла в сон, противная такая. Откуда она взялась? Ах да, балкон на ночь оставила открытым… Сосед забавляется, Вениамин Петрович, старый павиан и сладострастник. Дворовая тайная кличка — Венечка. Пока супружница по субботнему рынку шастает, включил диск с любимой группой. Громко включил, на всю катушку. А так бы еще спала и спала!

«…Лучшие друзья девушек это бриллиа-а-а-нты…» — затянула свое бесконечное «а» любимая Венечкина группа. Да уж… С друзьями девушек все до боли понятно. А самый лучший друг брошенных женщин кто, интересно? Снотворное феназепам?