Агота Кристоф - Толстая тетрадь (журнальный вариант) Страница 6

Бабушка говорит:

— Что-то кот одичал совсем.

Мы говорим:

— Не беспокойтесь, бабушка, о мышах мы и сами позаботимся.

Мы ставим мышеловки, а пойманных мышей кидаем в кипяток.

Другие дети

В Городке мы встречаемся с другими детьми. Школа закрыта, и они весь день проводят на улице. Есть и старшие ребята, и малыши. У некоторых тут есть дома и матери, других привезли откуда-то, как нас. Больше всего детей из Большого Города.

Многие дети живут с людьми, которых они раньше не знали. Им приходится работать в поле или в винограднике. Люди, у которых они живут, не всегда добры к ним.

Старшие часто нападают на младших. Они отбирают все, что найдут у младших в карманах, а иногда и саму одежду. Они их колотят — особенно неместных. Это потому, что у малышей из Городка есть матери, которые за них заступаются.

Нас никто не защищает, и нам приходится защищаться самим.

Мы вооружаемся: обкалываем камни, чтобы у них были острые края, набиваем песком и камешками носки. У нас есть бритва — мы нашли ее в комоде на чердаке, рядом с Библией. Нам достаточно достать бритву, и большие мальчишки убегают.

Однажды в жаркий полдень мы сидим у колонки, где набирают воду те, у кого нет своего колодца. Рядом валяются в траве трое больших мальчишек. Там прохладнее — в тени деревьев, возле воды, которая все время течет из колонки.

Приходит Заячья Губа и ставит под струю свое ведро. Вода течет слабо, она ждет, пока ведро наполнится.

Когда ведро наконец наполняется, один из мальчишек поднимается, подходит и плюет в ведро. Заячья Губа выливает воду, споласкивает ведро и снова ставит его под струю.

Когда ведро опять наполняется, встает другой парень и тоже плюет в ведро. Заячья Губа опять споласкивает ведро и ставит под струю. Теперь она не дожидается, пока ведро наполнится — когда ведро налито до половины, она подхватывает его и пытается убежать.

Третий парень догоняет ее, хватает за руку и плюет в ведро.

Заячья Губа просит:

— Перестаньте, пожалуйста. Мне нужна вода для питья.

Парень говорит:

— А вода вполне чистая. Я в нее просто плюнул. Ты же не хочешь сказать, что моя слюна для тебя недостаточно чистая? Мой плевок чище любой вещи в вашем доме!

Заячья Губа выливает воду и плачет.

Тогда парень расстегивает ширинку и говорит:

— Ну-ка пососи! Если отсосешь, так и быть — дадим тебе налить ведро.

Заячья Губа встает на колени. Парень отходит от нее, говоря:

— Ты что, и впрямь подумала, что я суну свой член в твой вонючий рот? Грязная корова!

Он пинает Заячью Губу в грудь и застегивает ширинку.

Тогда подходим мы. Мы поднимаем Заячью Губу с колен, берем у нее ведро, споласкиваем и наполняем его.

Один из мальчишек говорит:

— Все, пошли отсюда.

Другой говорит:

— Ты чего, веселье только начинается!

Первый отвечает:

— Кончаем. Я этих знаю. Они опасные.

— Опа-асные? Эти-то засранцы? Гляди, ща их уделаю.

Он подходит к нам и хочет опять плюнуть в ведро, но один из нас дает ему подножку, а другой бьет по голове набитым песком носком. Парень падает. Он без сознания. Его приятели смотрят на нас исподлобья, один хочет подойти, но второй говорит:

— Ты поосторожнее! Эти ублюдки на все способны. Они мне как-то голову камнем разбили. И бритва у них есть — они ей машутся не долго думая. Они тебе глотку перережут без всякого. Говорю тебе, психи они!

Парни уходят.

Мы отдаем ведро Заячьей Губе. Она спрашивает:

— Что ж вы сразу за меня не заступились?

— Мы хотели посмотреть, как ты станешь защищаться.

— Да что я могла сделать против этих дылд?

— Например, ударить ведром по голове, расцарапать им лицо, дать ногой по яйцам, закричать или убежать и вернуться позже.

Зима

Начинает холодать. Перерыв наши чемоданы, мы надеваем все, что там есть теплого: по нескольку свитеров и по нескольку пар штанов. Но надеть вторые ботинки поверх наших сношенных до дыр ботинок мы, конечно, не можем. Да и нет у нас других ботинок. Перчаток тоже нет, нет и шапок. Руки и ноги у нас в цыпках от холода.

Небо теперь серое, улицы пусты, речка замерзла, а лес засыпан снегом. Мы больше не можем никуда ходить. Скоро мы останемся без дров.

Мы говорим бабушке:

— Нам нужны две пары резиновых сапог.

Она отвечает:

— Еще чего вам нужно? Где я, по-вашему, деньги возьму?

— Бабушка, у нас дрова кончаются.

— Значит, экономить их надо.

Мы больше не выходим из дома. Мы делаем разные свои упражнения, вырезаем из дерева ложки и хлебные доски, учимся до позднего вечера. Бабушка почти не встает с постели. Она даже на кухню почти не выходит. Нам никто не мешает.

Едим мы плохо. Не осталось ни овощей, ни фруктов, куры больше не несутся. Каждый день бабушка приносит из погреба немного сушеных бобов и несколько картофелин — хотя погреб забит копченым мясом, колбасой и банками варенья.

Иногда приходит почтальон. Он звонит в велосипедный звонок, и бабушка выходит из дома. Почтальон мусолит карандаш, пишет что-то на бумажке и передает бумажку бабушке, которая ставит на ней крестик. Тогда почтальон дает ей какие-то деньги, пакет или письмо и, насвистывая, едет обратно.

Бабушка запирается с посылкой или деньгами в своей комнате. Письма она кидает в печку.

Мы спрашиваем ее:

— Бабушка, почему вы выкидываете письма не читая?

Она отвечает:

— Я читать не умею. В школу я не ходила, всю жизнь только и знала, что работала. Я-то не то что вы, не балованная.

— Мы могли бы читать вам вслух.

— Никто не должен читать мои письма.

Мы спрашиваем:

— Кто посылает вам посылки, деньги и письма?

Она не отвечает.

На другой день, когда она спускается в погреб, мы обыскиваем ее комнату. Под кроватью лежит посылка — ящик вскрыт, в нем свитера, шарфы, шапки и перчатки. Мы ничего не говорим бабушке, чтобы она не узнала, что у нас есть ключ от ее комнаты.

После ужина мы ждем. Бабушка прикладывается к своей бутылке с водкой, а потом, пошатываясь, идет в спальню и открывает дверь ключом, который висит у нее на поясе. Мы проскакиваем в комнату за ней и толкаем бабушку в спину. Она падает на кровать, а мы делаем вид, что ищем что-то, и находим посылку.

Мы говорим:

— Бабушка, это нехорошо. Мы мерзнем, у нас нет теплых вещей, мы не можем выйти из дому, а вы хотите продать все, что мама связала для нас и прислала нам.

Бабушка не отвечает, только плачет.

Мы говорим ей:

— Это мама посылает вам деньги и пишет письма.

Бабушка говорит:

— Не мне она пишет. Она отлично знает, что я неграмотная. Вы тут живете, вот она и пишет. Да только не нужны мне ее письма! Ничего мне от нее не нужно!

Почтальон

Теперь мы караулим почтальона у калитки. Почтальон — старик. Он носит фуражку и ездит на велосипеде с двумя кожаными сумками на багажнике.

Когда он приезжает, мы не даем ему позвонить — мы мигом отвинчиваем звонок, чуть только он останавливается.

Он спрашивает:

— Где ваша бабушка?

Мы говорим:

— Это не важно. Отдайте нам то, что привезли.

Он говорит:

— Ничего нет.

Он хочет уехать, но мы толкаем его и валим в снег. Велосипед падает на него сверху, почтальон ругается.

Мы обыскиваем его сумки и находим письмо и бланк почтового перевода. Мы забираем письмо и говорим:

— Отдайте нам деньги.

Он говорит:

— Нет. Это адресовано вашей бабушке.

Мы говорим:

— Но это для нас. Это послала нам мама. Если вы не отдадите деньги, мы не дадим вам встать и вы будете лежать, пока не замерзнете насмерть.

Он говорит:

— Ладно, ладно. Помогите встать — мне ногу велосипедом прижало.

Мы поднимаем велосипед и помогаем подняться почтальону. Он очень худой и совсем легкий. Он достает из кармана деньги и дает нам.

Мы спрашиваем:

— Подпись вам нужна? Или крестик?

Он говорит:

— Крестик сойдет. Один крестик ничуть не хуже другого.

И добавляет:

— Вы, в общем, правы, что защищаетесь. Всякий знает, что за штука ваша бабка. Скареднее ее нигде не сыщешь. Так, значит, матушка вам все это посылает, да? Она у вас ничего. Я ее еще девчонкой помню. Она правильно сделала, что уехала, — тут бы кто ее замуж взял? Со всеми этими слухами…

Мы спрашиваем:

— Какими слухами?

— Да что она муженька своего отравила. Я имею в виду — бабка ваша своего мужа. Да это старая история. Ее за то Ведьмой и прозвали.

Мы говорим:

— Мы не хотим, чтобы кто-нибудь говорил гадости про бабушку.

Почтальон разворачивает велосипед и говорит:

— Ну, как хотите. Но вам надо об этом знать.

Мы говорим:

— Мы и раньше знали. А вы теперь отдавайте всю почту нам. Иначе мы вас убьем. Вам ясно?

Почтальон говорит:

— С вас станется. Да черт с вами, получите вы свою почту, мне-то все равно. А уж на Ведьму мне вообще наплевать.

Он уходит, толкая велосипед. Он хромает, чтобы показать, как мы его сильно покалечили.