Данил Гурьянов - Туда и обратно Страница 6

А она разговаривала с женой Флегматичного, слушала ее, словно могущественного врача, и поглядывала на других спускавшихся пассажиров — тепло, внимательно, будто хотела увидеть их глазами сына, будто благодарила, что они не навредили ее ребенку, вернули живым и сохранным…

Антон крепко обнял Римму, Влада. Римма прослезилась. Влад ободряюще улыбнулся. Договорились не пропадать. Они ушли.

Антон остался один.

Он брел по городу. Глаза была на мокром месте. И ничего уже тут не поделаешь.

До поезда было еще полдня. Догадался сдать сумку в камеру хранения. Поехал на Арбат. Мир с его радостями проходил мимо. На душе было пусто. Будто в родной квартире, из которой все вынесли.

Антона не могла обмануть вся эта яркая суета, приправленная веселой музыкой. Мир мягко стелил, но было жестко спать.

Бестолковое буйство ярмарки надоело Антону, он отправился со Старого Арбата на Новый и заблудился во дворах.

Здесь было на удивление безлюдно, серо и неприветливо. Везде есть одинаковая неприглядная изнанка. Даже у великих холстов.

На газоне лежало несколько бомжей. Издали казалось, что они мертвы, но один проснулся и стал грубо будить других. Все зашевелились, захрипели, словно стая вурдалаков…

Антон подумал, что даже животное не может опуститься ниже человека. С отвращением прошел мимо, но картина вполне подтверждала его пессимистичные настроения, и это удовлетворяло.

На пути оказалась какая-то избушка-кафе. Есть хотелось ужасно. Антон зашел. Музыка и никого из посетителей, кроме пары в углу. Меню было небогатое, но дорогое. Антон заказал жульен по более-менее сносной цене. Подумал и попросил пива.

Еду принесли в горшочке размером чуть больше солонки. Хорошо, что еще два кусочка хлеба подали.

Он сидел здесь полтора часа. Один за другим звучали все его любимые синглы. Они поощряли и украшали его любовь и тоску. Новых посетителей не было, только красивые, грубоватые блондинка и брюнет тянули вино, пошло смотрели друг на друга, шептались, смеялись…

Антон не хотел возвращаться домой. Его тянуло к Ирине так, что двигаться в обратном направлении было невыносимо больно. Будто что-то живое натягивалось и рвалось. Словно души проникли друг в друга и стали одним целым, а теперь их опять разрывали. Антон был уверен: Ирина тоже не находит себе места.

Позвонить ей страшно. Словно выйти голым.

Нужно жить здесь. Рядом.

А у него как гиря на ногах этот институт… Новый чужой мир с неизвестными людьми.

Блондинка то и дело бесстыдно поглядывала на Антона. Потом ее увлек долгий поцелуй с брюнетом, но она, опустив руку под стол, коварно потянула юбку…

Антон немедленно отвел взгляд от белья, скрывая потрясение. Сыграв невозмутимость, он отпил пива. Блондинка завизжала.

— У вас крыса! — воскликнула она бармену, глядя Антону под ноги.

Антон тоже заглянул себе под стол.

Очень спокойная крыса поводила приподнятой головкой и удалилась куда-то за плинтус.

Бармен проводил ее взглядом и безобидно спросил:

— Где?

Покидая избушку, Антон был охвачен решимостью.

Около какого-то театрального училища он обнаружил, наконец, таксофон. Стал набирать номер. Сердце ухало так, что отдавало в голове.

Ответил кто-то из соседей по коммуналке. Вскоре возник знакомый голос:

— Алло!

— Ирина! Здравствуйте! Это Антон Разыграев вас беспо…

— Антон!!! Привет!

— Я… просто… ужасно скучаю… Я хожу… и мне так плохо! Я подумал, что надо позвонить…

— Бедный мой!.. Я тоже скучаю! Но ведь ничего страшного не случилось!..

— Ирина!..

— Малыш, не переживай, ну что ты? Все очень хорошо!

— Я… Просто…

— Мы с Илюшкой будем ждать тебя! Приезжай, когда захочешь! Нежный мальчик… И давай без лишнего драматизма! Договорились?

— Договорились.

— Все будет хорошо.

— Правда?!

— Обещаю.

— Ты… Вы… Ты… так хорошо на меня действуете! Мне так легко стало! Я балдею, это вообще!

— Правда?

— Да, да! Я так рад… Мне так стало спокойно, Ирина, даже не верится! Значит, я скоро приеду?

— Конечно… Увидишь меня на сцене…

— Мне очень хочется!

— Покажу тебе Москву… Только потерпи, малыш.

— Хорошо!

— Ну что? Спокуха?

Они засмеялись.

И улыбка еще долго не сходила с его лица. Он шел по улице и не мог подавить ее. И ему было все равно, что наверняка выглядит как дурак.

Впрочем, все вокруг и без него было расцвечено радостью. Даже у знакомых бомжей, которые встретились опять. Они, суматошная стайка мужчин и женщин, тоже были отчего-то счастливы. Как дети. Или как дураки.