Татьяна Соломатина - Акушер-Ха! Вторая (и последняя) Страница 66

– Батя, какие, на хер, мальчики? Ты всю жизнь больше всего девчонок любил. Так что вот тебе моё сыновнее благословение, и развязывай уже с половой абстиненцией. Не то, не ровён час, пересохнет источник.

Всё-таки какой у него прекрасный сын от первой жены. Любимый мальчик. Мудрый был даже в подростковом возрасте. А уж теперь-то и подавно. Очаг покоя. Сосредоточение разума. Островок нежности. Любимый-любимый-любимый мальчик – со всеми его первыми сединами. Сединками. Сын, с которым отец может говорить обо всём. Обниматься, не испытывая неловкости, и целоваться, прижимаясь к колючей тёплой родной щеке. Не в кино. И не в книгах. А вот здесь – на собственной кухне. Под Люсину слезу умиления и Васькино громкое довольное урчание. Что может быть лучше? Ничего. Что-нибудь другое с кем-нибудь другой может быть таким же прекрасным? Наверное, может. Другим прекрасным. Так зачем же лишать себя?..

Для начала Вася сделал обрезание.

– Ты что, Вася, в Израиль собрался? – заржал друг-уролог в ответ на такую просьбу.

– Да нет, какой там, к чертям, Израиль! У меня по всем закоулкам родословную перерой – ни одного завалящего еврея. Всё больше русские и немцы, ещё при Петре Первом обрусевшие. Я тут просто подумал, – засмущался врач высшей квалификационной категории, доктор медицинских наук Вася Остерман, – что смегма, она же канцерогенная, мало ли…

– Чушь ты, Вася, подумал, хоть бабам ты и главный врач. Это знаешь сколько хер не мыть надо, чтобы та смегма канцерогенной стала?

– И всё-таки…

– Ну, хозяин-барин. Не жалко тебе своей крайней плоти – мне и вовсе не тяжело тебе её за спасибо по-дружески оттяпать.

– Только это…

– О чём ты говоришь?! Никому!

Уже на следующий день вся больница и вся академия знали, что Вася Остерман добровольно лишился крайней плоти, чтобы избавить гипотетическую подругу жизни хотя бы от одного из факторов онкологического риска. Хотя, конечно, друг и товарищ в истории и в протоколе операции написал всё, как показательно положено: «Фимоз».

Все и подумали, что у Васи фимоз. Головного мозга. Но отнеслись с пониманием. Двух-то жён похоронить – кто хочешь тронется. А Васю любили, потому никто особо не смеялся за спиной.

Как только орган зажил, Вася решил влюбиться ещё раз. А чувства, как известно, дело такое: решениям не подвластное. «Может, просто возрастное уже?» – размышлял он, оглядываясь вокруг в ожидании такого же, как было с первой женой. Или со второй. Но нет… Женщины, девушки, девочки всегда охотно вились вокруг Васи, не было ни одной – от старой перечницы санитарки до совсем уж юной студентки, – не смотревшей на него, втайне пуская слюни. А у Васи в месте, ответственном за влюблённость и страсть, вдруг образовалось «слепое пятно». Вроде всё работает. И до, и во время – полёт нормальный. Всё-таки он мужчина. Красивый, здоровый мужчина. А вот после – никакого послеполётного парения. «Шанхайский экспресс»[11] уже как-то интереснее. И желательно в одиночестве. Ну, или с Васькой, мурлыкающим на животе…

Своих прежних баб – он точно помнил – Вася любил не за это. Не за секс. За него, конечно, тоже. Тем более любовником Вася Остерман был отменным: умелым, долгим, заботливым. Но не только за это. Да и в сексе он привык больше отдавать, чем брать, как и любой умелый любовник. Мало того, «дающие» дамы ему претили. Женщина должна быть королевой. А он, Вася, лишь верноподданным. Но не ждущим команды, а предугадывающим желание любимой девочки. Сюрприз! Мороженое папка принёс! Как-то странно предполагать, что для того чтобы получить от любимого мороженое, женщина должна что-то там из себя изображать, выкаблучиваться. Это его обязанность – принести мороженое. Ну, то есть доставить удовольствие. Ему самому – достаточно удовольствия от удовольствия любимой. Нет-нет, ему, конечно, тоже приятно. Он, конечно же, мужчина. Вот именно! Мужчина, а не бревно, на котором гимнастка выполняет свои мудрёные упражнения. Про мороженое и оргазм, которые он должен купить-принести-доставить, Васе Остерману понятнее, чем про гимнастические упражнения на бревне, будь они сто раз мастерски исполнены. Спасибо, соревнования он по телевизору посмотрит. Была бы та, для кого хочется что-то делать, а уж он исполнит в лучшем виде!

Пока Вася думал и размышлял, перебирая – в прямом и переносном смысле – некоторое количество дам – от подходящего возраста до самых юных – в ожидании всплеска хотя бы похожего на влюблённость и страсть, одна студенточка-шестикурсница забеременела. Другие, видимо, чего-то ждали от Васи – признаний, предложений и прочей конкретики, а эта просто-напросто взяла и забеременела.

«Ну, да! Разрешено всё, что не запрещено!» – усмехнулся Вася и… женился.

Её мама против не была, а папы у неё не было.

Мама была даже за. Чем Вася был весьма удивлён. Нормальная женщина должна быть против, если её дитя выходит замуж за человека, старше, собственно, самой матери почти на двадцать лет. А уж дочери… Лучше не считать. Считать было и нечего. Мама была счастлива, что любимая кровиночка, для которой она, собственно, и жила, выходит замуж за красивого, богатого и знаменитого в определённых кругах мужчину. Прекрасно, что он вдовец. Значит – постоянный. Похоронил, несколько лет переживал, и теперь вот, значит, и её дочери будет верен до последнего вздоха. Ремеслу обучит. А если и помрёт – так недвижимость, счёт и специальность. В любом возрасте замуж выйдет. Да и к тому же девочка беременна. Это и стало решающим обстоятельством. Для Васи Остермана. Может, и не сходил он с ума от любви и страсти, но Вася млекопитающих не бросает. Да и к тому же интересно, какое оно – биологически своё… Есть ли хоть какие-то отличия, да простит Господь за порой клинически-аналитическое мышление.

Сама новобрачная была ещё никакая, как и большинство юных девочек. Наивно полагающая, что большинство мужчин этой планеты счастливы уже самим фактом обладания более-менее упругим молодым телом противоположного пола. Не знающая, что большинству мужчин этой планеты нужно не столько (и уж тем более – не только!) это. Чего же им нужно? Никто не знает. Даже статистика. Потому что большинство мужчин этой планеты сперва врёт, принимая тёплое за любимое, а потом – у тех, кому повезло узнать правду, пропадает всякое желание делиться сокровенным. А те, кто так и не узнал, – так и ворочаются в бессмысленной тяжести бытия под протухшими соусами различных философий: от бледного кухонного ницшеанства до румяного пофигизма в рюмочной.

Вася знал. И в чём разница между стандартной булочкой, присыпанной унифицированной пылью, и душистым мякишем под зажаристой корочкой своей хлеб-соли мог определить безо всяких околожизненных философий. И он знал, что в этой девочке его хлеб-соли не было. Но она была всё-таки беременна от него. А также молода, ласкова и со страшной силой заботилась о нём. Первое для него не имело значения. Второе было до поры до времени приятно. А вот последнее Васю Остермана страшно раздражало. Еле терпел изо всех сил, потому что от природы был тонок и интеллигентен по-настоящему, а не по коммунально-экзистенциальному.

Вася всю жизнь заботился о ком-то сам. «Забота» – была его вторым именем, жизненным кредо и образом мыслей. Он даже домработнице Люсе звонил из супермаркета узнать, какой она сегодня хочет тортик к вечернему чаю. У первой жены была вечная «сдача номера». Вася так толком никогда и не узнал, что это такое. Но «сдача номера» означала, что жена вернётся под утро, злая, как сто чертей, и такая же весёлая. А когда не было сдачи номера – были: «срочная командировка» и «подготовка материала», «редколлегия», «взъёбтренаж» и много ещё чего такого же загадочного и ненормального. И Васе это нравилось. Он и сам, слава богу, вполне способен был затарить холодильник, приготовить суп… «Суп из семи залуп!» – орала первая любимая жена ещё с порога и, заносясь на кухню, начинала есть половником прямо из кастрюли, не снимая пальто и сапог. Ах, как же он её любил!.. И разобраться с «лоботрясами» ему было приятно и легко самому. Ни его постоянные ночные дежурства, ни её хронические разъезды не мешали им быть прекрасной семьёй. Или вот вторая жена, тихая, мрачная, молчаливая. Экстатически возбуждающаяся, только рассказывая о патологоанатомической конференции, клиническом разборе, сложном случае… «Кровоизлияние величиной с кулак, представляешь?! С крупный мужицкий кулачище! Бурлацкий! Такое даже в литературе не описано. А он ещё с таким жил трое суток!.. Ни одного гепатоцита – сплошная соединительная ткань. И водку пил, надо же! Причина смерти? Разлитой гнойный перитонит. Красивый такой, мощный. Да нет, мужичонка мизерный. Перитонит мощный…» Как же Васе не хватало их бытовой безалаберности, их увлечённости делом, их наплевательского отношения к детям. И детей не хватало. Внуки не в счёт. Не хватало постоянного присутствия детей. Потому за беременность этой третьей девочке прощалось всё. Не слишком уж яркая внешность (со временем…). Пологая равнина бесталанности там, где Вася привык ходить предгорьями работоспособности и пиками озарений (наверняка ещё просто не дошла, у всех есть, не может не быть…). И даже забота о нём (наиграется – перестанет…).