Мария Арбатова - Меня зовут женщина (сборник) Страница 66

– Общение с мужчиной имеет смысл только в том случае, если вы созидаете, а не разрушаете друг друга, – говорила мне одна француженка.

– Я не буду считать себя полноценным человеком, если пространство быта, в том числе и связанного с детьми, не будет поделено с мужчиной пополам, – говорила мне одна немка.

Обучение феминизму состояло в том, что, пожив с мужчиной, делящим домашние обязанности пополам, воспринимаешь всякого другого как врага и обидчика. Мой второй муж научил меня осознавать себя большим подарком человечеству. Он научил меня решать проблемы, разделяя их на части, а не нагромождая до полного обвала. А еще тому, что счастливый брак – это не когда на седьмом году семейной жизни к тебе в окно влезают с букетом в зубах, а когда тебя ежесекундно уважают и не ходят ногами по твоей душевной территории.

Но нельзя же быть ученицей собственного мужа. Как говорил классик: «Прикасаться к кумирам опасно и вредно, их позолота остается на ваших пальцах».

Я поднимаю к небу руки, позолоченные по локоть, и прошу:

– Небо, пошли мне учителя, которому бы я верила! Если нет умного – пошли доброго, если нет доброго – пошли честного! И пусть он будет похож на мою первую учительницу Ирину Васильевну…

Но небо созерцает меня в ответ с бледной холодной улыбкой.

Мы возвращаемся из дома отдыха, ровно неделю я буду плеваться, а к уик-энду сломаюсь и соглашусь на следующий.

Проблема состоит в том, что я проживаю с обоими мужьями в одной квартире. К настоящему времени у всех уже нежнейшие отношения, но в конце недели появляется острое желание разобраться, «кто кому Вася», и побыть вдвоем.

Бывший муж врывается к нам, как только мы материализуемся в квартире.

– Хотите новость?

– Хотим!

– Это государственная тайна!

– Тем более, говори быстрей!

– Наша капелла будет исполнять Российский государственный гимн.

– А разве он уже есть?

– Музыка Глинки, слова народные.

– Покажи слова.

– Вот двадцать три варианта, отобранные из присланных на конкурс. – Бывший муж приносит пачку листов, и мы бросаемся читать их, даже не распаковав вещи.

Сначала мы втроем хохочем, потому что все двадцать три варианта могут конкурировать только в смысле пародийности, а потом все трое огорчаемся, потому что все двадцать три могут конкурировать еще и в бесстыдстве. И все эти Иван Иванычи из сел, сладострастно рифмующие «Кремля – земля», «Россия – ты сила», хотят только славы и денег, полагающихся автору гимна. И мы, соединенные судьбой и квартирой писательница, правительственный чиновник и певец, оказываемся поражены цинизмом всех этих Иван Иванычей, привыкших считать, что это мы, интеллигенты, всю жизнь испохабили, а вот за ними стоит избяное-нутряное-исконное-посконное.

– Кто отбирал это? – спрашиваю я.

– Правительственная комиссия. Но там есть двадцать четвертое запасное место для кого-нибудь из твоих дружков, – говорит бывший муж.

– А нельзя оставить одну музыку Глинки? Ну, если в стране в настоящее время нет слов для государственного гимна, нельзя же брать первые попавшиеся? – сокрушаюсь я.

– Во-первых, слова найдут, во-вторых, какая страна, такой и гимн, – отвечает муж теперешний.

Собственно, что мне дался этот гимн? Почему, если все деструктурировано, с гимном должен быть порядок? Есть ли вещи, объединяющие жителей этой географической территории, кроме курса доллара и мексиканских сериалов?

Есть «группа товарищей», одному из которых будет предложено сочинить государственный гимн; часть из них входит в не описанную выше группу моих учителей, остальные ничем не лучше. Как говорит моя подруга-кинозвезда: «Чего я не видела в ресторане Дома кино? С этим спала, с этим спала, с этим спала, остальные – дерьмо!»

Я ведь не говорю, что все мерзавцы, я только говорю, что порядочному человеку не хватит сегодня запаса слов сочинять российский гимн.

Иногда Самсон поил чаем молча.

– Ты на меня обижен за что-то? – спросила я в первый раз, когда это случилось.

– Почему ты так решила?

– Не хочешь разговаривать.

– Ловушка нужна для ловли зайцев. Поймав зайца, забывают про ловушку. Слова нужны для выражения идеи. Постигнув идею, забывают про слова. Где же найти мне забывшего про слова человека, чтобы с ним поговорить? – медленно, как заклинание, проговорил Самсон.

Всю жизнь я училась тому, как ставить слова рядом, чтобы им было друг с другом комфортно. То есть обманывать читателя, делать вид, что я знаю что-то особенное. «Мир создан для того, чтобы войти в книгу», – цитировала я с удовольствием. Меня учили этому, и во мне была несокрушимая уверенность в том, что меня правильно выбрали. Хотя честно обращалась со мной только Ирина Васильевна.