Юз Алешковский - Предпоследняя жизнь. Записки везунчика Страница 67

«Ушиб когда-нибудь получал?»

«Нет, не было ни его, ни травм, ни вывихов… давай, не будем об этом — так и так никуда не деться от случившегося… не обижайся и прости, что не звонил… но ведь ты сама рассказывала однажды о довольно странном чувстве, мешавшем тебе снять трубку и сказать предкам, так, мол, и так, со мною все о'кей… ты помалкивала, пропадала трое суток в Питере, все тут метали икру, в том числе и я… твои предки обзванивали ментов, больнички, морги, но потом ты говорила, что была совершенно уверена: раз у тебя все о'кей, то вроде бы никто не должен о тебе беспокоиться, потому что живая связь живых людей непрерывна, не так ли?.. ей-богу, я и здесь и там часто думал о тебе и о себе точно так же… если же не умничать и не разглагольствовать, то хотелось бы разрешить давнишнее недоумение: дашь ты мне наконец или не дашь?»

«Хорошо, Олух, сделаю и я вид, что ничего происшедшего не было… воображу себя твоей судьбой и на вопрос, поддато заданный гамлетовским тоном, отвечу, нисколько не кокетничая: и себя не дам, и тебя не возьму… недоумение твое, как всегда, понятно и вполне логично: как это, не давала и не даст, когда втрескалась аж по уши и даже не скрывает, что крутит с кем-то романчики?.. ты сам знаешь не хуже, чем я, что заниматься нелюбовью иногда противно, иногда скучно… но однажды, до твоего, скажем, свала… воздержусь от эпитетов… искусило и меня понятное девичье любопытство… какого, думаю, рожна, избранник сердца гуляет на стороне — что ж за резон оставаться в девицах?.. дело же вовсе не в бабьей мстительности, как, должно быть, всегда ты предполагал из-за свойственной вашему брату толстокожести и чисто животной похоти, правильно которую мы, бабы, считаем проявлением бесчувственности… словом, я всегда считала ниже своего достоинства пытаться быть насильно милой… поэтому оказывай соответствующие милости какой-нибудь другой телке или, как ты выражаешься, тетке… пожалуйста, не лажай сам себя и не опускайся до гамлетовской менжовки: «дашь или не дашь?»… прости, я вполне привыкла к своей неудавшейся дамской жизни, счастлива, что наконец-то ты вздумал ожить, кретин проклятый… во всем остальном можешь на меня рассчитывать, как я всегда рассчитывала на тебя и буду рассчитывать».

«А если запоздало полюблю?.. а вдруг всерьез взыграет и во мне мудак очнувшийся, Онегин?»

«Вот тогда я и разберусь, что к чему при эдаком вот обороте судьбы… так что не беспокойся, будет день — будет пицца, как говорят теперь в России».

«Отлично, но как ты узнаешь, что человек, он же я, действительно тебя любит?.. вдруг упрусь рогами в жуткую, в смертельно ранящую обиду?.. помнишь, в сочинении, мною у тебя тупо списанном, ты так и написала: «Пушкин — мой любимый поэт, но отношение Онегина к Татьяне и замужней Татьяны к Онегину принципиально считаю глупым, хотя мне понятен трагизм их неимоверно грустных судеб… поэтому всегда буду считать, что жертвовать можно жизнью, но не любовью, потому что жизнь дается каждому человеку хотя бы один раз, настоящая же — единственная — любовь, к сожалению, суждена далеко не всем смертным…» я тогда огреб пару с минусом за то, что содрал у тебя все до буквочки сочинение, а ты лишилась пятерки за «неподобающе безнравственную логику мистических суждений», помнишь?»

«Следовало списывать не с портвешкового бодуна, а на свежую голову, тогда все было бы в порядке… у вас, щенков, усы еще не росли, а вы с Котей уже распивали портвешок в подъездах и на уроках… как Котя?»

«В порядке, у него есть друг, у них нефуфловая любовь».

«Это славно, я так и думала и рада за обоих… надеюсь, ты въехал, что к чему в моих объяснениях».

«Согласен… но ведь ты сама себе противоречишь и напоминаешь секретаря парткома НИИ, отказавшего аспиранту в праве на научный эксперимент… как же тому трудяге доказать, что его гипотеза в порядке?.. и вообще, как допереть без эксперимента, верна теория или не верна?.. в науке, насколько мне известно, никто никогда не верил в истину с первого взгляда… если же какой-нибудь Икс веровал, он должен был доказать это и самому себе и людям».

«Смешно, Олух, считать траханье научным экспериментом, решающим все проблемы… не унижай логикой лабораторного исследования чувство, о котором писал тот же Котя… «есть первый взгляд и сердца опыт безоглядный…» пожалуйста, не выдавай приключенческие — от слова «похоть» — похождения Дон Жуана за любовь к сериям повторных экспериментов… кстати, я считаю хронический донжуанизм основным синдромом мужской фригидности, то есть неспособностью полюбить единственную из женщин… возможно, я не права, однако мои взгляды на это дело пока что неизменны… поэтому, как теперь говорят даже по ящику, не ссы, братан, оставайся с нами… ты не суетись, не дергайся, мы с тобой повоюем с хворью… поскольку ты за рулем, закажи для меня «шампанзе»… если б поднялась рука, клянусь, разбила б сейчас об дурацкую твою башку вот эту вазу с виноградом… Господи милостивый, слава Тебе, я счастлива — этот стервец ожил, к тому же разбогател, значит, не сядет на мою шею — шутка… между прочим, несмотря ни на что — умолчим на что именно, — почуяла я на похоронах, слегка вглядевшись в совершенно счастливое лицо твоего Михал Адамыча, что каким-то тут попахивает фуфлом… правда, ужас мой был таков, что было не до дедуктивных размышлений и предположений… если хочешь знать, это был конец моей жизни… как иногда говорила бабка поддатому моему деду: «Геогр, это уже не безобразие — это агония»».

«О'кей, дорогая, ну а ты, если вскоре подохну, ужаснешься, что мы так и не трахнулись?.. на твоем месте я бы мучался всю остальную жизнь… какое там «мучался» — просто взял бы и повесился ко всем чертям».

«Мудак ты, Олух, а не Онегин, даже если Татьяна — полная идиотка, — вот что я тебе скажу».

«Ну а как ты живешь-бытуешь?»

«Ничего живу, типа без новейшей модели японского вибратора «SUPER-IVAN»… мне, повторюсь, тошнотворны занятия нелюбовью, как, впрочем, и мысли о казенном браке… астрологически и, как видишь, по жизни — я безнадежная однолюбка… полагаю, что любить — всегда лучше, чем не любить, раз принимаешь жизнь такой, какова она есть… Господи, до чего ж я рада тебя видеть… все, добрось до дома, завтра дежурю, проглочу колесико — иначе не усну… ведь я ошарашена, догоняешь?

«Я себе тошен, поверь… послушай, умоляю смело содрать с меня бабки хотя бы за визит, тем более, клянусь, я в порядке, причем в большом… не о расплате говорю — просто возьми у меня сколько угодно, ведь времена-то не из лучших… я бы у тебя взял и не поморщился».

«Вот выживешь — пойдем, будь уверен, искать дорогущий подарок, или возьму у тебя сумму на квартирку, разумеется, без процентов… пока что прекрати думать обо всем таком… главное, не путать долг с любовью и помнить, что напрасные жертвы часто приносятся как раз из-за превратно понятого чувства долга».

«Мне кажется, Маруся, я ничего не воображаю, а просто тебя люблю».

«Вот и вспомни шутку твоего Михал Адамыча: однажды богатое воображение трахнуло бедное — так родилась иллюзия».

Я не то что бы вспомнил — я не забыл ни одной из его баек.

58

На том мы и расстались; возвращаясь, я не лихачествовал — все думал и думал, возможно, по глупости пытаясь допереть до тайных смыслов случившейся хвори: что это — наказание или злонамеренно расчетливый удар рока, верх взявшего над судьбой, когда изволил я не последовать какому-то ее веленью и этим сам себя обезоружил?.. быть может, чистая случайность, которой все равно, что калечить: природную плоть всего живого или все неживое, заделанное руками людей, — рельсы, ракеты, самолеты, тачки, одежку, мебелишку, камни зданий, асфальт дорожный, опоры мостов?.. ответа не было — всегда скрытна уклончивая натура лукавого рока, всегда исполнена судьба многозначительного безмолвия.

Дня три, когда сидел я и почитывал или валялся перед ящиком, Опс в отличие от лентяев, не желая терять время, с той же целебной целью вылизывал нывшую и нудившую мою коленку… его старанье не могло не потрясать и, странное дело, немного смешило, заставляя забыть, чем именно вся эта канитель однажды обернется.

Кстати, в один из наездов в город я приобрел новенький мобильник и подключился к компании, набиравшей силу… так что отпала нужда таскаться на станцию… время не торопил, как раньше, — все равно далеко не похромаешь и вообще было не до прогулок… но как я ни бодрячествовал, как ни крепился в ожидании Марусиного звонка насчет биопсии — поджилки задрожали, когда она позвонила… о медицине — ни слова… коротко попросила узнать расписание электричек и перезвонить… велела также купить какой-нибудь жратвы, приехав, говорит, заделаю блюдо… краткость разговора кольнула мнительный мой ум, но душа была ублажена тем, что всего лишь Марусин голос делает настроение сносным… даже подумалось: не по ней ли тосковалось, не из-за нее ли одной бессознательно потянуло вернуться?.. нет, не был в этом я уверен, не был.