Татьяна Веденская - Апрельский кот Страница 7

– И глаза у вас болят от лечения и вам доктор прописал очки, да?

– Ну… да.

– А от меня вы хотите, чтобы я написал вашему начальству, что с вами все хорошо и нет никаких причин ожидать проблем? – Малдер неожиданно перестал улыбаться и посмотрел на меня строго, пронизывающим взглядом, я бы даже сказала, с обвинительным уклоном.

– Доктор… – промямлила я.

– Хорошо! – неожиданно легко бросил он и хлопнул в ладоши. – Я так и сделаю.

– Правда? – улыбнулась я. – Спасибо. Честное слово, со мной полный порядок.

– О, Фаина Павловна, совершенно очевидно, что под глазом у вас синяк. И хотя я совершенно уверен, что вы пришли на работу трезвой, это вовсе не значит, что с вами все в порядке. Однако, учитывая ваше отношение к нашему брату психологу… Не навязываться же вам против вашей воли.

– Значит, вы считаете, что у меня проблемы, да? – спросила, нет, процедила сквозь зубы я. – Считаете, что одного взгляда на меня достаточно, чтобы понять, что у меня внутри.

– Я этого не говорил.

– Но вы… – Я запоздало сообразила, что так и не знаю имени мистера Апреля. – Вы уверены, что…

– Игорь Вячеславович, – любезно подсказал он, но тон его оставался сдержанным.

– Вы совершенно уверены, Игорь Вячеславович, что у меня проблемы.

– У вас синяк под глазом, конфликт с коллегой – с одним как минимум, усталый вид – возможно, бессонница, головные боли. Вы вся на взводе и, кажется, не завтракали. Вас что-то сильно беспокоит.

– Да что вы говорите. Беспокоит? Всех что-то беспокоит. Это, знаете ли, пальцем в небо.

– Ну, я же не претендую на лавры предсказателя, в самом деле, – улыбнулся он. – Но вам я помочь могу.

– А мне никакая помощь не нужна, – возмутилась я, встала с дивана и подошла к двери, горя желанием уйти и никогда не видеть больше этого выскочку в идеально отглаженном костюме. Что он на себя берет? Как он смеет тыкать мне в нос моими проблемами… И как он смеет быть НАСТОЛЬКО ПРАВ?!

– Знаете что, Фаина Павловна, я вам хочу предложить. Пойдите-ка пообедайте, сейчас как раз самое время. Я тоже пообедаю, кстати. Правильное своевременное питание удержало на грани нервного срыва не одну нервную систему. А уже после приходите ко мне, часикам к трем. – И он поднял руки так, словно заранее капитулировал передо мной. – Конечно, если сочтете нужным. Идет?

– Бежит, – хмуро буркнула я. Тогда Малдер снова хлопнул в ладоши, улыбнулся и тут же направился к двери. Он выпустил меня из комнаты, галантно придержав мне дверь. На секунду я испугалась, что он решит идти вместе со мной в столовую. А что, если там Машка Горобец, которой, небось, уже донесли о моем триумфальном утреннем восшествии на плаху? Не хватает с ней объясняться. К тому же она непременно решит влюбиться в этого Малдера. Еще бы, такая небрежная походка, прямая осанка, широкая грудная клетка, уверенный голос. Ее любимый цвет, ее любимый размер. Я же больше всего на свете хотела покоя и пожрать.

– Увидимся в три, Фаина Павловна, – сказал мне Малдер и развернулся, намереваясь уйти в другую сторону по коридору.

– Или не увидимся, – упрямо заявила я, на что он только улыбнулся и кивнул.

– Конечно. Или не увидимся. – И ушел, оставив меня хлопать ртом, как его рыбы из аквариума. Уже стоя в лифте, я поняла, что пойду к нему на прием. Не потому, что мне на самом деле нужна чья-то помощь. Просто… любопытно, что он скажет дальше.

Все, во что веришь, превратится в реальность. Мысль, знаете ли, материальна

Суп-харчо, жареные зразы с грибами, пирожок с курагой – ничто не могло успокоить меня после этого странного разговора. Даже то, что мне достался стакан вишневого компота, который я так люблю и который всегда разбирают до моего прихода – даже это я едва заметила, раздумывая над тем, что произошло. Все во мне говорило, что не стоит идти на прием к этому зеленоглазому Малдеру, слишком красивому и благополучному, чтобы понимать таких людей, как я. Но в то же время что-то необъяснимое требовало, чтобы я пошла к нему – и немедленно. Может быть, все дело было в том, что он оставил мне выбор? Не стал убеждать, что психология – это панацея от всех бед, начиная с прыщей на лбу и заканчивая взрывами в ливанских торговых центрах. Так или иначе, а в три часа с небольшим я оказалась в том же самом коридоре, подпирающая собой в нерешительности стену. Меня поймали в ловушку. Я пыталась понять, что за наживку заглотнула. Ведь не верю же я, в самом деле, что напыщенный пижон в идеально отглаженном костюме может решить мои проблемы? Тогда зачем я здесь?

Игорь Вячеславович, расслабленный, без пиджака и с заброшенным на плечо галстуком, высунулся из кабинета и с удивлением посмотрел на меня.

– Что же вы стоите тут? – услышала я его насмешливый голос. – Может, стоит пройти внутрь?

– Я еще не решила, – отбрила его я, но Малдер только рассмеялся и нырнул обратно. Его смех стоял у меня в ушах. Ишь, какой беззаботный. Я чувствовала себя глупо. А еще – я была совершенно без сил. Пришла сюда, влекомая не самим Малдером, а его диваном. Вот он, ответ. Я просто не хотела идти работать. Эта мысль порадовала меня и вселила умеренную долю хорошо сдерживаемого оптимизма. Значит, не так уж и нелогично мое появление здесь. Я зашла в кабинет и спросила, куда мне присесть. Игорь Вячеславович в это время был занят, поливал цветы, держа в руках ярко-оранжевую лейку с длинным пластмассовым носиком.

– Занимайте диван, я сейчас.

– Можете не спешить, – ответила я. – У вас тут море журналов.

– Это да. И не все, прошу заметить, про психологию. А вы, значит, психологов не жалуете. Почему? Разве плохо собирать эмпирические данные? – спросил меня Малдер, когда я устроилась в уголке, положив локоть на одну из многочисленных его диванных подушек.

– Неплохо, если это не мои эмпирические данные, – ответила я, акцентируя внимание на слове «мои». – Не люблю, когда копаются в моей личной жизни.

– Это я понял, – улыбнулся Игорь Вячеславович, ставя на пол пустую лейку. – Ну что ж, придется в таком случае копаться в чем-то еще. Давайте сегодня просто познакомимся поближе и обозначим, так сказать, главные правила.

– Сегодня? – невольно ахнула я. – Разве это будет не единственная наша встреча?

– Вам в солнцезащитных очках достаточно комфортно? – спросил он в ответ. И я покраснела.

– Уверена, что без них мне будет менее комфортно.

– Почему? – поинтересовался Малдер, и я несколько опешила, не зная, что мне ответить. – Я просто хотел сказать, что ходить в таких очках – как повесить на груди вывеску, что вас кто-то ударил. Может быть, это даже более очевидно, чем если бы вы ходили просто с синяком.

– Ну, это вряд ли! – фыркнула я.

– Почему же? Ведь если вы не скрываете синяк, значит, что не стыдитесь его. Может, вас ударили хулиганы или пчела укусила?

– Пчела? – рассмеялась я.

– Ну… некоторые синяки вполне похожи на укус насекомого.

– Значит, вы считаете, Игорь Вячеславович, что я стесняюсь синяка? – спросила я, и тут же сняла очки, которые, признаться, и саму меня уже измучили. Ничего не видно, то и дело норовишь оступиться или врезаться в кого-то. За компьютером работать еще можно, а жить – сложновато.

Итак, я сняла очки. Подслеповато сощурилась, что и неудивительно после стольких часов, проведенных в искусственной темноте. Психолог смотрел на меня спокойным, изучающим взглядом, не пытаясь отвести взгляд, высказать мне сочувствия или проявить любопытство. И молчал. Это было странно, даже возмутительно. В конце концов, синяк был ужасным. Когда с утра я смотрела на себя в зеркало Лизкиной ванной, то хотелось плакать от жалости к себе. Ну почему я такая, вечно вляпаюсь? А тут – никакой реакции, то есть абсолютно. Разве это нормально? Особенно со стороны психолога.

– Может быть, теперь вы расскажете мне, что я сама виновата в том, что получила в глаз? – пробормотала я, невольно злясь на Малдера и на себя. Не нужно было мне к нему приходить.

– А вы сами как считаете? – спросил он, продолжая сохранять эту омерзительную нейтральность.

– Теория взаимного выбора жертвы и мучителя – самая абсурдная и глупая из всех тех, которыми оперирует психология, – ответила я хмуро. – Это надо же придумать, что жертва подсознательно желает, чтобы ей дали в глаз и ищет возможности для реализации этого желания. Возможно, это чувство вины, да? Возможно, я просто наказываю себя за что-то? Стремление к саморазрушению? Попытка привлечь к себе внимание?..

– …вызвать жалость? – добавил Малдер, хитро улыбаясь. – А вы неплохо подкованы.

– Неплохо подкованы кони на ипподроме. А вот скажите, желание сочувствия тоже можно записать в ролевую модель жертвы, да? Вы никогда не хотели, чтобы вам посочувствовали?

– Да почти каждый день, – заверил меня Малдер. – Особенно когда мне приходится иметь дело с грубыми пациентами, которые явно считают, что я зря просиживаю штаны. – И он снова улыбнулся так, словно мои слова не обидели его, а только повеселили. Я же пыталась понять, какой это бес в меня вселился, что я набрасываюсь на этого ни в чем не повинного человека, который, отдаю ему должное, просто желает понять, все ли в порядке в подведомственном ему холдинге.