Ирина Майорова - Метромания Страница 7

– Мы этого не знали, – сознался Максим. – А вот насчет «Курской»… Старых снимков со столами, я так понимаю, вы тоже в архиве не обнаружили?

– Совершенно верно.

– А физикам, специалистам по оптике, вы эти снимки показывали? – спросил Шахов.

– Конечно, показывал, – обиженно дернул щекой кандидат. – Я ж не шарлатан какой.

– И что они?

– Большинство, как и следовало ожидать, усмехались: мол, если все хорошенько проверить, обязательно выяснится обман. Тут же набрасывали с десяток версий, как можно такие кадры сляпать – это их выражение – в домашних условиях.

Самохин утверждал, что настаивал на проверке, обещал предоставить все необходимое. Но «остепененные» физики только руками махали: дескать, вот еще, на такую ерунду время тратить! Главный аргумент ученых мужей был такой: астральной фотографии не может быть, потому что ее не может быть никогда. И все же нашлись два специалиста – правда, без званий, кафедр и регалий. Ведь, как правило, именно эти причиндалы заставляют человека осторожничать, опасаться за свою репутацию, оглядываться на коллег: что те скажут, не разразятся ли бранью со страниц научных журналов и с высоких трибун… Эти двое – недавние выпускники физико-математического факультета одного из ведущих вузов – взялись провести проверку. И провели.

– Вывод у них такой: это, – Вилетарий хлопнул по пачке лежащих перед ним фотографий, – не подделка. Рационального объяснения появлению теней на фотоснимках нет, но компиляция исключается. Категорически. Кстати, я для этих ребят даже негативы у авторов снимков на время брал. Обе серии, между прочим, – и на «Курской», и на «Маяковке» – были сделаны на пленку. Но, – тут Вилетарий состроил уныло-разочарованную гримасу и развел руками, – сами понимаете… Свидетельство вчерашних студентов никого впечатлить не в состоянии… По моему твердому убеждению, такое отношение к фантомографии в нашей стране – это отрыжка оголтелого материализма. За рубежом в ходу лояльность и широта взглядов. Потому и мои изыскания по большей части востребованы именно там. – С этими словами хозяин степенно поднялся с дивана: – Ну, что, ребята, фотографии-то дарите?

Те кивнули: конечно.

Вилетарий бережно, даже с неким благоговением взял со стола три снимка (те, что отложил в начале разговора) и, погладив пальцем один из них, спросил:

– А знаете, какая история вот с этой Родиной-матерью была?

Андрей с Максом с разных сторон обогнули журнальный столик и встали рядом с кандидатом на манер телохранителей или стражников. Верхней была фотография, где запечатлен торец «Новослободской» – с толстой мозаичной теткой и мужиком-тенью, заслонившим собой до середины икры одну из ее тумбообразных ножищ.

– Не знаете, – торжественно и как будто даже с удовлетворением констатировал кандидат.

Мягко выпроваживая гостей из комнаты в прихожую, Вилетарий рассказал, что, когда в пятьдесят втором станцию открывали, на месте несуразной ленты с надписью «Мир во всем мире» был портрет Сталина. Именно к нему мальчонка руки тянул. Но незадолго до торжественного пуска на «Новослободскую» приехал Хрущев, в ту пору первый секретарь МК ВКП(б). Прибыл Никита Сергеевич уже накрученный окружением, усмотревшим, что Родина-мать очень похожа на Мадонну Рафаэля – следовательно, налицо факт религиозной пропаганды. Хотя, возможно, у Хрущева и другие мысли тогда в голове бродили. Как бы то ни было, но по «Новослободской» Никита Сергеевич ходил мрачнее тучи. А подойдя к торцевому панно, налился краской и слюной брызгать начал. Прицепился к тому, что женщина босая: «Вы что, хотите сказать, что партия и правительство не в состоянии обеспечить своему народу достойную жизнь?! Что наш человек вынужден ходить в лохмотьях и без обуви?!» Женщине за одну ночь выложили на ступнях что-то вроде римских сандалий. Не помогло – поступил приказ извести Родину-мать под корень. Однако нашлись смельчаки, которые вместо того, чтобы сбить панно, загородили его ложной гипсовой стенкой, а потом облицевали мрамором. Из «заточения» Родину-мать выпустили уже в середине восьмидесятых, в годы перестройки. Но перед этим разули – уж слишком нелепо смотрелись на советской колхознице сандалии римских патрициев. А лицо «вождя всех времен и народов» из панно выкорчевали – заменили кургузым транспарантом.

Дослушав до конца эту тухлую историю, друзья облегченно вздохнули и уже сами в ожидании вожделенной свободы рванули к входной двери.

Но велеречивый хозяин, самодовольно гоготнув, продолжил:

– Послушайте, я одну забавную вещь вспомнил! Про метро, про метро, – заметив нетерпеливое движение Андрея, поспешил заверить Вилетарий. – Когда шла реставрация «Маяковской», мне удалось в верхний вестибюль пробраться. Там как раз полы разобрали. Слеги проложили, рабочие по ним ходят, а внизу бухгалтерия филармонии. Сидят женщины, как ни в чем не бывало по клавиатуре стучат, документы распечатывают, чай пьют…

Когда друзья уже вышли из подъезда, Макс остановился и снова взялся было за ручку двери:

– Слушай, хоть он нам чуть пуговицы не поотрывал, придется вернуться. Я хочу у этого чудо-историка телефоны физиков взять. Надо бы и с ними поговорить.

– Только не сегодня! – запротестовал Андрей. – И возвращаться не за чем. У тебя телефон есть: позвонишь, узнаешь. Я жрать хочу, как собака. Время два часа, а я, между прочим, еще не завтракал.

– Я, между прочим, тоже.

– Ну, вот.

Макс нехотя поплелся за Андреем.

В вагоне метро Шахов хотел врубить плеер и уже вытащил наушники, но Кривцов его остановил:

– Погоди! Лучше скажи: ты этому Вилетарию веришь?

– В чем?

– Ну, в том, что астральная фотография действительно существует?

Шахов пожал плечами:

– А фиг его знает! – И снова попытался пристроить в уши наушники.

– Да достал ты уже со своей музыкой! – в полный голос прикрикнул на друга Макс и потянул наушники к себе.

– Это ты уже достал со своими дебильными фотками! – не остался в долгу тот. – Чего ты от меня-то хочешь? По-моему, Вилетарий нас только больше запутал. – И уже примирительно: – Информации сегодня получили выше крыши. Надо все переварить.

В этот момент женский голос объявил очередную остановку. Из последних сил борющийся со сном Макс скосил на друга осоловевшие глаза:

– Раз ты у нас такой наблюдательный и сообразительный… Вот станции объявляет то мужской, то женский голос. Как, по-твоему, есть в этом логика?

Андрей задумался.

– А-а-а, не зна-аешь, – с блаженной улыбкой протянул Макс. – А логика есть. Станции, идущие от центра, объявляет тетка, а к центру – дядька. На Кольцевой по часовой стрелке – дядька, против часовой – тетка. Это для тех, кто плохо видит, чтоб ориентировались. Сермяжная правда в этом есть: женщины по большей части спешат домой, а мужики – по делам…

Надев наушники, Андрей послушал любимого Тимберлейка и неожиданно для себя понял, что нынче эта звезда стиля R’n’B дико его раздражает. Макс сидел с закрытыми глазами, голова моталась из стороны в сторону. Сочувственно подставив другу плечо, Андрей уперся затылком в стекло и смежил веки. Перед его мысленным взором тут же встало лицо Кати.

Раба фобий

Шахов о Кате знал все. Или почти все. Во всяком случае, больше, чем кто бы то ни было. С первого по одиннадцатый класс они сидели за соседними партами. Кривцов и Шахов на второй в первом ряду, Гаврилова – через проход. С рождения жили в соседних домах. А еще Катя, ее привычки, особенности характера, поступки были главной и чуть ли не единственной темой для разговоров, которые Шахов вел с бабушкой бывшей одноклассницы Натальей Сергеевной. Их посиделки на кухне стали традицией уже после того, как Андрей, Макс и Катя закончили школу. Сама Катерина этих разговоров-чаепитий не то что не одобряла, но и не поддерживала. Перекусив за общим столом, забирала вазу с фруктами и уходила в свою комнату – почитать или «послушать музон»… Наталью Сергеевну внучкины закидоны беспокоили, но старушка тешила себя надеждой, что с годами (читай: с замужеством, обзаведением детьми) все пройдет.

Андрей приоткрыл глаза и поднес к ним левое запястье. Четырнадцать двадцать три. Катерина трудится в поте лица. До конца ее рабочего дня еще шесть с половиной часов. Если между клиентками был перерыв, наверное, уже отобедала: ошпаренными кипятком помидориной и огурцом, яйцом вкрутую и шиповниковым чаем из термоса. Это в том случае, если успела собрать себе обед. Могла и не успеть – и теперь сидит голодная. Есть то, что девчонки приносят из кулинарии, – салаты, рыбу в кляре, пирожки – она не станет ни за что на свете.

От транспорта Катя не зависит, потому что добирается до салона, где работает мастером маникюра, пешком. За двадцать минут. Но встает всегда не позже семи. До восьми проветривает квартиру, в любое время года и при любой погоде открывая все двери-окна и устраивая сквозняк. А сама запирается в стерильной ванной, выливает на дно душевой кабины три колпачка «Белизны» и, ожидая, пока хлорка поубивает всех микробов, тщательно намыливает руки. Три раза. Затем, смыв остатки «Белизны» вместе с истребленными бактериями, встает под душ. Завтракает Катерина заваренным с вечера в термосе настоем шиповника и ржаными хлебцами из вакуумной упаковки. В восемь пятнадцать начинает выходить из дома. Этот процесс у нее занимает не меньше двадцати минут. Сначала, глядя на стоящий в железном противне утюг, она пять раз (чтобы не сбиться, ей приходится загибать пальцы) повторяет: «Утюг выключен», потом идет в ванную – проверить краны, затем перемещается на кухню, где находятся сразу три представляющих особую опасность объекта: электроплита, кран над раковиной и удлинитель-«пилот», который на время Катиного отсутствия должен быть отключен. Потом Катя ставит квартиру на охрану. Перед тем как набрать на висящем возле входной двери пультике шифр, она еще раз обходит свое жилище с проверкой. Но это не всегда помогает. Бывает, уже спускаясь в лифте, вдруг замирает от ужаса. Ей приходит в голову, что она плохо проверила утюг. И Катя возвращается. Снимает квартиру с охраны, бежит в комнату, пять раз повторяет: «Утюг выключен», снова набирает на пультике шифр, закрывает дверь, подходит к лифту и спохватывается, что плохо помнит, как выглядела четверть часа назад плита, все ли ручки были в правильном положении… Раньше, когда сигнализация была завязана на телефон и каждый раз, ставя квартиру на охрану и снимая с нее, хозяйке приходилось звонить на пульт, у Гавриловой с сотрудниками ВО регулярно случались конфликты. Но месяц назад она наконец обзавелась новой, автоматической системой, и теперь могла возвращаться сколько угодно.