Аля Аль-Асуани - Чикаго Страница 7

— Ну и когда в Египте смогут такое делать? В каком веке?

И он начинал смеяться, а его собеседники испытывали неловкость. Когда на кафедре гистологии хвалили аспиранта из Египта, Раафат непременно должен был того уколоть. Он подходил к нему, пожимая руку со словами:

— Поздравляю! Ты добился успеха, несмотря на жалкое образование, полученное в Египте, и должен быть благодарен Америке за все, чего достиг.

После событий 11 сентября Раафат во всеуслышание высказывался против арабов и мусульман в целом. Своими словами он умудрялся поставить в тупик даже самых фанатичных американцев. Он говорил, например:

— Соединенные Штаты вправе запретить любому арабу въезд на территорию страны, пока не убедятся, что он цивилизованный человек, не считающий убийство долгом веры.

Поэтому зачисление Наги Абдаллы Самада было для доктора Раафата личным поражением. Но он быстро выбросил это из головы…

Раафат оторвал правую руку от руля, включил магнитолу с песнями Лайонела Ричи, которого обожал, подумал о спокойном вечере с женой Митчелл и дочерью Сарой, вспомнил о купленной на днях бутылке шикарного виски Royal Salut и решил открыть ее сегодня вечером, поскольку ему было необходимо как следует выпить.

Вскоре он подъехал к дому — аккуратному белому двухэтажному особнячку с задним двориком и прекрасным садом. Немецкая овчарка по кличке Мец встретила его громким продолжительным лаем. Как обычно, чтобы въехать в гараж, он обогнул дом, однако, к своему удивлению, увидел в столовой включенный свет. Значит, в доме были посторонние, хотя жена не предупреждала его, что ждет гостей к ужину. Нажав на брелок, Раафат автоматически закрыл машину, затем захлопнул дверь гаража и дернул ручку, чтобы удостовериться, что дверь надежно заперта. Пытаясь угадать, кто у них в гостях, он медленно направился в сторону дома, по дороге немного поиграл с собакой, отогнал ее, вошел в дом с бокового входа и осторожно пересек зал. Митчелл услышала звук шагов по паркету и поспешила навстречу. Поцеловав его в щеку, она радостно сообщила:

— Давай быстрее. У нас сюрприз.

Войдя в столовую, он увидел рядом со своей дочерью ее друга Джеффа — молодого человека лет двадцати пяти, худого, бледного, с красивыми голубыми глазами и тонкими поджатыми губами. Его мягкие каштановые волосы были заплетены в длинную косичку. Он был одет в белую фланелевую футболку, голубые джинсы, испачканные краской в нескольких местах, и старые сандалии, из которых выглядывали грязные пальцы. Джефф подошел пожать Раафату руку. Жена пояснила:

— Сегодня вечером Джефф закончил новую работу. Он решил, что мы будем первыми, кто ее увидит. Ну разве это не мило?

— Здорово! Добро пожаловать, Джефф!

Произнося это, Раафат боковым зрением заметил, что жена уложила волосы, накрасилась и надела новые вельветовые брюки.

Джефф пожал ему руку и сказал, смеясь:

— Позвольте быть с вами откровенным… Ваше мнение мне небезразлично. Когда я дописывал свою новую картину, то думал только об одном — что Сара будет первой, кто ее увидит.

— Спасибо, — прошептала Сара, сжимая его руку в своей и с восхищением заглядывая ему в лицо. Митчелл, не замедлила задать вопрос, будто брала интервью на телевидении:

— Скажите, Джефф, что чувствует художник, когда завершает картину?

Джефф откинул голову назад, уставился в потолок, зажмурился и задумался. Он вытянул руки перед собой, словно хотел объять весь мир, и мечтательно произнес:

— Не знаю, как это описать. Самый прекрасный момент в моей жизни — когда я кладу последний мазок на холст.

Эти слова так впечатлили женщин, что они как зачарованные уставились на него.

— А сейчас, — сказала Митчелл, — как думаешь, Раафат? Приступим к ужину или сначала посмотрим картину?

Раафат был голоден, но покорно ответил:

— Как скажешь.

Сара захлопала в ладоши и весело закричала:

— Не могу терпеть ни секунды. Хочу ее увидеть!

— И я не могу, — сказала Митчелл со смехом и потянула Раафата за руку в угол зала. Там на мольберте Джефф уже установил картину и накрыл ее белой блестящей тканью. Некоторое время все постояли перед мольбертом, затем Джефф вышел вперед и эффектным театральным движением дернул за край ткани. Полотно спало, Сара и Митчелл в один голос воскликнули:

— О! Это великолепно! Великолепно!

Сара закружилась, запрыгала на цыпочках и расцеловала Джеффа в обе щеки. В это время Раафат разглядывал картину, медленно качая головой, как будто пытаясь осмыслить ее. Все полотно было покрыто темно-голубой краской, по центру три крупных желтых пятна, а в верхнем левом углу красная линия, еле различимая на темном фоне. Сара и Митчелл наперебой хвалили Джеффа, в то время как Раафат продолжал хранить молчание. Митчелл спросила его мягко, но в голосе ее прозвучал упрек:

— Неужели тебе не нравится эта изумительная картина?

— Я хочу понять ее, но у меня традиционный вкус.

— Что вы имеете в виду? — спросил Джефф, и лицо его вмиг помрачнело.

— Честно говоря, Джефф, — ответил виновато Раафат, — я предпочитаю старую школу живописи, в ней я разбираюсь лучше. Ну, когда художник рисует портрет или пейзаж. Что касается современного искусства, то его я, правда, не воспринимаю.

— Очень жаль, что у вас такой примитивный вкус. Я ожидал от вас большего, ведь вы учились в Америке. Искусство понимается не разумом, а постигается чувствами. Кстати, Раафат, прошу вас не произносить в моем присутствии слово «живопись», поскольку это действует мне на нервы. Живописи учат в начальной школе. Пластические искусства гораздо шире.

После внезапной вспышки гнева Джефф сделал глубокий вдох и с презрением отвернулся. Он снова обратился к женщинам, улыбаясь через силу, чтобы изобразить глубоко обиженного художника, который решил забыть обиду, поскольку злопамятство не в его натуре. На Митчелл это подействовало, и она с укором закричала на мужа:

— Если ты не разбираешься в искусстве, Раафат, то лучше помолчи!

Раафат улыбнулся и промолчал. Через некоторое время они вчетвером сели ужинать — Джефф рядом с Сарой, а Раафат рядом с Митчелл, которая в честь дорогого гостя открыла бутылку хорошего болонского вина.

Влюбленные были увлечены друг другом и о чем-то перешептывались. Митчелл смотрела на них с явным одобрением.

— Митчелл, проблемы в клинике разрешились? — в полный голос спросил Раафат.

— Да, — бросила она, показывая, что у нее нет желания говорить на эту тему.

Но Раафат продолжил, обращаясь к парочке, чтобы отвлечь их от любви:

— Послушайте интересную историю. Как вы знаете, Митчелл работает в клинике для неизлечимых больных в центре Чикаго. Они там помогают тем, кто потерял надежду на выздоровление и живет в ожидании смерти…

— И как же они им помогают? — спросил Джефф без особого интереса.

Раафат охотно отвечал:

— Их задача — сделать так, чтобы смертельно больные привыкли к мысли о конце и не мучились. К ним приводят священников и психологов. Те беседуют с ними, пока не избавят от страха ожидания смерти. Конечно, все пациенты клиники — люди богатые. На прошлой неделе произошел забавный случай с одним пациентом, миллионером по имени…

— Шилдс. Стюарт Шилдс, — пережевывая пищу, невнятно произнесла Митчелл.

Раафат продолжал:

— Когда Шилдс уже лежал на смертном одре, администрация клиники связалась с его детьми. Они прилетели из Калифорнии, чтобы проститься с отцом и организовать похороны. Однако как только они явились в клинику, его состояние улучшилось, и кризис миновал. Так повторялось дважды. И знаете, что сделали дети миллионера Шилдса? Они отправили клинике судебное предупреждение, в котором говорилось, что точность медицинского прогноза в ней оставляет желать лучшего, что всякий раз они бросали свои дела, терпели неудобства, тратились на дорогу, чтобы проститься с отцом, и находили его живым! Они предупредили клинику, что если подобное повторится впредь, они потребуют огромную компенсацию за потраченные деньги и время… Что вы обо всем этом думаете?

— Очень интересно, — саркастически отозвался Джефф и громко зевнул. Сара рассмеялась. Не обращая внимания на насмешку, Раафат продолжал:

— Человек с восточным менталитетом расценил бы это как черную неблагодарность родителю, но я вижу в этом уважение американского общества к чужому времени.

Ему никто не ответил. Парочка принялась опять увлеченно шептаться. Джефф сказал что-то на ухо Саре, та улыбнулась и покраснела. В это время Митчелл была занята тем, что резала кусок мяса. Раафат поднялся, вытер салфеткой уголки рта и произнес, холодно улыбаясь:

— Извини, Джефф. Мне нужно подняться в кабинет. У меня срочная работа. Чувствуй себя как дома. Увидимся в конце недели и закончим наш спор по поводу искусства.