Итало Кальвино - Замок скрещенных судеб Страница 7

Паж Мечей в конце вереницы карт давал понять, что вслед за этим голосом явился воин с надменным лицом: «Узнай во мне Князя Противоположностей, и я заставлю мир царить в мире (Кубки); я начну Новый Век Злата!»

«Веками этот знак напоминал нам, что Другой был побежден Единственным!» – вероятно сказал Папа, отвечая тому скрещенной Парой Палии.

Или же эта карта означала перекресток. «Лишь два пути. Выбирай», – сказал Враг. Но в центре перекрестка явилась Королева Мечей (перед тем – чародейка Анжелика, или прекрасная пропащая душа, или воительница), чтобы объявить: «Остановитесь! Спор ваш тщетен. Знайте же, что я – Ликующая Богиня Разрушения, правящая неустанным крушеньем и возобновленьем мира. Во всеобщей бойне карты тасуются непрестанно, и цены душ не выше цены тел, которые хотя б довольствуются сном в могилах. Бесконечная война вознесла Вселенную к самым звездам небесного свода и не хранит ни атомов, ни душ. В сверкающей пыли, висящей в воздухе, когда его пронзает сквозь сумрак света луч, Лукреций наблюдает битвы неосязаемых корпускул, нашествия, восстанья, турниры, ураганы…» (Мечи, Звезда, Монеты, Мечи).

Без сомненья, моя собственная повесть содержалась в этом узоре из карт, в нем было мое прошлое, настоящее и будущее, но я более не мог отличить ее от остальных. Лес, замок, карты таро завлекли меня туда, где я потерял свою историю, растворившись в других рассказах. Осталось маниакальное стремление завершить, закончить, подбить итог. Я все еще должен был покрыть две стороны квадрата в противоположном направлении и продвигался лишь из педантичности, дабы не оставлять дела на полдороге.

Трактиршик-сеньор, наш хозяин, был краток в своем рассказе. Можно было предположить, что он – Паж Кубков и что необычный гость (Дьявол) внезапно посетил его замок-заезд. Некоторым постояльцам никогда не стоит предлагать бесплатной выпивки, но когда пришлось платить, гость сказал: «Хозяин, в твоем трактире все смешано – вино и судьбы».

– Ваша честь недовольны моим вином?

– Напротив! Единственный, кто может отдать должное всему изменчивому, двуликому – я сам. Поэтому желал бы заплатить тебе гораздо больше, чем Пару Монет.

В этом пункте Звезда, Семнадцатый Аркан, не представляла больше Психею, или невесту, восставшую из гроба, или же звезду в небесном своде, но лишь служанку, посланную взять по счету и вернувшуюся с пригоршнями, полными невиданных монет.

– Вы бы знали! – воскликнула она. – Тот господин! Что сделал он! Он опрокинул один из Кубков на стол и река Монет хлынула из него!

– Что за чертовщина? – воскликнул сеньор-трактирщик.

Посетитель был уже у двери. «Средь чаш твоих теперь есть та, что выглядит обычной, но волшебна. Используй этот дар, чтобы меня потешить; иначе – ты знал меня как друга, я же вернусь, чтобы явить тебе обличье супостата!» – сказал он и исчез.

Поразмыслив хорошенько, сеньор замка решил переодеться фокусником и отправиться в город, дабы завоевать власть, соря звенящими монетами. Таким образом, Маг или Фокусник (которого мы видели в образе Мефистофеля или же поэта) был также трактиршиком-сеньором, мечтающим стать Императором при помощи манипуляций своими Кубками, а Колесо (более не Златая Мельница, или Олимп, или Лунный Мир) представляло его намерение перевернуть мир.

Он отправился в путь. Но в чаше… В этом месте мы вновь должны были растолковать Аркан Папесса как Верховную Жрицу, отправлявшую ритуальное действо в лесу. Она сказала путнику: «Верни вакханкам тот священный кубок, что был обманом выкраден у нас!» Таким образом объяснялось присутствие босоногой девы, обрызганной вином, известной в картах таро как Сдержанность, и так же объяснялась изысканность кубка-алтаря, представленного в Тузе Кубков.

В то же время гигантская женщина, обносившая нас вином подобно внимательной хозяйке трактира, или обходительной жене шателена, также начала свою повесть тремя картами: Королевой Палиц, Восьмеркой Мечей, Папессой Мы должны были увидеть в Папессе Аббатису монастыря, к которой наша рассказчица, тогда еще нежная послушница, обратилась, дабы преодолеть ужас, владевший сестрами пред лицом надвигающейся войны: «Позволь мне вызвать на поединок (Пара Мечей) предводителя завоевателей!»

Это дитя в действительности оказалось искусной фехтовальщицей – как вновь напомнило нам Правосудие, – и на рассвете, на поле сражения, ее величественный вид произвел такое ослепительное впечатление (Солнце), что князь, вызванный на бой (Рыцарь Мечей), пал жертвою любви к ней. Свадебная церемония (Кубки) была отпразднована во дворце родителей жениха (Императрица и Король Монет); судя по их виду, они сразу невзлюбили свою невестку. Как только молодой супруг вынужден был вновь отправиться в путь (удаляющийся Рыцарь Кубков), его коварные родители заплатили (Монеты) наемному убийце, чтобы тот завел невестку в лес (Палицы) и умертвил ее. Но вскорости оказалось, что негодяй (Сила) и Повешенный – один и тот же человек, наемник, напавший на нашу львицу, но вскоре обнаруживший, что связан и повешен вниз головой этой могучей воительницей.

Избежав опасности, наша героиня скрылась под одеждой трактирщицы или служанки в замке, как то и видели мы в ее реальном обличье и на Аркане Сдержанность, разливающей чистейшие вина (в чем убедили нас вакхические мотивы Туза Кубков). А ныне она убирала стол, ожидая возвращения супруга и пристально всматриваясь в малейшее движение листвы этого леса, в каждую карту, вынутую из колоды таро, в каждый поворот событий в этом ковре историй, пока игра не завершилась. А затем ее руки сгребли карты, перетасовали колоду и начали все сначала.

ТРАКТИР

Трактир

Мы вышли из мрака, нет, мы вошли в него; снаружи была тьма, здесь же можно было разглядеть что-то сквозь дым; свет был дымным, возможно, из-за свечей, но цвета различались, желтое, голубое на белом, на столе, цветные лоскутки, красные, а также зеленые, с черными очертаниями, рисунки на белых прямоугольниках, разбросанных по столу. Тут были палицы, толстые ветви, стволы, листья, мечи, навостренные на нас из листвы, засады во мраке, где мы блуждали; к счастью, мы видели свет в конце, дверь; тут были золотые сверкающие монеты, кубки, на столе выстроились в шеренги стаканы и блюда, чаши с дымящимся супом, кружки с вином; мы находились в безопасности, но все же полуживые от страха; мы могли поведать об этом, нам было что рассказать, каждый хотел поделиться с остальными тем, что случилось с ним, что ему довелось увидеть своими собственными глазами во мраке, в тишине; здесь стоял шум, но я не слышал собственного голоса, мой голос отказывался исторгаться из горла, у меня не было голоса, я также не слышал и голосов других; звуки были слышны, я все же не был глух, я слышал звон кубков, звук открываемых бутылей, стук ложек, чавканье, отрыжку; я делал жесты, чтобы показать, что утратил способность говорить, другие делали те же жесты, они были немы, мы все стали немыми в этом лесу; все мы за этим столом, мужчины ли, женщины ли, хорошо или плохо одетые, были испуганы, на нас страшно было смотреть, старых и молодых, внезапно поседевших; я и сам вгляделся в собственное отражение в одном из этих зеркал, одной из этих карт, мои волосы тоже поседели в приступе внезапного ужаса.

Как могу я рассказать теперь, когда утратил дар речи, все слова, а возможно, и память тоже, как могу я рассказать, что было там, снаружи; и если я обрету память, как найду я слова и как смогу их выговорить? Мы все силились объяснить что-то друг другу, жестикулируя, гримасничая, подобно обезьянам. Слава Богу, что оставались еще эти карты, там, на столе, колода карт таро, самых обычных, Марсельских, как их именуют (известных также как Бергамские, или Неаполитанские, или Пьемонтские, называйте как заблагорассудится), если и не идентичных, то весьма сходных с теми, что можно видеть в руках цыганки в деревенском трактире, грубо рисованных, неуклюжих, но с неожиданными и замысловатыми деталями, как будто тот. кто вырезал эти клише для печати, неловкими своими руками скопировал их с образцов изысканных, благородных, но приступил к ним со своим резцом небрежно, даже не дав себе труда задуматься, что он копирует, а затем он намазал деревянные дощечки чернилами и на этом закончил свою работу.

Все мы разом схватили карты. Некоторые изображения, совпавшие с другими, напомнили мне историю, приведшую меня сюда, я силился вычитать, что случилось со мной и показать это другим, которые тем временем также рылись в колоде, указывая пальцем то на одну, то на другую карту, но ни одна не подходила к другой, и мы выхватывали карты из рук, и мы разбрасывали их по столу.