Итало Кальвино - Замок скрещенных судеб Страница 8

Все мы разом схватили карты. Некоторые изображения, совпавшие с другими, напомнили мне историю, приведшую меня сюда, я силился вычитать, что случилось со мной и показать это другим, которые тем временем также рылись в колоде, указывая пальцем то на одну, то на другую карту, но ни одна не подходила к другой, и мы выхватывали карты из рук, и мы разбрасывали их по столу.

Повесть непостоянного

Один из нас переворачивает карту, берет ее, смотрит на нее, будто смотрится в зеркало. И в самом деле, Рыцарь Кубков действительно был на него похож. И не только лицом с широко раскрытыми глазами, длинными и уже седыми волосами, ниспадающими на плечи; сходство обнаруживалось и в руках, которыми он водит над столом, как будто не зная, куда девать их. Там, на карте, в кисти правой руки держит он непомерного размера чашу, а левая рука едва касается кончиками пальцев поводьев. Эта неуверенная поза сообщалась также и коню: можно было бы сказать, что тот не в состоянии твердо ставить копыта на свежую пашню.

Обнаружив эту карту, молодой человек, кажется, осознает особое значение всех остальных карт, оказавшихся в поле его досягания, и он начинает выстраивать их на столе, как будто нанизывая на нить. И вот, вслед за Восьмеркой Кубков и Десяткой Палии он кладет Аркан, который в зависимости от местности называют Любовь, или Любовник, или же Влюбленные. Печаль, читающаяся на его лице, подсказывает мысль о сердечной боли, заставившей его покинуть душный пиршественный зал, чтобы вдохнуть глоток свежего воздуха в лесу. Или, скорее, сбежать с собственной свадьбы, дабы скрыться в чаще в самый день венчания.

Возможно, в его жизни есть две женщины, и он не в состоянии выбрать одну из них. Именно так и изображает его рисунок: все еще белокурого, меж двух соперниц, одна из которых завладела его плечом и смотрит на него похотливым взглядом, другая же томно прижалась к нему всем телом, а он не знает, в какую сторону оборотиться. Каждый раз, как он уже окончательно собирается решить, которая из двух была бы ему лучшей невестой, он убеждает себя, что вполне может отказаться от другой, и таким образом отказывается терять последнюю всякий раз, как понимает, что предпочитает первую. Единственное, что постоянно в его душевных сомнениях – то, что он может обойтись без обеих, поскольку каждый выбор имеет изнанку, своего рода отторжение, и, следовательно, не существует разницы между актом выбора и актом отказа.

Только путешествие может высвободить его из этого замкнутого круга: карта таро, которую молодой человек кладет на стол, будет, без сомнения, Колесницей, два коня везут величавую колесницу по проселочной дороге сквозь лес; поводья брошены, так как он привычно позволяет лошадям отыскивать дорогу самим, чтобы, достигнув раздорожья, не пришлось выбирать пути. Пара Палии означает перекресток двух дорог; лошади начинают тянуть в разные стороны; колеса изображены так розно, что кажутся стоящими перпендикулярно дороге, верный знак того, что колесница остановилась. Или же, если она все же двигалась, он равным образом мог оставаться неподвижным, как то случается со многими людьми, перед которыми открываются быстрые и накатанные пути, летящие через долины, пронзающие гранитные горы, и люди эти вольны идти куда заблагорассудится, и повсюду всегда одно и то же. Таким образом, мы видели его изображенным в обманчиво решительной позе, как будто хозяина своей судьбы, триумфального возницы; но он повсюду нес с собой раздвоенную душу, подобную двум маскам, глядящим в противоположные стороны.

Чтобы определиться, какую дорогу избрать, он мог полагаться лишь на случай: Паж Монет изображает юношу, подбрасывающего монету в воздух: орел или решка. Вероятно, ни то ни другое; монета вертится и вертится, затем замирает на ребре у подножия старого дуба, как раз посередине двух дорог. Тузом Палии молодой человек несомненно желает поведать нам, что не в состоянии выбрать, двигаться ли первой дорогой или свернуть на вторую, ему не остается ничего иного, как сойти с колесницы и взобраться по сучковатому стволу, среди ветвей которого с их новыми и новыми развилками продолжалось наказание пыткой выбора.

Он надеется, что, вскарабкавшись с ветви на ветвь, он сможет увидеть дальше, сможет обнаружить, куда ведут дороги; но листва под ним густа, земля вскоре исчезает из виду, и когда он поднимает глаза к вершине, его ослепляет Солнце, чьи пронзительные лучи заставляют листья переливаться на свету всеми цветами радуги. Однако необходимо было также объяснить и значение тех двух детей, изображенных на карте таро: очевидно, глядя вверх, молодой человек понял, что не одинок на дереве; два мальчика опередили его, взобравшись по ветвям.

Они кажутся близнецами: похожие, босоногие, золотоволосые. Возможно, в эту минуту молодой человек заговорил, спросив: «Что вы здесь делаете?» Или же: «Как далеко до вершины?» И близнецы отвечали, указывая странными жестами на нечто, видимое на горизонте рисунка, под солнечными лучами: стены города.

Но где же относительно дерева располагались эти стены? Туз Кубков и в самом деле изображает город со множеством башен, шпилей, минаретов и куполов, вздымающихся над стенами. Но также и пальмовые ветви из городских садов, фазаньи крылья из вольеров, плавники голубых рыб из аквариумов; среди всего этого мы могли вообразить двух детей, преследующих друг друга и исчезающих из виду. А город, казалось, балансирует на вершине пирамиды, которая могла равным образом быть и вершиной огромного дерева; иными словами, то был бы город, подвешенный на ветвях, подобно птичьему гнезду, со свисающими основаниями, как те воздушные корни некоторых растений, растущих на вершине других растений.

Руки молодого человека все медленнее выкладывали карты, и у нас оставалось достаточно времени, чтобы следовать за ними в наших догадках и мысленно обдумывать вопрос, несомненно пришедший ему на ум, подобно тому, как пришел он нам: «Что это за город? Не город ли это Всего? Не город ли это, в котором все части соединены, все возможности взвешены, где пустота между тем, что мы ожидаем от жизни, и тем, что обретаем, заполнена?»

Но был ли в городе кто-нибудь, к кому мог бы обратиться юноша?Представим, что он вошел под сводчатую арку ворот в кольце стен, он вступил на площадь, завершающуюся высокой лестницей, и на вершине этой лестницы сидел персонаж со знаками царского достоинства, божество на троне или же коронованный ангел. (Позади фигуры можно было разглядеть две выпуклости, неуклюже изображенные на рисунке, что могли быть спинкой трона, но также и парой крыльев.)

– Это твой город? – вероятно поинтересовался юноша.

– Твой. – Он не мог получить лучшего ответа. – Здесь ты найдешь то, что искал.

Застигнутый врасплох таким ответом, как он мог выразить разумное желание? Разгоряченный подъемом на такую высоту, он мог сказать лишь: «Я жажду».

И тронный ангел сказал: «Тебе стоит лишь выбрать, из какого родника выпить». И он указал на два одинаковых источника, которые открылись на пустынной плошали.

Стоило только взглянуть на юношу, чтобы понять, что он вновь растерялся. Венценосный властитель теперь держит в руках весы и меч, атрибуты ангела, наблюдающего с вершины созвездия Весов. Не допускаемся ли мы в Город Целостности, лишь пройдя через выбор и отвержение, избрав одну сторону и отвергнув все остальные? Юноша мог, разумеется, уйти, как пришел; но оборотившись, он видит двух Королев, глядящих с двух балконов, обращенных друг к другу с противоположных сторон площади. О чудо! Он кажется распознает двух женщин, из которых вынужден был выбирать. Они, казалось, стояли тут на страже, чтобы препятствовать его побегу из города, ибо каждая держала обнаженный меч, одна в правой руке, другая, ради симметрии, – в левой. Или же так: если в том, что первая дама держала именно меч, не возникало сомнений, то меч второй мог также быть писчим гусиным пером, или же закрытой буссолью, или же флейтой, или же ножом для разрезания бумаги, и в таком случае две женщины означали бы два различных пути, открытых для того, кто все еще должен был обрести себя: путь страстей, что также всегда путь действия, путь насилия, полный внезапных поворотов, и путь мудрости, требующий раздумий и постоянного совершенствования.

Раскладывая карты и указывая на них, руки юноши теперь намекают на непостоянство и изменения в их порядке; теперь он заламывает руки, сожалея о каждой уже сыгранной карте таро, которую лучше было бы держать в резерве для другого круга, теперь руки замерли в безвольном жесте безразличия, чтобы дать понять, что все карты таро и все источники суть одинаковы, как Кубки, которые повторяются, неразличимые, в колоде, подобно тому как в однообразном мире разложены перед тобой предметы и судьбы, взаимозаменяемые и неизменные, и тот, кто думает, что совершает выбор, заблуждается.