Мария Скрягина - Вид на Старый город Страница 7

— Ну, в целом, да.

— Плюс отсутствие Дуная не придает местечку шарма. В общем, жуть. Но что делать — там хорошая клиника, где я изволю трудиться.

— Вы так смешно говорите.

— Ага, сочиняю на ходу. Вам лучше?

— Вы меня развеселили.

— Зачем вы полезли на эту верхотуру, если плохо себя чувствуете?

— Вообще-то у меня нет проблем со здоровьем.

— Ну, что ж, постарайтесь впредь не злоупотреблять любованием столь масштабной архитектуры. Надеюсь, ваш следующий пункт — не Нойшвантайн[4]?

— Нет, мне нужно вернуться домой. Единственная опасность — это Каменный мост, который мне нужно будет форсировать. — Да, нелегкий маршрут, берегите себя! — Так они дошли по аллее до кафе.

— Марта, если мы выпьем вина за знакомство, это не будет выглядеть слишком вызывающе? И не повредит вашему здоровью?

— Я думаю, не повредит.

Марта чувствовала себя легко, как будто ее посадили на облако и тянут теперь на веревочке в волшебную страну. И облако плывет без преград, оставляя внизу все неприятности и печали. Напряжение последних дней спало, коварные демоны исчезли, и дышать стало легче.

— Что вы делаете в следующие выходные? Только не говорите, что у вас по плану посещение Зальцбургской крепости. Хотя, наверное, я бы составил вам компанию. Только в целях обеспечения вашей безопасности, не подумайте ничего иного!

— А вы, правда, хотите поехать в Зальцбург?

— Почему бы и нет. И еще, Марта, давай перейдем на «ты», по-моему, мы уже достаточно выдержали паузу вежливости.

— Хорошо, Пламен. И запиши мой телефон!

В следующие выходные они поехали в Зальцбург, потом в Вюрцбург, потом — в замок Нойшванштайн, потом на Рождественскую ярмарку во Франкфурт, любоваться небоскребами. И Пламен все смеялся над ее любовью к очень высоким объектам.

С этим странным человеком, не похожим ни на одного ее прежнего знакомого, ей было легко и просто. Как будто она знала его очень давно. Веселый, добрый, открытый, щедрый. С ним не нужно прятаться под маской, что-то скрывать. Можно говорить обо всем, спрашивать совета, искать поддержки.

А вообще Марта не обманывала себя — она знала, что очень любит его, что исчезни он сейчас, тогда действительно жизнь не будет иметь смысла. Ничего еще не было произнесено вслух, но Марта была уверена, что Пламен чувствует то же самое.

Еще во Франкфурте, опаздывая на поезд, когда он, недовольно взмахнул рукой: «Айдэ, милая!», она поняла, кого он ей все время напоминал. Своего отца, чуть-чуть, неуловимо. Она тогда удивилась: «Почему именно он?» Рассмеялась: «Ну, надо же, как бывает!» И рассказала Пламену о встрече с его родителями.

После Франкфурта, в очередной выходной, который она теперь ждала, как манны небесной, Марта пригласила Пламена к себе в гости. Он пришел, замер на пороге ее квартирки:

— Знаешь, а у меня дежавю. Я уже видел тебя вот так, стоящей у окна. Может, ты мне приснилась. А, может, знал, что тебя встречу. Подумай, как это удивительно, живешь себе спокойно, а где-то уже ходит человек, с которым Бог готовит тебе встречу, сплетаются разные пути, события, чтобы — раз, и увидеть, и взять руку, и увести… — Подошел и обнял. — Не покидай меня, Марта!

Потом они пили кофе, смотрели на красноверхий Старый город, и Пламен рассказывал о себе то, о чем раньше молчал.

— Со своей бывшей женой, Эмилией, я познакомился в Болгарии, в онкологической больнице, она подвизалась там волонтером. Очень красивая, солнечная, добрая. Я влюбился с первого взгляда, мы поженились, и я увез ее в Германию. И сначала все было вроде бы хорошо, она стала учить немецкий язык, поступила в театральную студию, получила гражданство. А потом…

Мои родители думают, я развелся из-за того, что Эмилия не хотела усыновить ребенка. Но это не так — я же не какой-нибудь робот, я понимал, что не каждый человек может на такое решиться, и не настаивал, я просто предложил.

Но она вдруг устроила скандал. Стала кричать, что я занимаюсь глупостями, ерундой, что порчу ей жизнь, и зря она что ли свалила из этой дерьмовой страны, чтобы потратить свою молодость на горшки и какашки, что уж, в конце концов, я мог бы ей сделать и своего ребенка, и вообще, как я могу переживать из-за чужого мальчика в то время, как у нее нет машины. Представляешь? У нее нет машины! И все, я понял, что с таким человеком больше жить не смогу. Что все это время она притворялась, играла роль понимающей, любящей жены. И, наверное, больше всего ей нужно было от меня немецкое гражданство, как ни печально. Да…Она очень хорошая актриса. Снимается сейчас в телесериале. Может, дойдет до большого экрана, с ее-то талантом.

Но самое странное, когда я проснулся на следующее утро, я понял, что ее не люблю! Совсем! Как будто это было наваждение, морок, и оно ушло в один миг. Я переживал, боялся страданий, собственной слабости, что не выдержу, захочу к ней вернуться. Но Бог меня помиловал, не допустил бессмысленных мучений.

— Я всю жизнь прожил среди вещей, ведь мой отец антиквар, и меня всегда удивляло, отчего люди так ими — вещами, дорожат. Больше, чем человеческими жизнями. Для меня несопоставимо — купить машину за двести тысяч евро или за эти же деньги сделать ребенку операцию, чтобы спасти его от рака. Кто придумал такие весы? Зачем?

Новые машины, новые дома, новые мобильники, новые компьютеры, шмотки от домов высокой моды, брилллианты, меха, и рядом — люди, дети, которые умирают от болезней, от голода, от отсутствия воды, люди, которые живут на улице, питаются отбросами. Мир вещей поглотил мир человеков. Нам кажется, если наш собственный кусочек бытия уютен, обустроен, то и дергаться не надо. А остальные пусть сами как-нибудь справляются. Или думаем, что кто-нибудь другой придет на помощь. Центр жизни человека сместился, он уже вне его «я». Он переложен на государство, на общество, на благотворительные фонды, на церковь, на общественные организации. А человек, мол, может, просто жить. Точнее, проживать. И обустраивать свой мирочек в ногу с модой.

Знаешь, тошнит от этого. И, например, от миллионных гонораров актеров. Чем он или она лучше обыкновенного трудяги? Чем его труд престижней и тяжелей? Что он дает такого обществу, за что надо платить такие деньги? У меня внутри все переворачивается, когда я слышу эти цифры. Потому что автоматически перевожу их в человеческие жизни. Вот ребенок из Украины, из России, из Болгарии, из Белоруссии, из Казахстана, из Польши. Вот родители, которые бьются из последних сил, чтобы собрать на операцию десять тысяч евро, двадцать, сто, двести… Вот глупый фильм с глупым актером, который получил миллион долларов за то, что походил в кадре. Но какая польза предъявлять кому бы то ни было претензии? Надо делать свое дело.

Я не хочу сказать, что вот, смотрите, как я-то хорош, совсем нет. Я выбрал свой путь, и просто следую ему, не без ошибок и трудностей, не без соблазнов. Но хочется, хочется что-то изменить в лучшую сторону, смиряться нельзя.

Я бессеребренник, Марта, мне не нужно все это барахло, и, если будешь жить со мной, смогу лишь беречь тебя от бездн и любить… Но ни богатством, ни дворцовыми покоями не одарю.

Марта улыбнулась: без серебра она смогла бы прожить, а вот без Пламена…

Еще несколько дней, и осень упадет с дерева года, как большой кленовый лист, пропахший медом. Соки деревьев и трав уже замедлили свой бег, и лишь Марта ожила вопреки всем календарям. В нее вдохнули жизнь. Вернулась вера, пришла любовь, сердце превратилось в сияющее солнце, способное согреть и осветить весь мир.

В ее жизни появился человек, который не просто полюбил ее. Именно с ним ей было в одну сторону по дороге жизни. Эта вещь больше всего удивила Марту. Бог позаботился не только о ее сердце, но и о душе. Духовное одиночество теперь ее не страшило, рядом был человек, который понимал ее и, более того, ценил в ней и дар веры, и духовный поиск, и мучения. Он мог понять ее слезы о Боге. Разве это не Чудо? Сломленная, отчаявшаяся, одинокая, она вдруг обрела не только себя, но и свою вторую половину. Могло ли быть иначе? И как все устраивается в этом мире?

«Что ж, хотя „Норма“ — не самое худшее место на Земле, но и его мне придется сменить», — Франк внимательно разглядывал свою странную посетительницу, озаренную нежным светом Марту. «Да, эта работа меня совсем измотала, поищу другую». И Франк стал думать, как будет брать расчет, сдавать дела и даже с сожалением оглядел магазинчик. «Но, возможно, на новом месте трудиться тоже будет интересно».

Франк уже было собрался назвать привычную цену за сигареты, но Марта протянула коробку шоколадных конфет. Удивленный, он отдал ей чек и подумал: «Да, все еще лучше, чем я мог предположить». Его лицо осветилось сиянием Марты, и он решил, что как раз в таком виде неплохо предстать перед начальством.

Больше Франк и Марта не встречались.