Марк Леви - Первый день Страница 71

— Если я вас понял, — заключил он, выслушав наш рассказ, — то предмет, что вы носите на шее, — это фрагмент карты звездного неба, каким оно было четыреста миллионов лет назад. Согласитесь, это представляется невероятным. Вы говорите, что могут существовать и другие фрагменты этой карты, на нынешний момент неполной, и соединив их все, вы сумеете доказать ее подлинность.

— Совершенно верно.

— А вы уверены, что докажете только подлинность карты — и ничего более? Вы подумали об истинной подоплеке вашего открытия? О том, что вы поставите под сомнение веками устоявшиеся знания об этом мире?

Я заверил его, что у нас было достаточно времени, чтобы дать себе полный отчет о последствиях наших находок, однако, если нам удастся собрать воедино все фрагменты, это позволит нам узнать много нового о происхождении человечества и — кто знает? — возможно, самой Вселенной. Таким образом, мы сделаем важнейшее научное открытие.

— Вы в этом уверены? — снова спросил монах. — Вы не задавали себе вопрос: почему природа позаботилась о том, чтобы стереть из нашей памяти все воспоминания о младенчестве и раннем детстве? Почему мы ничего не помним о наших первых мгновениях на Земле?

Ни Кейра, ни я не смогли ответить на его вопросы.

— Имеете ли вы хотя бы смутное представление о том, какие трудности преодолевает душа, чтобы соединиться с телом и положить начало той форме жизни, которая всем нам хорошо знакома? Вы астроном, представляю себе, как вас увлекает возникновение Вселенной, ее первые мгновения, знаменитый «Большой бум», этот феноменальный энергетический взрыв, породивший материю. Думаете, первые мгновения человеческой жизни сильно от этого отличаются? Вам не кажется, что дело здесь только в масштабе? Вселенная бесконечно велика, а мы бесконечно малы. А вдруг наши рождения — людей и Вселенной — во многом схожи? Почему человек всегда ищет в такой дали то, что находится так близко?

Может, сама природа решила стереть из памяти наши первые мгновения и таким образом защитить нас, запретив вспоминать о страданиях, которые мы терпим, получая в подарок жизнь? Может, она делает это для того, чтобы мы никогда не смогли выдать тайну первых минут? Я часто пытаюсь представить себе, во что могло бы превратиться человечество, если бы мы поняли суть этого процесса? Может, тогда человек возомнил бы себя богом? Разве что-либо удержит его от разрушения, если он будет знать, что сумеет в любой момент создать все заново? Станем ли мы уважать человеческую жизнь, проникнув в тайну ее творения?

Я не вправе просить вас, чтобы вы остановились и не продолжали более ваше путешествие, как не вправе и судить ваши поступки. Возможно, наша встреча не случайна. Вселенная, которая вас так вдохновляет, обладает некими безусловными свойствами, и мы, разумеется, имеем весьма смутное представление о том, что такое случай. Я попрошу вас об одном: поразмыслите во время долгого пути о том, что вы делаете. Путешествие свело вас вместе, а что, если это и есть первая цель, которой вы уже достигли? Так подумайте: может, не стоит продолжать, вдруг самое мудрое решение — просто остановиться?

Монах вернул нам фотографии. Он поднялся, попрощался с нами и пошел к монастырю.

На следующее утро мы снова отправились в Линбао. Мы еще накануне приметили одно интернет-кафе, где могли войти в Сеть и прочитать ответы на наши вчерашние письма. Кейра получила весточку от сестры, а я — от своих коллег: И Эруэн и Мартин просили им позвонить, и как можно быстрее.

Сначала я набрал номер Эруэна.

— Не знаю, чем ты занят на сей раз, — заявил он, — но ты меня по-настоящему заинтриговал. И я совсем не понимаю, почему вкалываю на тебя, не разгибая спины, притом что ты мне ничего не говоришь. Предполагаю, это оттого, что я твой друг. Исходя из всего этого заявляю: я жду тебя здесь, тебя вместе с твоими объяснениями. Кстати, еще одно: ты покормишь меня в приличном ресторане в благодарность за две бессонные ночи, которые я по твоей милости провел за работой!

— Что ты узнал, Эруэн?

— Твоя небесная сфера имеет четко определенную ось. Я произвел триангуляцию, наложив соответствующие координаты, чтобы определить прямое восхождение и отклонение. Старик, я провел не один час, стараясь определить, какая звезда отмечена, однако ничего не нашел, ничего. Я заметил, что ты попросил также твоего друга Мартина попотеть над этой задачкой. Узнай, может, он сумел что-нибудь раскопать, а что касается меня, я в пролете.

Закончив разговор с Эруэном, я тут же позвонил Мартину. Он еще толком не проснулся, и я извинился, что поднял его с постели.

— Ну и загадку ты мне подсунул, старик! Но напрасно ты вздумал меня морочить, я на твою уловку не поддался.

Я счел за благо его не перебивать. Сердце мое колотилось все сильнее с каждой минутой.

— Конечно, у меня не было небесных координат, чтобы измерить угловые величины, и я стал размышлять, какую игру ты затеял. Это совершенный образец армиллярной сферы. Самый полный из тех, что мне доводилось видеть, да к тому же самый точный. Невероятно точный. Ладно, перейдем к делу. Я поразмыслил над тем, какая звезда на ней отмечена, и постепенно понял, в чем тут загвоздка. Эта сфера указывает нам точку не на небе, а на земле. Одна маленькая проблема: я ввел нынешние небесные координаты, и у меня получилось, что эта точка находится невесть где — посреди Андаманского моря, к югу от Бирмы.

— А не мог бы ты еще раз сделать расчеты, изменив небесные координаты таким образом, чтобы им было примерно три с половиной тысячи лет?

— Откуда взялась эта дата? — озадаченно спросил Мартин.

— Это возраст камня, на котором я обнаружил эти координаты.

— Мне предстоит пересчитать кучу параметров, попробую освободить подходящий компьютер, но я ничего тебе не обещаю, потерпи хотя бы до завтра.

Я поблагодарил моего друга за то, что он проделал ради меня такую огромную работу, и тут же перезвонил Эруэну, чтобы ввести его в курс дела и сообщить новые условия задачи, над которой уже бился Мартин. Эруэн немного поворчал — такая уж у него была привычка, — потом пообещал на следующий день сообщить мне, если появится новая информация.

Я рассказал Кейре о том, как быстро продвигаются наши поиски. До сих пор помню, как мы оба радовались тогда, какое испытывали воодушевление, опьяненные самыми смелыми надеждами. Мы не вняли ни единому предостережению нашего монаха. Для нас существовала только наука и жажда открытий, которую мы хотели утолить.

— У меня нет ни малейшего желания возвращаться в наш монастырский пансион, — заявила мне Кейра. — Не потому, что мне неприятен наш хозяин, как раз наоборот, но его лекции о морали меня здорово утомили. Поскольку нам все равно ждать до завтра, может, сыграем в настоящих туристов? Хуанхэ совсем рядом, давай съездим на нее посмотреть, ты будешь меня фотографировать, даже когда я буду уделять тебе внимание, потому что, если ты найдешь укромный уголок, где можно искупаться, я намерена уделить тебе столько внимания, сколько тебе и не снилось.

В тот день мы купались голыми в реке. Кейра была счастлива, я тоже. Я забыл плато Атакама, Лондон и мой тихий квартал и дождь, падающий на крыши Примроуз-Хилл, я забыл Гидру, маму, тетю Элену, Калибаноса и его двухскоростных ослов. Я совершенно забыл о том, что мне уже, наверное, не преподавать в этом учебном году в Академии, — мне на все стало наплевать. Я обнимал Кейру, мы занимались любовью в светлых водах Желтой реки, и больше ничто не имело значения.

Мы не стали возвращаться в монастырь, решив найти гостиницу в Линбао. Кейра мечтала о хорошей ванне, а я — о хорошем ужине.

Вечер двух влюбленных в Линбао — вспоминая о нем, я и теперь улыбаюсь. Мы гуляли по улицам этого невероятного города. Кейра постоянно фотографировала. На берегу реки мы отсняли почти целую пленку. Кейра купила еще один фотоаппарат, чтобы запечатлеть улицы города. Она не хотела сразу проявлять снимки, это испортит нам удовольствие, сказала она, лучше отложить просмотр фотографий до нашего возвращения в Лондон и приберечь на потом наши приятные воспоминания.

Когда мы сидели на террасе ресторана, Кейра снова попросила меня перечислить то, что мне в ней нравится. Я, в свою очередь, осведомился, не хочет ли она сказать мне, жульничала она или нет на том экзамене, когда мы встретились с ней в первый раз. Она отказалась, и я заявил, что в таком случае сохраню мой список в секрете.

Мягкая постель в номере гостиницы заставила нас забыть о жестких монастырских циновкам. Но той ночью мы мало спали.

До Чили мы могли долететь за двенадцать часов. В Линбао было десять утра, на плато Атакама — десять вечера. Я набрал номер Эруэна.

На телескопе снова обнаружились неисправности, и я понимал, что звоню в самый разгар ремонтных работ. Тем не менее он ответил, сердито сообщив мне, что, пока я прохлаждаюсь в Китае, он лежит на узких металлических мостках и сражается с упрямой гайкой, которая не желает поддаваться. Тут в трубке послышался крик и следом — залп отборной брани. Он сильно порезал палец и страшно разозлился.