Я помню музыку Прованса - Юон Анн-Гаэль Страница 8

– Это черный трюфель, зимний сорт. Попробуйте, – и острием ножа отрезает кусочек.

Джулия замечает черные ногти, смуглые руки землистого оттенка. Кажется, все руки, которые она видела до сих пор, были какими-то ненастоящими. Она поднимает взгляд, и вся площадь замолкает – от зеленщика до голубей. Даже церковные колокола, ветер в деревьях и вода в фонтане. Она чувствует только аромат трюфеля и удары собственного сердца. Оглушительный грохот большого барабана.

Джулия не раздумывая кладет на язык тонкий черный ломтик с белыми прожилками. Во рту взрывается фейерверк неожиданных вкусов. Земля, деревья, перегной и небо, вместе взятые. Солнце, листья, скалы и дождь.

И только она открыла рот, чтобы что-нибудь сказать, как к ним подошли двое в охотничьих куртках. Один из них, лет пятидесяти, с поросячьим лицом, сразу начинает орать:

– Какого черта здесь делает этот проныра? Сказано ведь ему было больше здесь не появляться!

Второй добавляет:

– Антуан, ты глухой или тупой? Как еще тебе объяснить?

Антуан. Джулия каменеет. Его карие глаза становятся такими мрачными, что кажется, вот-вот пойдет дождь. Свиная морда осматривает столик, вздыхая и качая головой. Толкает корзину. Трюфели высыпаются на землю. Антуан сжимает кулаки и медленно разворачивается. А тот тип обращается к Джулии:

– Мадемуазель, осторожнее! Если вам нужны трюфели, покупайте у честных людей, у местных! А с этим будут одни неприятности.

– Угомонись, Шаретье! – бросает старик Флавио и хватает того за руку.

Джулия бормочет, что ей надо идти, ее ждут. Ее слова тонут в готовой взорваться тишине. Пес рычит, вытянув морду. Сжав зубы, Антуан собирает трюфели. Шаретье кричит:

– Уложить всех деревенских девок в койку – тут он умелец! Убирайся, мерзавец, сукин сын, ты нам здесь не нужен!

А потом тише, глядя Антуану прямо в глаза:

– И больше не подходи к моей жене, ты понял?

Пес рычит и лает. Антуан наклоняется к приземистому Шаретье:

– Это ты не понял. Ты Еве больше не нужен.

Шаретье вцепился бы ему в глотку, не вмешайся односельчане. С перекошенным от злобы лицом он изрыгает проклятия и грозит страшными карами. От прилавков доносятся голоса: «Скоро вы там закончите? Некоторые вообще-то работают!»

Антуан поднимает руку, и пес запрыгивает в машину. Не глядя на Джулию, складывает столик и закидывает в багажник. Хлопает дверца, старый фургончик уезжает, оставляя за собой облако пыли. Старик Флавио грустно качает головой.

12

Зербино лежит на переднем сиденье, свесив голову между лапами. Одним глазом смотрит на хозяина. Антуан с силой сжимает руль и, вдавив педаль газа в пол, выезжает прочь из деревни. Зербино по запаху чувствует, какая ярость кипит внутри хозяина. Запах соленый, едкий, отдающий горечью. Старый пес привстает и тихо скулит. Я с тобой.

Антуан вздыхает и гладит собаку по голове. По спине Зербино прокатывается приятная волна. Он за Антуаном – хоть на край света.

– Ничего, Зерб, плевать нам на этих стариков, правда?

Зербино гавкает в знак согласия. Антуан достает из кармана лакомство. Зербино тут же его съедает – мог бы посмаковать, но не знает такого слова. Облизываясь, пес вспоминает девушку, которую они встретили утром. От ее свитера пахло сливочным маслом, кофе и флердоранжем. Он заметил, что, когда Антуан с ней разговаривал, у него сердце билось чаще, но непонятно, что это значит. Врезавшаяся в лобовое стекло муха прервала размышления пса.

Зербино любит сухой корм, когда гладят между ушами, валяться на солнышке и смех Антуана. Не любит шмелей, которые гудят в лаванде, зеленый горошек, товарные поезда и запах женщины, которая часто звонит к ним в дверь, когда стемнеет.

Не далее как этим утром она была в кровати Антуана – там, где Зербино любит свернуться калачиком, когда хозяин разрешает. Когда она приходит, Антуан спит на диване. Конечно, когда она заявляется без предупреждения, Антуан не может оставить ее за дверью. Она немного дрожит и пахнет горящими поленьями, ванилью, ромом. Зербино не понимает, чего ей надо, но знает, что ей хорошо, когда Антуан ее обнимает. Иногда, когда у него благостное настроение, Зербино ложится у ее ног и греет их, чтобы она быстрее уснула. Грустная такая девушка.

Запах трюфелей из багажника щекочет в носу, тоже похожем на трюфель. Зербино обожает трюфели. А еще больше – гулять в лесу с Антуаном. Часами, а то и целый день. Зербино убегает – иногда на полчаса – и возвращается, лая и размахивая хвостом. Ведет Антуана между кустами лаванды и дубами, потом когтистыми лапами роет землю. Осторожно берет трюфель в зубы и, виляя хвостом, протягивает Антуану. Так хочется проглотить кусочек, но стоит потерпеть, чтобы увидеть радостный блеск в глазах хозяина.

К сожалению, это бывает нечасто. Хоть Зербино и старается, трюфелей в этом году не так много, как хотелось бы Антуану. Вечером хозяин сидит у камина, глядя куда-то вдаль, гладит рассеянно – понятно, что его что-то тревожит.

13

Переваливаясь на брусчатке, старенький «Пежо» оставляет позади церковь, фонтан и платаны. Сент-Амур медленно исчезает в зеркале заднего вида. Джулия нежно любит эту деревню. Живописные улочки и дома с разноцветными ставнями никогда не теряют для нее своего очарования. Ей нравится, как осень все преобразила. В бывшей прачечной тихо без туристов. Пусть на балконах не так много цветов, сладость жизни не зависит от времени года. Джулия пытается вспомнить, когда в последний раз навещала бабушку. Месяцы несутся с головокружительной скоростью.

По дороге воспоминание о недавнем инциденте постепенно рассеивается. Извилистая дорога стирает из памяти образ Казановы с землистыми руками. С горы открывается невероятный вид. За каждым поворотом – все оттенки охры, зеленого и синего. Облака цепляются за вершину горы. Бабье лето. Так и хочется нырнуть в это небо-океан.

Джулия подъезжает к дому престарелых. Набирает код, и стеклянные двери с легким шелестом открываются. На залитой солнцем веранде Мадлена вяжет и играет в скрэббл с какой-то незнакомкой. У нее фиолетовые волосы, аккуратно уложенные. Пушинка наслаждается сиестой, растянувшись на игральном столике и свесив хвост. Джулия подходит поздороваться. Вязальщица приветствует ее с искренней радостью.

– У вашей бабушки сейчас врач, к ней пока нельзя. Садитесь с нами, подождите. Хотите чего-нибудь выпить? – У нее пронзительный голос.

Джулия вежливо благодарит и усаживается.

– Мы играем или болтаем? – нетерпеливо спрашивает незнакомка.

Она хмурит лоб. Говорит быстро и без акцента – выросла не в Провансе.

– Тринадцать букв: «Аллилуйничать»! – кричит Мадлена.

Ее партнерша закатывает глаза.

– Боже, Мадлена, мы же не на эсперанто играем, «аллилуйничать», что еще выдумаете!

– Жизель, вам стоит почаще ходить на мессу к отцу Мариусу, – настаивает Мадлена. – Вам бы пошло на пользу. «Аллилуйничать» – от латинского слова «аллилуйя».

И она запевает псалом. Джулия улыбается и думает о бабушке. Удачный ли у нее сегодня день? Хотелось бы поговорить о дневнике.

К ним идет светлоглазая Элиана, толкая перед собой кресло-каталку. Здоровается и уверяет, что Жанина скоро освободится. Ей делают исследование, чтобы оценить динамику неврологических улучшений.

– Жизель, не приставайте к Мадлене, – мягко увещевает Элиана, – все знают, что вас обыграть невозможно!

– Снег будет… – заявляет вязальщица. Ее слепят солнечные лучи.

– Ну что же вы, Мадлена? – бурчит Жизель. – Целый день вас ждать?

Пока Мадлена по одной выкладывает буквы на доску, Элиана шепчет Джулии на ухо:

– Знакомьтесь: Жизель Эскариот. Золотая медаль за скрэббл и шоколадная – за терпение.

– «Монализить», – объявляет Мадлена.

– «Монализить»? – раздраженно переспрашивает Жизель.

– Ну да, это когда ты улыбаешься, но не улыбаешься.

Потеряв терпение, Жизель наклоняется к Джулии: