Морли Каллаган - Любимая и потерянная Страница 9

Не удивительно ли, что она так властно завладела его мыслями? Понравилась она ему? Он поспешил себя уверить, что дело совсем не в этом, что ничего, кроме праздного любопытства, эта и впрямь необычная девушка в нем не вызывает.

Рослый, краснолицый, ухмыляющийся полицейский в белых погонах и в белых перчатках с чарующей галантностью управлял уличным движением. Возле сугроба у обочины в нерешительности остановилась хорошенькая девушка. Помахав ей рукой, полицейский дунул в свисток, остановил поток запорошенных снегом автомобилей и сам перевел красотку через дорогу.

Потом из ресторана вышла Пегги Сандерсон. Она была все в том же пальтишке с поясом и без шляпы, как и накануне. Выждав немного, Джим перешел улицу и поравнялся с Пегги.

— Откуда вы, мистер Макэлпин?

— Я был на Сент-Джеймс-стрит. Устраивался на работу в «Сан» у Карвера.

— Правда? А я думала, вы преподаватель.

— Род моих занятий фактически не изменится. Нам с вами по дороге?

— Не знаю, — сказала Пегги. — Я просто гуляю, благо время есть. А вы идете куда-то по делу?

— Нет, какие у меня дела? Я свободен.

— Хочу дойти до Филлипс-сквер — это в нескольких кварталах — посмотреть на леопарда.

— В зоопарке?

— Нет, в универмаге. Это статуя. Хотите, пойдем вместе?

— Не взять ли нам такси, — сказал он, с сомнением поглядывая на ее галоши. — Вы промочите ноги, Пегги.

— На улице так хорошо. Приятнее пройтись. — Она внимательно смотрела на, него, чуть улыбаясь. — Вам действительно хочется пойти со мной?

— Конечно, — ответил он с жаром.

Непонятно, отчего с такой таинственной многозначительностью прозвучали ее простой вопрос и его ответ.

— Ну что ж, — сказала Пегги, — пойдем.

Она взяла его за руку и повела за собой, не замечая, что ему неловко. Какой-то старичок обернулся и, улыбаясь, посмотрел им вслед. Но Макэлпин не выпустил ее руки. Его радовало внезапное, почти чудесное освобождение от угнетавшего его весь день чувства беспомощности, смешанного с досадой на мистера Карвера.

В Монреале большая часть англичан знает друг друга, но Макэлпина не беспокоило, что кто-нибудь из знакомых может увидеть, как они с Пегги идут, взявшись за руки.

Стремясь что-нибудь о ней узнать, он заговорил об университете, где они оба учились, но разговор не клеился.

— Снег никогда не надоедает мне, — сказала Пегги. — В старости я, может быть, возненавижу зиму, и меня потянет на юг, но сейчас у меня все точно так же, как было в детстве. Помните, как вы радовались первому снегу?

— Мы ждали не снега, а льда, чтобы кататься на коньках. Снег нас мало тревожил.

— А по мне, вашего льда хоть бы не было. Он и сейчас мне ни к чему, — сказала Пегги. — Зато как чудесно проснуться утром и в первый раз увидеть снег на полях! Это как сигнал, который возвещает о наступлении зимнего безмолвия.

— В Монреале зимы снежные.

— Мне нравится здесь, — сказала Пегги. — Кажется, нигде мне не было так хорошо, как в этом городе. Он старинный и в то же время новый; к тому же это порт, здесь друг с другом общаются люди разных рас. По утрам меня слишком рано будит колокольный звон, но я чувствую себя здесь дома.

— Вы счастливица, Пегги. Есть люди, которые нигде не чувствуют себя дома.

— Мое счастье состоит лишь в том, что я умею замечать такие вещи.

Войдя в универмаг, они поднялись на четвертый этаж, где в стеклянном ящике стояла вырезанная из дерева статуя леопарда длиною около трех футов, изображавшая зверя в тот момент, когда он подобрался, готовясь к прыжку.

Пегги замерла, любуясь статуей, а Макэлпин, поглядывая на ее серьезное лицо и внимательные глаза, не, мог понять, почему это ее так захватило. Ее светлые влажные волосы поблескивали в свете люстры, и у Джима было такое чувство, будто он стоит рядом с ребенком, которого привел в отдел игрушек.

— Он кажется невероятно сильным и свирепым, правда? — сказала Пегги.

— Он действительно очень хорош, — согласился Макэлпин. — В нем ощущается этакая затаившаяся разрушительная сила. Как вы о нем узнали?

— Кто-то сказал. А вам тоже мерещится, что он вот-вот прыгнет? — шепнула Пегги. — Просто в дрожь бросает.

— Да, пожалуй, что-то такое есть, — ответил он, удивленный ее горячностью.

— В нем все, каждая мелочь выражает одну мысль. — Она говорила, не оборачиваясь к Макэлпину, завороженная дикой мощью кровожадного обитателя джунглей, ожидая его броска.

Макэлпин невольно взял ее за руку, чтобы оттащить в сторону, спасти. Она подняла голову.

— Если вы насмотрелись, то я сегодня собиралась поглядеть еще на одну вещь.

— Тоже статуя?

— Нет, старая церквушка прелестной архитектуры. Идемте вместе? Туда минут двадцать ходьбы.

— Охотно, — с готовностью согласился Макэлпин.

Они вышли на улицу. В свечении зимних сумерек снег казался голубым. Макэлпин не знал, куда идет, и не хотел знать, радуясь чувству беззаботности и покоя, так неожиданно пришедшему после тревог дня. На Филлипс-сквер, где в окнах всех контор горел свет, голубоватые зимние сумерки сгустились, потемнели. Перед статуей Эдуарда VII проносились подхваченные ветром снежинки, и плоская снежная корона венчала голову короля.

Небрежно перебрасываясь на ходу шутливыми фразами, они не торопясь прошли еще два квартала, потом свернули на восток, но увлеченный разговором Джим не замечал дороги.

— Вот она, — сказала Пегги, и он увидел маленькую старинную церковь, полуготическую, полуроманскую, но, несмотря на смешение стилей, удивительно легкую и простую. — Какая прелесть! Я давно о ней слыхала, да все не могла выбраться посмотреть.

— Занятная церквушка, — сказал Макэлпин.

Церковь парила в море снега; казалось, она вот-вот снимется с места и поплывет, как корабль. Повернув голову, Макэлпин увидел, как снежинки падают на запрокинутое лицо девушки, на ее вздрагивающие ресницы и, сверкнув, тают на них. Потом он перевел взгляд на церковь и опять посмотрел на лицо Пегги. Вокруг так и мело, плечи Пегги и рукава его пальто были совсем белы. Почему-то ему вдруг стало очень весело, и он засмеялся.

— Что вас рассмешило? — спросила Пегги.

— Сам не знаю. Леопард и церковь. И все в один день.

— Смешно, что мне хотелось видеть и то и другое?

— Пожалуй.

— А разве леопард и церковь так уж несовместимы?

— После сегодняшнего дня я ни за что не стану это утверждать.

На обратном пути он вдруг спохватился, что по-прежнему ничего не знает о Пегги и даже не поговорил с ней о негритянских писателях. Макэлпин стал расспрашивать, что еще она читала. Пегги отвечала довольно односложно, и, хотя ее суждения были глубоки, он чувствовал за ее спокойствием безразличие, и его это обижало. Его всегда и все считали интересным собеседником. Он к этому привык.

— Вы и не спорите со мной, и не соглашаетесь, — сказал он со вздохом.

— Я слушаю вас, Джим.

— Вполуха.

— Вовсе нет, мне нравится вас слушать, а к тому же, хотя сами вы этого, вероятно, не знаете, вы провожаете меня сейчас домой. Я живу на Крессент.

Они миновали Пил и Стенли, вышли на Друммонд, и Макэлпин увидел в витрине сложенные пирамидой виноградные грозди.

— Одну минутку, — сказал он, вошел в магазин, купил два фунта винограда и, улыбаясь, вышел.

— Не совсем по сезону, — заметил он, — но вы съедите его дома, глядя из окошка на сугробы.

К трехэтажному каменному дому на Крессент-стрит, в котором жила Пегги, нужно было пройти вверх по длинной улице, выходившей на Шербрук. Дома здесь были старые, но некоторые из них очень чистенькие и опрятные. Парадные двери, к которым вели от улицы длинные лестничные марши, напоминали балконы. В каждом доме были и другие двери, выходившие прямо на тротуар. Судя по металлическим табличкам, украшавшим парадные входы, на улице жило много врачей. Дом Пегги выглядел довольно неказисто, и дверь, к которой она повела Макэлпина, находилась внизу, под лестницей.

Толстая женщина лет пятидесяти в зеленом пальто и зеленой бесформенной шляпке одновременно с ними свернула к дому и стала подниматься по ступенькам. Снег из-под ее подошв осыпался на шляпу Макэлпина. Он встряхнул ее и взглянул вверх.

— Добрый день, мисс Сандерсон, — окликнула женщина, перегибаясь вниз. — Вы что-то раненько нынче.

У нее было пухлое красное лицо и тоскливые глаза.

— Добрый день, миссис Агню, — отозвалась Пегги.

Нагнувшись над перилами, миссис Агню с любопытством покосилась на Макэлпина; он тоже разглядел при свете фонаря часть ее стареющей физиономии. Она была наполовину шотландка, наполовину француженка. Муж, умерший десять лет назад, оставил ей этот дом, который она весь сдавала. Широкая, дружелюбная, понимающая улыбка расплылась по ее лицу.