Марьяна Скуратовская - 100 великих творцов моды Страница 27

Её вдохновляли сюрреализм и дадаизм, и, в отличие от многих своих коллег, Скьяп активно сотрудничала с художниками — с Жаном Кокто, Леонор Фини, Альберто Джакометти, Кристианом Бераром и многими другими. Одни помогали ей оформить ателье, другие рисовали дизайн для украшений, третьи делали рекламные рисунки.

Ярко-розовый, с фиолетовым подтоном, был любимым цветом Берара, и он стал фирменным цветом Скьяп: «Яркий, невозможный, дерзкий, привлекательный, жизнеутверждающий, как будто соединились воедино весь свет, все птицы и все рыбы в мире… шокирующий цвет». Этот цвет окажется навсегда тесно связанным с творчеством Скьяп, и свою автобиографию, яркую, как этот розовый, она впоследствии назовёт «Моя шокирующая жизнь». Но, наверное, самым плодотворным окажется сотрудничество с Сальвадором Дали: платье «Лобстер» — с принтом в виде огромного красного лобстера; платье «Слёзы» с рисунком, имитирующим разрывы на живой плоти; платье «Скелет» — название говорит само за себя; шляпка в виде туфельки с дерзко торчащим вперёд и вверх каблуком… Все эти узнаваемые и незабываемые вещи навсегда вошли в историю костюма.

Скьяп предпочитала выбирать какую-либо тему и работать над ней, создавая целые тематические коллекции. Так, среди них были «Цирк», «Астрологическая коллекция», «Язычник» и другие, не менее смелые. Как сказал однажды Ив Сен-Лоран, «мадам Скьяпарелли отвергала всё обычное».

В 1935 году её дом моды переехал на Вандомскую площадь, в дом, где в своё время находилось ателье знаменитой Мадлен Шерюи. «Началось новое время — «эра Скьяп». Силуэты её нарядов — обычно с широкими плечами, подчёркивавшими узкие бёдра, необычные детали, аксессуары, материалы и рисунки на ткани стали узнаваемыми и жадно копируемыми по обе стороны океана. В её бутик заходили не только купить что-нибудь, но и полюбоваться необычной обстановкой (чего стоило одно только ярко-розовое чучело медведя в светло-лиловом атласном пальто!), проникнуться царящей в этом месте атмосферой весёлого безумия.

В чём же был секрет её бешеной популярности? Дело было не просто в эксцентричности Эльзы, а в том, что эксцентричность эта пришла вовремя, когда мир истосковался по ней… Шанель говорила о ней не как о коллеге-модельере, а как об «итальянской художнице, которая шьёт платья» — что ж, это, если вдуматься, довольно неудачная попытка обидеть соперницу. Скьяп действительно была художницей — сюрреалисткой, футуристкой, только результаты её работы были трёхмерными, и их можно было носить.

Конец блестящей карьере Эльзы Скьяпарелли положила только Вторая мировая война. Первое время она ещё оставалась в Париже, и её весенняя коллекция 1940 года была посвящена военной теме. Летом она уехала в Нью-Йорк, вернулась обратно в начале 1941-го, но уже через несколько месяцев отправилась обратно и оставалась в США до конца войны. Дочь Скьяп вступила в американский Красный Крест, работавший за границей, а сама она стала работать в Секции Рошамбо женщин-добровольцев для работы в Северной Африке и Франции. Когда Секцию решили перевести в Северную Африку, Скьяп не взяли, как она ни настаивала. Позднее она вспоминала годы войны так: «Повсюду туман, туман, но вдалеке неясный звук сирены пронизывает мрак…»

После войны Скьяп, наконец, вернулась в Париж. «От меня ожидали, что я внесу «американское влияние», но во время моего долгого пребывания в США я совсем не думала о моде. Поэтому я оказалась не перед реальными событиями, а перед самой собой 1940 года. Я пыталась сделать женщину одновременно красивой и тонкой, так, чтобы она приспособилась к новому ритму жизни, и не сразу поняла, что тот вид элегантности, который мы знали перед войной, ушёл».

Мир изменился. В том числе и мир моды. Синдикат Высокой моды ввёл новые правила, по которым закупщикам нужно было платить за право присутствия на демонстрации коллекций, что вынуждало их покупать как минимум одно платье из этой коллекции, чтобы вернуть деньги, — а если их бюджет ограничен, то, как писала Скьяп, они будут идти только в некоторые дома моды. Свои снимки с модных показов пресса отныне могла публиковать только через месяц, запрещались съёмки для кино и телевидения. Всё это, по её словам, «создавало возможность для любых финансовых комбинаций, которые пришли бы в голову бесчестным людям». «Когда я вижу, что все мои новые идеи, все мои намерения подхвачены не только привычными копировщиками, но и теми, кто сам делает коллекции, известные и успешные, чувствую себя в прекрасной форме. Конечно, эти люди зарабатывают гораздо больше, чем я, но разве это важно! Короче, я убеждена, что запреты, начавшиеся в 1947 году, угрожают истинной французской элегантности».

А затем началось царствование нового стиля, «нью лук», очень далёкого от того, что знала, умела и любила сама Скьяп. Она ещё «держалась на плаву, как корка в бурю», но постепенно стало ясно, что время её ушло. В 1954 году она закрыла свой дом моды, оставив только выпуск духов и женских аксессуаров в США, и полностью отдала себя семье — дочери и двум внучкам.

В это время в Париж вернулась Коко Шанель, которая, наоборот, собиралась вновь заняться Высокой модой. Очень часто пишут о соперничестве этих двух женщин, сравнивают их, смакуют едкие фразы, которые они отпускали по адресу друг друга, анализируют причины, по которым после Второй мировой дом Шанель обрёл былой успех и существует до сих пор, а дом Скьяпарелли закрыл свои двери навсегда, и теперь о нём помнят только те, кто серьёзно интересуется историей моды… Но разве нельзя обойтись без сравнения? Они шли в моде совершенно разными путями, и на тех, кто сменил их на модном олимпе, повлияли тоже по-разному. И, быть может, влияние, оказанное Шанель, чьё имя до сих пор у всех на слуху, даже меньше, чем влияние Скьяп… Однажды Жан Кокто сказал о ней: «Эльза умеет заходить слишком далеко». И она действительно забежала в моде очень далеко, дальше, чем многие другие модельеры её поколения.

В 1973 году Эльза Скьяпарелли тихо скончалась в Париже, и, согласно её просьбе, знаменитого некогда кутюрье похоронили в пижаме её любимого цвета, «шокирующего розового». Этот цвет был энергичным, ярким, эксцентричным, экспериментаторским, смелым, подчиняющим себе… Словом, это был цвет Скьяп. Он был Скьяп.

Эдвард Молине

(1891–1974)

Этот дизайнер вошёл в историю моды в военном звании капитана — «капитаном Эдвардом Молине» его называли и долгие годы после того, как он вышел в отставку и окунулся в мир, как нельзя более далёкий от ужасов войны, мир, в котором создавались и носились изысканные наряды. И бывший военный проявил себя в этом мире не хуже, чем на полях сражений, став одним из самых известных и влиятельных дизайнеров 1920-1930-х годов.

Эдвард Молине родился в Лондоне, в семье выходцев из Ирландии. Так что, когда пришло время отправлять мальчика в школу, была выбрана католическая — Бомонт Колледж в Беркшире. Отца, Джастина Молине, не стало, когда Эдварду было всего шестнадцать, и молодому человеку пришлось оставить школу и самому зарабатывать себе на жизнь. Правда, он хорошо представлял, кем хочет стать — художником, в частности, иллюстратором. Когда ему было девятнадцать, события приняли немного неожиданный оборот — он принял участие в конкурсе, объявленном одной из газет, на создание эскиза вечернего платья. Конкурс проходил под патронажем Люсиль, леди Дафф-Гордон, известнейшего кутюрье той эпохи. Ей так понравилась работа Эдварда, что она пригласила его работать в своё ателье. Там он и проработал несколько лет, но тут началась Первая мировая война…

Эдвард Молине

Эдвард Молине, как и десятки тысяч других молодых британцев, ушёл на фронт. Он вступил в пехотный полк герцога Веллингтона, где быстро дослужился до звания капитана. Во время сражений во Франции он был ранен три раза и был награждён за храбрость Военным крестом. В результате одного из этих ранений — осколок шрапнели повредил оптический нерв — капитан Молине лишился зрения на один глаз и был вынужден вернуться домой.

Послевоенную жизнь нужно было строить заново, и Эдвард решил заняться тем же, чем занимался несколько лет до войны, то есть дизайном одежды, однако уже не у Люсиль, а самостоятельно. В 1919 году он открыл свой дом моды, но не в Лондоне, а в Париже. Денег у него было немного, но зато был прекрасный вкус и огромное желание работать…

Успех пришёл очень быстро. Мода, «высокая мода» для капитана Молине была не просто созданием одежды, а разновидностью искусства, и относился он к ней так же серьёзно, как, скажем, к живописи (которой тоже будет посвящать немало времени, а также соберёт прекрасную коллекцию работ французских импрессионистов и постимпрессионистов).

Его работы с самого начала отличались «необыкновенной простотой и идеальным вкусом», а сам он говорил: «Я не переношу крикливости и эксцентричности». Он создавал наряды не для юных девочек, но и не для пожилых дам — его типичной клиенткой была высокая, изящная светская львица, которая предпочитала сдержанно-роскошные вещи.