Лорена Доттай - Большие надежды Страница 3

Чувство вины снова начало грызть, и трудно отмахнуться от него… что делать в этот день? Из кухни направляешься к книжным полкам, что делать в этот день? – почитать классиков, позавидовать им или просто забыться в их виртуальных мирах?

Нет, завидовать нечему, – потому что знаешь, какой это зверский труд – написать тома всех этих «избранных сочинений», а за сочинениями – выстроились не очень счастливые судьбы, не очень крепкое здоровье, не очень удачные браки, или хуже того – одиночество и в юности, и в старости, безденежье, поражения и злобная критика.

Нечему было завидовать, это прекрасно понимаешь и не завидуешь. Скорее найти утешение у тех, кто понимал гораздо лучше, чем домашние. Вот они – родные – стоят молчаливо. И они не осуждают его, нет, совсем нет: ради Нее они пожертвовали гораздо большим, чем отпуск и каникулярная радость детей. Протягиваешь руку к первой попавшейся книге и открываешь ее на первой попавшейся странице – так можно использовать книги иногда в качестве оракула. И читаешь на странице следующее:

«Если мы забываем об осторожности, нас засасывает это отрицательное существование. Оно становится для нас замкнутым кругом. Как разорвать этот замкнутый круг?..»1

На самом деле эта фраза не придала мужества, она лишь подтвердила то состояние, в которое попала. Как разорвать этом замкнутый круг? Находясь в бездействии, круг не разорвать, но и дейстововать в этот момент не в состоянии. Хотелось включить телевизор, лечь на диван и смотреть сериалы, все подряд – в течение дня.

Но и это было сложновато: давно уже не смотрела телевизор и понятия не имела по каким каналам какие сериалы показывали, потыкала на кнопки, переключая каналы, но нашло почти физические отвращение от низкопробных шоу и всех этих виртуальных страстей, что там показывали. Хватило на двадцать минут.

Надеваешь куртку прямо на старый любимый халат и выходишь в садик за домом. Там стоит тишина, только птицы щебечут. Долго стоишь, прислушиваясь к щебету птиц, закинув голову, глядя в голубое небо. Небо и его безграничность успокаивают. Примиряют. Наступает весна. Ее проявления еще мало ощутимы, возможно, воздух начал по-другому пахнуть, возможно, небо становится голубее, чем зимой, ветерок – более ласковый. Что-то не так в природе, что-то по-другому, не так, как прежде. Природа оживает, она готовится к возрождению.

Возвращаешься домой, потому что становится зябко на улице. Углубляешься в любимую книгу до четырех часов дня. А вечером никто больше не упрекает, не задает вопросов о книге, об отпуске в этом году. Все согласны. Это молчаливое согласие-поддержка: писатель – не рекетир. Творческий человек, ранимый, непредсказуемый, иногда бесшабашный и безалаберный. Это его природа. Природу невозможно изменить, ее можно только сломать. А в такое время и без упреков можно быть надломленным.

Главная мысль этого времени была: как жить с поражением?

Со временем – а мыслительная деятельность – это важная черта пишущих людей, и она не оставляла ни на минуту, – стало понятно, что поражения существуют до тех пор, пока к происходящему относишься как к поражению. В каком-то смысле это был вопрос интерпретации и оценки: как оцениваешь свое существование и результаты своей деятельности.

Пабло Пикассо сказал как-то: «Я не шарлатан, я – художник». Его фразу подхватили многие художники, но в том числе, и шарлатаны. Почти всегда возникало желание объяснить свое творчество, свои поступки, которые не всегда казались «нормальными» в глазах «обычных» людей. Главное – возникала потребность оправдать себя и творение. И по возможности объяснить.

Происходящее было на самом деле не поражением, а новым жизненным опытом, – к такому выводу приходишь в результате своей мыслительной деятельности в такие дни.

Урок 3. Кладовая-хранилище

Пабло Пикассо сказал как-то, что его картины (циклы картин) – это его дневники. Дневник может быть визуальным, а может быть обычным, бумажным. А у писательницы было сразу три дневника.

Первый дневник ее был бумажным, другими словами, классический дневник: листы в фиолетовую клетку формата А4, сшитые в толстую амбарную книгу. И писала она в эту амбарную книгу фиолетовыми чернилами. Несмотря на свой средний возраст, была она в некоторых вещах щепетильной, суеверной и старомодной.

Во второй свой дневник писательница не писала, а печатала, другими словами, ей не нужны были чернила, потому как дневник был виртуальным. Ну, а третий дневник… его и дневником не назовешь…

У писательницы была старая привычка ходить в парк и по нескольку часов там бесцельно бродить. На первй взгляд… на первый взгляд, она бесцельно слонялась по парку два – три часа в день. Такие периоды на нее находили. Те, кто принадлежал к ее цеху, знали и по своему опыту: ничто так не помогает созреванию нового дитяти, как такие долгие прогулки: мыслительная деятельность в такие часы становилась активной, как никогда, мысли и образы выкристаллизовывались, литературные конструкции становились стабильными и четкими… и еще многое другое приходило… не зря же, древние преподавали своим ученикам в рощах, гуляя по аллеям.

Вероятно, это было правдой, что Карл Маркс в результате своей мыслительной деятельности протоптал в своем кабинете «дорожку» в ковре. Хотя, с другой стороны, откуда у него был ковер, когда ему, его жене, баронессе фон Вестфаллен, их дочерям не всегда хватало денег на еду, так что пришлось баронессе в конце концов заложить серебрянные ложки из своего приданного.

В любом случае, плавание и ходьба хорошо сочетались с мыслительной деятельностью и творческим трудом. Но наша писательница дошла до этого сама: самые гениальные и смелые идеи рождались у нее в парке при ходьбе.

Так у писательницы появился третий вид дневника, она диктовала свои тексты себе на телефон! Наговаривала во время прогулки. Конечно, со стороны выглядело: человек ходит три часа по парку кругами и что-то себе бормочет под нос, обмотанный проводами. Выглядело немного ненормально.

С другой стороны, что еще осталось «нормального» в наш двадцать первый век? Как часто встречаешь на улицах городов людей, молодых и не очень, вечно спешащих куда-то, обмотанных проводами, говорящих и даже кричащих… это они так телефонируют с кем-то, а кажется, что сошли с ума и говорят сами с собой или кричат на самих себя… или на незнакомых окружающих…

Итак, у нашей писательницы было три дневника. Каждый своим образом ей помогал, потому что был своеобразной кладовой – хранилищем. Хранилище хранило:

меткие фразы, услышанные ею

впечатления от природы

переживания ее органов чувств

озарения во время прогулок

сны и кошмары

анекдоты

цитаты из любимых книг

внутренние монологи

диалоги героев будущих романов

воспоминания старых родственников

списки продуктов, которые нужно было купить

дни рождения близких

возможные конструкции произведений

литературные приемы и трюки, которые она в будущем хотела применить

литературные упражнения для улучшения стиля

имена героев (говорящие имена) и названия будущих текстов

рисунки, картинки, фотографии и схемы

расчеты, как продержаться на… сумму до конца месяца

черновики писем к коллегам и читателям

наброски непонятно чего, сохраненные в надежде, что когда-нибудь пригодятся

Все это содержали ее три дневника. И если бы ей пришлось спасать из пожара вещи (при условии, что домашние уже были спасены из огня), то она бы не задумываясь нырнула в клубы дыма и спасла свои дневники.

Урок 4. Без страха перед критикой

Многие пишущие живут со страхом перед критикой. Почему? – Потому что критика – это зачастую неприятно для нашего эго, а иногда и больно для души. Потому что не знаешь, как с ней обходиться, как защититься, как реагировать. Но есть определенные правила и приемы.

Прежде всего, конструктивная критика предназначена для того, чтоб учиться и совершенствоваться, другими словами, из нее можно извлечь пользу.

Конструктивная критика содержит в себе как правило три важных компонента:

она касается не личности автора, а его произведения

она указывает не только на слабые места текста, но и на удавшиеся

она содержит советы и предложения по улучшению качества текста

Конечно, писать конструктивную критику – это тоже искусство, не меньшее, чем создавать хорошие тексты.

Если же критика имеет своей целью принизить личность автора, то она не служит литературе, а носит характер расправы на бытовом уровне. Такие вещи нередко происходят в литературной среде. Самое первое, что можно сделать – это не вовлекаться и сохранять спокойствие и достоинство. Держать дистанцию.