Константин Душенко - Мысли и афоризмы Страница 3

Некий господин Эккерман написал книгу о Гете, где совершенно серьезно уверяет, что, если бы Господь Бог при сотворении мира сказал Гете: «Дорогой Гете, я, слава богу, покончил теперь со всем, кроме птиц и деревьев, и ты сделал бы мне большое одолжение, если бы согласился создать за меня эту мелочь», – то Гете, не хуже самого Господа Бога, сотворил бы птиц и эти деревья, в духе полного соответствия со всем мирозданием, а именно – птиц создал бы пернатыми, а деревья зелеными.

В словах этих есть правда, и я держусь того мнения, что Гете в некоторых случаях лучше бы справился с делом, чем сам Господь Бог, и что, например, он более правильно создал бы господина Эккермана – сделал бы его пернатым и зеленым.

Если мы отдаем некоторое предпочтение Гете перед Шиллером, то лишь благодаря тому незначительному обстоятельству, что Гете, по нашему мнению, ежели бы ему в его творениях потребовалось подробно изобразить такого поэта, со всеми относящимися сюда стихами, был способен сочинить всего Фридриха Шиллера, со всеми его Разбойниками, Пикколомини, Луизами, Мариями и Девами.

О ГЛУПОСТИ И ДУРАКАХ

Просто удивительно, как в такой маленькой головке умещается такая масса невежества.

У него отваги хватит на сотню львов, а ума – на пару ослов.

Новые мысли придумывают мудрецы, а распространяют глупцы.

Существует лишь одна мудрость, и она имеет определенные границы, но глупостей существует тысячи, и все они беспредельны.

Ученый казуист и духовный пастырь Шупп говорит даже: «На свете больше дураков, чем людей».

В Германии есть более благородный материал для смеха, в ней больше действительно смешных характеров, чем во Франции, где общественная насмешка в зародыше убивает все незаурядно смешное, где ни один оригинальный дурак не может расти и совершенствоваться на свободе. Немец с гордостью может утверждать, что только на немецкой почве дураки могут достичь того титанического роста, о котором не имеет понятия приплюснутый, рано подавленный в своем развитии французский дурак.

О Гамбурге:

Все дураки, которых я здесь вижу, могут пригодиться для моих произведений, – они для меня чистый заработок, наличные деньги. Мне везет в настоящее время. Господь благословил меня – дураки особенно пышно уродились в нынешнем году, а я, как хороший хозяин, потребляю их очень экономно, сберегая самых удачных впрок.

Как обезьяна тем смешнее, чем вернее подражает человеку, так и дураки тем смешнее, чем больше притворяются умными.

Бог сотворил рогатый скот потому, что мясные супы подкрепляют человека, ослов сотворил затем, чтобы они служили для сравнений, а самого человека – чтобы он ел мясные супы и не был ослом.

Изобрели средство, которое действует с обратной силой и благодаря которому всякая глупость может считаться как бы не совершённою или может даже превратиться в мудрость. Средство это совершенно простое, и заключается оно в заявлении, что глупость совершена или сказана в ироническом смысле. Так-то все в этом мире движется вперед: глупость становится иронией, неудачная лесть становится сатирою, природная грубость становится искусным пародированием, истинное безумие – юмором, невежество – блестящим остроумием.

Как разумные люди бывают подчас часто очень глупы, так глупцы подчас отличаются сообразительностью.

Ах! Это было так давно! Я был тогда молод и глуп. Теперь я стар и глуп.

О ГРЕКАХ И РИМЛЯНАХ

Спарта, эта скучная большая фабрика патриотизма, эта казарма республиканской добродетели, эта величественно-скверная кухня равенства, где черные супы варились столь плохо, что аттические остряки утверждали, будто лакедемоняне из-за них-то и презирают жизнь и так геройски погибают в бою.

Афиняне были учащейся молодежью человечества, афинская конституция была чем-то вроде академической свободы, и неразумно было бы вводить ее в наш взрослый век, в нашей седеющей Европе.

Когда Цицерон произносил на Форуме свои речи, слушатели находили, что никто не умеет говорить лучше Марка Туллия; но когда говорил Демосфен, афиняне восклицали: «Война Филиппу!»

У римлян ни за что не хватило бы времени на завоевание мира, если бы им пришлось сперва изучать латынь.

Глупцы полагают, будто для того, чтобы завладеть Капитолием, необходимо сначала напасть на гусей.

Римлянин был одновременно и солдатом и адвокатом, что дало смесь самого отвратительного свойства.

Бездушные римляне, суровый, трезвый, прозаический народ, помесь грубого хищничества и тонкого адвокатского ума, казуистическая солдатчина.

Тацит – самый жестокий мастер сатиры именно потому, что он глубже других чувствовал величие Рима и ничтожество людей.

У них, этих Неронов и Калигул, кружилась голова, когда они достигали вершины всемогущества; вообразив, что они выше всего человечества, они теряли человеческий облик; почитая себя за богов, они становились безбожниками.

Прежние радостные боги, не ведавшие страданий, не знали, каково приходится бедному страждущему человеку, и бедный страждущий человек в час скорби не мог всем сердцем обратиться к ним. То были праздничные боги, вокруг которых шла веселая пляска и которых можно было только благодарить. Потому-то их, в сущности, и не любили как следует, от всего сердца.

Язычеству приходит конец, как только философы реабилитируют богов, возведя их к мифам.

О победе христианства над религиями античности:

Не стало блаженных богов. Олимп превратился в лазарет. Религия доставляла уже не радость, а только утешение; то была печальная, кровью исходящая религия, религия приговоренных к смерти.

В большом пальце ноги Шекспира поэзии больше, чем у всех греческих поэтов, за исключением Аристофана. Греки были великими художниками, но не поэтами.

О ДЕНЬГАХ

Древние мифы о золотом руне и о кладе Нибелунгов полны значения. Золото – талисман; в нем гнездятся демоны, они исполняют все наши желания и, тем не менее, ненавидят нас за рабскую покорность, с которой им приходится нам служить; они мстят нам, прибегая к тайным козням; именно исполнение наших желаний они обращают в несчастье и так готовят нам всевозможные беды.

Один поэт сказал: «Первый король был счастливый воин!» Насчет основателей нынешних наших финансовых династий мы можем, пожалуй, прозаически сказать, что первый банкир был счастливый мошенник.

Как театры сгорают по нескольку раз, прежде чем, точно феникс из пепла, вознестись в роскошной постройке, так же бывает и с некоторыми банкирами: нынче дом **после трех или четырех банкротств блистает наиболее блистательно. После каждого пожара он поднимался еще в большем великолепии – кредиторы не были застрахованы.

От высокомерия богатства ничто не защитит вас – кроме смерти и сатиры.

Острить и занимать деньги нужно внезапно.

Ни у одного народа вера в бессмертие не была так сильна, как у кельтов; у них можно было занимать деньги, с тем что возвратишь их в ином мире. Богобоязненным христианским ростовщикам следовало бы брать с них пример.

В 1829 году Гейне написал одному из своих друзей: «Если ты срочно не вышлешь мне сорок талеров, я буду голодать за твой счет».

О ДОБРОДЕТЕЛИ И СТРАДАНИИ

Люди, ничем не примечательные, конечно, правы, проповедуя скромность. Им так легко осуществлять эту добродетель.

Больные, право, аристократичнее здоровых; ведь только больной человек становится человеком, у его тела есть история страданий, оно одухотворено. Мне думается даже, что путем страдания и животные могли бы стать людьми; я видел однажды умирающую собаку: она в своих предсмертных муках смотрела на меня почти как человек.

Истинное сумасшествие так же редко, как истинная мудрость; быть может, оно-то и есть настоящая мудрость, которая в досаде на то, что она все знает, все безобразия этого мира, приняла мудрое решение сойти с ума. Восточные народы мудрее нас; они почитают сумасшедшего, как пророка; мы же считаем пророков сумасшедшими.

Прошлое – родина души человека. Иногда нами овладевает тоска по чувствам, которые мы некогда испытывали. Даже тоска по былой скорби.

И вообще – что такое удовольствие? Удовольствие – не что иное, как в высшей степени приятная скорбь.

Нравственность – это разум сердца.

Мораль есть религия, перешедшая в нравы.

Только родственная скорбь исторгает слезы, и каждый, в сущности, плачет о себе самом.