Константин Душенко - Мысли и афоризмы Страница 4

И вообще – что такое удовольствие? Удовольствие – не что иное, как в высшей степени приятная скорбь.

Нравственность – это разум сердца.

Мораль есть религия, перешедшая в нравы.

Только родственная скорбь исторгает слезы, и каждый, в сущности, плачет о себе самом.

Тот, кто видит своего бога страдающим, легче переносит собственные страдания.

Страдание нравственное легче вынести, чем физическое, и, если бы, например, мне дали на выбор больную совесть или больной зуб, я избрал бы первое.

Чтобы победить самые тяжелые страдания, есть два средства: это опиум – и работа.

Добродетельным всякий может быть в одиночку; для порока же всегда нужны двое.

Совершенство мира всегда адекватно совершенству того духа, который созерцает его. Добрый находит на земле рай для себя, злой уже здесь вкушает свой ад.

Если человек хочет застрелиться, он всегда имеет на то достаточные причины. Но знает ли он сам эти причины – это другой вопрос. До последней минуты мы разыгрываем с собою комедию. Умирая от зубной боли в сердце, мы жалуемся на зубную боль.

...У меня же была зубная боль в сердце. Это тяжелый недуг, от него превосходно помогает свинцовая пломба и тот зубной порошок, что изобрел Бертольд Шварц.

О ДЬЯВОЛЕ

У Господа Бога было пустовато в кассе, когда он создал мир. Он принужден был занять денег у черта под залог всей вселенной. И вот, так как Господь Бог и по божеским и по человеческим законам остается еще должником черта, то из деликатности он не может ему препятствовать слоняться в мире и насаждать смуту и зло. Но черт тоже опять-таки очень заинтересован в том, чтобы мир не совсем погиб, так как в этом случае он лишится залога; поэтому он и остерегается перехватывать через край, а Господь Бог, который тоже не глуп и хорошо понимает, что в корысти черта для него заключается тайная гарантия, часто доходит до того, что передает ему все управление миром, то есть поручает черту составить правительство.

Дьявол существо настолько холодное, что не может себя нигде хорошо чувствовать, кроме как в огне. На эту холодность дьявольской природы жаловались все женщины, имевшие несчастье вступать с ним в близкие отношения. Удивительно совпадают в этом отношении дошедшие до нас показания ведьм в колдовских процессах всех стран. Эти дамы, признававшиеся в своей плотской связи с дьяволом, даже под пыткой неизменно рассказывают о холоде его объятий; ледяными – плакались они – были проявления этой дьявольской нежности. Дьявол холоден даже в качестве любовника.

В сборище ведьм есть у князя тьмы избранница, носящая титул верховной невесты и состоящая как бы его главной любовницей. Это очень красивая, крупная, почти огромная женщина, ибо дьявол не только знаток прекрасных форм, артист, но и любитель плоти, и, по его мнению, чем больше плоти, тем больше и грех.

Вы не имеете никакого понятия об аде, madame. Мы получаем оттуда мало официальных сведений. Правда, слухи, будто бедные грешники должны по целым дням читать там все те плохие проповеди, которые печатаются тут, наверху, – сущая клевета. Таких ужасов в аду нет, до таких утонченных пыток сатана никогда не додумается.

Иногда мне кажется, что дьявол, дворянство и иезуиты существуют лишь постольку, поскольку мы верим в них. Относительно дьявола мы можем утверждать это безусловно, так как до сих пор его видели только верующие.

О ЕВРЕЯХ

Я всегда питал пристрастие к евреям, хотя они по сей час распинают мое доброе имя. Однако же я не достиг в еврейском языке таких успехов, как мои карманные часы, которые часто находились в тесном общении с ростовщиками и поэтому восприняли некоторые еврейские обычаи, – например, по субботам они не шли.

Не будучи допущены ко всем остальным ремеслам, евреи поневоле стали самыми сметливыми купцами и банкирами. Их заставляли быть богатыми, а потом ненавидели за богатство. В истории прав каждый: прав молот, права и наковальня.

Еврей Фульд избран в парламент. Я очень рад этому; значит, равноправие евреев вполне осуществилось. Прежде только гениальный еврей мог пробиться в парламент; но если уж такая посредственность, как Фульд, пробивается, – значит, нет больше различий между евреями и неевреями.

Евреи несли Библию сквозь века как свое переносное отечество.

Талмуд есть еврейский католицизм.

Я знаю в Гамбурге доброго христианина, который никак не мог примириться с тем, что наш Господь и Спаситель был по происхождению еврей. Глубокое негодование овладевало им всякий раз, когда он представлял себе, что человек, заслуживающий величайшего поклонения, образец совершенства, принадлежит тем не менее к племени тех долгоносых, которые торгуют на улицах всяким старьем, которых он столь основательно презирает и которые кажутся ему еще отвратительнее, когда они вдобавок, подобно ему самому, принимаются за оптовую торговлю пряностями и москательным товаром, нанося ущерб его собственным интересам.

Удивительное дело! Тот самый народ, который подарил миру Бога и вся жизнь которого была проникнута исключительно благоговением пред господом, был ославлен как богоубийца! Кровавую пародию на такого рода безумие видели мы в начале революции в Сан-Доминго, когда во главе толпы негров, предававших плантаторов огню и мечу, шествовал черный фанатик, который нес огромное распятие в руках и кровожадно кричал: «Белые убили Христа, перебьем всех белых!»

Иудея всегда представлялась мне куском Запада, затерявшимся на Востоке.

Иудея, этот протестантский Египет.

Евреи были единственными, кто отстоял свободу своей религии в то время, когда Европа становилась христианской.

Как о Создателе, так и о его создании, евреях, я никогда не говорил с достаточным уважением, и тоже, конечно, из-за моей эллинской натуры, которую отталкивал иудейский аскетизм. С той поры уменьшилось мое пристрастие к Элладе. Я вижу теперь, что греки были лишь прекрасными юношами, евреи же всегда были мужами, могучими, непреклонными мужами, и не только в былые времена, но и до сего дня, несмотря на восемнадцать веков гонений и страданий. С той поры я научился лучше ценить их, и если бы всякая гордость происхождением не была дурацкой несообразностью в борце за революцию и ее демократические принципы, то пишущий эти строки мог бы гордиться тем, что предки его принадлежали к благородному роду Израиля, что он – отпрыск тех мучеников, которые дали миру Бога и нравственность и сражались и страдали на всех боевых полях мысли.

История еврейства прекрасна, однако современные евреи вредят древним, которых можно было бы поставить гораздо выше греков и римлян. Мне думается, что если бы евреев не стало и если бы кто-нибудь узнал, что где-то находится экземпляр представителей этого народа, он бы пропутешествовал хоть сотню часов, чтобы увидеть его и пожать ему руку, – а теперь нас избегают!

Никогда не говорить об отношении к евреям! Испанец, который каждую ночь во сне беседует с Божьей матерью, из деликатности ни за что не коснется ее отношений к Богу-Отцу: самое беспорочное зачатие все-таки остается зачатием.

За фарфор, который саксонских евреев когда-то силой заставляли покупать, те из них, кто его сохранил, получают теперь стократную стоимость. В конце концов Израиль будет вознагражден за свои жертвы признанием во всем мире, славою и величием.

О ЖЕНЩИНАХ

Женщина – одновременно яблоко и змея.

О, этот рай! Удивительное дело: едва женщина поднялась до мышления и самосознания, как первой ее мыслью было: новое платье!

Я бы не сказал, что женщины не имеют характера, – просто у них каждый день другой характер.

Женщины творят историю, хотя история запоминает лишь имена мужчин.

Немецкие женщины опасны своими дневниками, которые может найти муж.

Полек я именую ангелами земли, потому что самих ангелов называю польками неба.

Женщины знают только один способ нас осчастливить и тридцать тысяч способов сделать нас несчастными.

Ничто не уязвляет мужчину сильнее мелких женских булавочных уколов. Мы готовы к могучим ударам меча, а нас щекочут в самых чувствительных местах!

Да, женщины опасны; но красивые не так опасны, как те, которые обладают умственными преимуществами более, чем физическими. Ибо первые привыкли к тому, чтобы мужчины ухаживали за ними, между тем как последние идут навстречу самолюбию мужчин и, приманивая их лестью, добывают больше поклонников.