Константин Душенко - Мысли и афоризмы древних римлян Страница 7

Величайшее из достоинств оратора – не только сказать то, что нужно, но и не сказать того, что не нужно.

Венец старости – авторитет. Какие плотские наслаждения можно сравнить с наградами в виде авторитета? Те, кто блистательно удостоился этих наград, до конца доиграли драму жизни и в последнем действии не осрамились, как бывает с неискушенными актерами.

Войны надо начинать с целью жить в мире.

Воспоминание о былых страданиях, когда находишься в безопасности, доставляет удовольствие.

Все желают достигнуть старости, а достигнув, ее же винят.

Все прекрасное редко.

Всякий раз как люди, раздавая, начинают нуждаться в средствах, они оказываются вынужденными забирать себе чужое имущество.

Государство больше, чем на чем бы то ни было, держится на кредите.

Да не будет стыдно говорить то, что не стыдно думать. (Перефразированный Цицерон.)

Давать каждому можно лишь в меру сил – и собственных, и того, кому стремишься помочь. Если ты и в силах оказать другому любую услугу, взвесь прежде, по плечу ли она ему.

Дело судьи – при разборе дел всегда следовать правде; дело защитника – иногда защищать правдоподобное, даже если это не вся правда.

Для нас знание будущих событий даже и не является полезным. Или, ты считаешь, Гней Помпей, трижды избираемый консулом, трижды получив триумф, покрытый славой своих великих подвигов, мог бы всему этому радоваться, если б знал, что он, потеряв свое войско, будет однажды зарезан на пустынном берегу Египта?

Для человека ученого и образованного жить – значит мыслить.

Дом, в котором нет книг, подобен телу без души.

Достойный человек в смерти не обретет ни малейшего зла. Он даже предпочтет умереть, пока все дела его идут на лад, ибо не так отрадно накопление благ, как горько их лишение. Именно это, думается мне, имелось в виду в словах одного спартанца: когда знаменитый олимпийский победитель Диагор Родосский в один день увидел олимпийскими победителями двух своих сыновей, тот спартанец подошел к старику и поздравил его так: «Умри, Диагор, живым на небо тебе все равно не взойти!»

Дружба возможна только между достойными людьми.

Дружбе неведомо пресыщение, столь свойственное другим чувствам.

Душа лишена возможности сама себя видеть, но она, как глаз, не видя себя, видит другое.

Единственное зло в нашей жизни – это вина, а вины не бывает там, где случившееся не зависит от человека.

Если нам не суждено стать бессмертными, то для человека все-таки лучше угаснуть в свой срок; ведь природа устанавливает меру для жизни, как и для всего остального, старость же – последняя сцена в драме жизни.

Если нашей жизни угрожает насилие, всякий способ самозащиты оправдан. Ибо молчат законы среди лязга оружия.

Если я заблуждаюсь, веря в бессмертие души человеческой, то заблуждаюсь охотно и не хочу, чтобы у меня отнимали мое заблуждение, услаждающее меня, пока я живу; если же я по смерти ничего не буду чувствовать, как думают некие ничтожные философы, то мне нечего бояться насмешек умерших философов.

Есть люди, у которых язык более тонко чувствует, чем сердце. (Перефразировка изречения Катона Старшего.)

Есть такие, дружить с которыми тягостно из-за постоянства их опасения, будто их презирают; но случается это лишь с теми, кто в глубине души уверен, что их и следует презирать.

Из поэтов, которых я знал, каждый считал себя лучше всех.

Истинная цель государства заключается в том, чтобы люди свободно владели своей собственностью и чтобы они не подвергались опасности.

История – жизнь памяти, учительница жизни.

Итак, долой этот бабий вздор, будто умереть раньше времени – несчастье! Раньше какого времени? Данного нам природою? Но она дала нам жизнь, как деньги, только в пользование, не оговорив, до которого дня. Что же ты жалуешься, если она требует свое обратно по первому желанию? Таково было ее условие с самого начала.

Их молчание – громкий крик.

Каждому человеку свойственно заблуждаться, но упорствовать в заблуждениях свойственно только глупцу.

Как актер больше удовольствия приносит зрителям, сидящим в первых рядах, но получают удовольствие и сидящие в последнем, так молодость, глядя на наслаждения вблизи, пожалуй, больше радуется им; но ими услаждается в достаточной мере и старость, глядящая на них издали.

Как много делаем мы для друзей, чего никогда бы не сделали для самих себя!

Как не всякое вино, так и не всякий нрав портится с возрастом.

Как часто идем мы ради друга на то, на что ради самих себя никогда не пошли бы!

Мы должны быть рабами законов, чтобы стать свободными.

Наградой долга да будет сам долг.

Надеяться разумнее, чем бояться.

Надо судить человека, прежде чем полюбил его, ибо, полюбив, уже не судят.

...Не говорю о знаменитости и славе – это суд толпы, состоящей из глупцов и подлецов.

Не долог путь жизни, назначенный нам природой, но беспределен путь славы.

Не знать истории – значит всегда быть ребенком.

Не следует завладевать разговором, как вотчиной, из которой имеешь право выжить другого; напротив, следует стараться, чтобы каждый имел свой черед в разговоре, как и во всем остальном.

Не стремление к пользе порождает дружбу, а дружба приносит пользу с собой.

Не так легко приходят в голову доводы в защиту истинного, как в опровержение ложного.

Непозволительно назвать несчастным того, кто может поддержать себя сознанием правоты своих наилучших намерений.

Неужели найдется человек, который согласится жить в богатстве и проводить дни во всяческом довольстве, но притом и самому никого не любить, и ответной любви не знать? Так ведь живут одни тираны – не ведая ни доверия, ни любви, где нет места дружбе. Можно ли полюбить того, кого сам боишься или подозреваешь, что он боится тебя?

Никто не может быть хорошим поэтом без некоего вдохновенного безумия.

Никто не станет плясать в трезвом виде, разве только если человек не в своем уме.

Ничто не может доставить читателю большего удовольствия, чем разнообразие обстоятельств и превратности судьбы.

О гаданиях:

Найдется ли кто-либо, кто, бросая целый день дротик, не попадет однажды в цель?

О поразительное правосудие богов! Разве потерпело бы любое государство такого законодателя, который бы внес такой закон, чтобы за преступление, совершенное отцом или дедом, был осужден сын или внук?

Об Эпикуре:

Я не знаю никого другого, кто бы больше боялся того, чего, как он утверждает, вовсе не следует бояться: я имею в виду смерти и богов. Он провозглашает, что страх перед ними владеет умами всех людей, между тем как среднего человека это вовсе так сильно не волнует. Сколько тысяч людей разбойничают, хотя за это полагается смертная казнь. Другие грабят все храмы, какие только могут; не очень-то страшит одних страх перед смертью, а других – перед богами.

Опытный и осмотрительный хозяин, когда хочет что-либо купить, всегда отрицает свое намерение, опасаясь конкурентов.

Остряку легче затушить огонь во рту, чем удержать острое слово.

Очевидность умаляется доказательствами.

Перо – лучший учитель, написанная речь лучше только продуманной.

Письмо не краснеет.

Подлинная дружба встречается реже всего среди вечно занятых государственными делами и борьбой за почести, и где тот человек, который откажется от высокой должности в пользу друга?

Позорное не полезно никогда.

Поистине, во всем, что дается людям от природы, а не от науки, с нами не идут в сравнение ни греки и никакой другой народ: была ли в ком такая величавость, такая твердость, высокость духа, благородство, честь, такая доблесть во всем, какая была у наших предков?

Пока я буду существовать, я не буду тревожиться ни из-за чего, если буду свободен от всякой вины; а если не буду существовать, то буду совершенно лишен чувства.

Почему создатели мира внезапно проснулись, после того как проспали бесчисленные века? Ведь, если не было никакого мира, века-то были? Потому что и в сознании не вмещается, что было какое-то время, когда никакого времени не было.