О Воскресении, Смерти и Сатане - Ефрем Сирин Страница 2

«изготовлению» прозаического подстрочника, мы исходили из трагического звучания этих гимнов и особой душевной чуткости, которая в них отразилась. Мар Афрем, не знавший греческого языка, показал себя «наследником» греческих трагиков – Эсхила, Софокла и Еврипида – в осмыслении индивидуальных страданий, а также мастером описания, чьи картины ада предвосхитили дантовские. Его труд проникнут не только экзегетической высотой, которая может быть сравнима с безбрежным морем, но и совершенно нестандартным взглядом на священную историю. Мар Афрем рисует совершенно необычные и во многом несвойственные греческой и византийской традиции образы ада и смерти. Он также дает один из самых ярких и глубоких образов Сатаны в христианской литературе.

Основным свойством гимнов можно считать необычный взгляд на священную историю. Ефрем не разделяет священную, церковную и мирскую истории, не считает их разнородными. Напротив, он утверждает, что вся история человечества в определенном смысле апокалиптична, и всякий раз в истории осуществляется выбор между лукавством ада и спасительной простотой рая.

Нисибинские гимны создавались в связи с очень важными событиями сирийской истории. Гимны с I по XXI описывают три пережитые Нисибином осады в период войны с персами (350, 359 и 363 гг.). В них встречаются имена епископов, которые управляли в эти и более поздние годы Нисибином: Иаков (до 338 г.), Бабуй (?), Вологез (346-361 гг.) и Авраам (347 г. ?). К сожалению, в сборник Нисибинских гимнов, доступный современному читателю, не вошли гимны с XXII по XXIV, поскольку они отсутствовали в использованной Беком рукописи. Гимны с XXV по XXX относятся к жизни церкви сирийского города Эдесса. В гимнах XXXI-XXXIV Мар Афрем рассказывает о язычестве, которое тогда еще процветало в городе Харране, расположенном в 45 километрах к югу от Эдессы. В Харране в то время епископствовал Вит.

Гимны с XXXV по LXXVII, составившие второй том издания Бека, отличаются полемическим напряжением. В этих гимнах Мар Афрем полемизировал с гностиками и другими еретиками, отрицающими телесное воскресение (вероятно, в том числе с манихеями и «неоплатониками»). Гимны с XXXV по XLII повествуют о победе Христа над Смертью и о поражении Сатаны, гимны с XLIII по XLIX – о благости творения и смыслу телесного воскресения. Гимны с LII по LXVIII, кульминационные для этого цикла, поражают адскими образами, извлеченными из Писания с помощью принятых в сирийском богословии экзегетических приемов. Персонажами этой «трагедии» являются Сатана и его возлюбленная – Смерть, – Шеол (преисподняя) и устрашающие грешников бесы. Необычен и также принадлежит трагической топике образ Христа – Он выведен не как триумфатор над адом, но едва ли не как «божественный мятежник», поднявший восстание в аду и «выкравший» души погибших. Гимны с LXVIX по LXXVII повествуют о конце человеческой жизни и о бессмертии души.

Само название, Нисибинские гимны, вероятно, не принадлежит Мальфане, а было условно дано позднее, после формирования «корпуса» гимнов. По мнению Бека, гимны этого собрания создавались Мар Афремом на протяжении всей жизни, хотя хронология его сочинений не всегда ясна. Гимны с I по XXI, вероятно, были написаны между 359 и 363 годом (годом прихода к власти Юлиана Отступника). Гимны с XXV по XXX скорее всего были написаны в 370-е годы в городе Эдесса. Остальные гимны были созданы в Эдессе в последние годы жизни, став, вероятно, самым зрелым и совершенным сочинением Мар Афрема. Таким образом, выбранные нами гимны принадлежат к числу самых ярких творений «сирийского Данте», хотя хронология всех прочих сочинений Мар Афрема также должна быть исследована.

К сожалению, в современной России почти нет предпосылок к созданию капитального научного перевода корпуса сочинений Мар Афрема Нисибинского. И даже если поставить задачей перевод отдельных произведений, то поэтическая стратегия не вполне ясна. Очевидно, что перевод «размером подлинника», принятый для античной поэзии и оправданный просодической и синтаксической близостью индоевропейских языков (таких, как греческий и латинский, с одной стороны, и славянские с другой) не подходит для семитских языков. Переводчики либо пытаются выбрать метр, близкий по слуховому и ритмическому впечатлению сирийскому стиху (С. С. Аверинцев)[6], либо приближают гимны к мелодике отечественной поэзии XXIX-XX вв., при этом избегая недолжных метрических ассоциаций (прот. Леонид Грилихес), или же идут на смелый эксперимент, вроде перевода виршевым стихом русских духовных сочинений XVII в. (А. В. Муравьев)[7]. Подобным экспериментом является и наш перевод, не претендующий на научность и основанный в основном на переводе П. Фегали.

Каждый из этих подходов может иметь своих сторонников, но поиск подходящей метрической матрицы для такого сложного жанрового образования, как гимны Мар Афрема, нельзя считать законченным. В настоящем переводе мы не претендуем на окончательное решение задачи, но стремимся хотя бы отчасти представить семантическое богатство образности Мар Афрема. Мы сознательно отказались от архаизации в пользу поиска образных соответствий в современном языке.

При этом мы учитывали опыт перевода античных и средневековых авторов, поскольку экзегетическая поэтика Ефрема, то есть мотивация образов библейскими ассоциациями, конечно, ближе к византийской или европейской средневековой духовной поэзии, чем к современной поэзии, даже религиозного содержания. Также мы ориентируемся и на достижения А. В. Муравьева, прежде всего на стремление передать живость и контрастность исторического нарратива в гимнах Мар Афрема.

Чего мы старались избегать – это «эмоциональной эмпатии», которая могла давать свои плоды в романтическую эпоху (лучший ее пример – перевод Одиссеи Гомера В. А. Жуковским), но в настоящее время будет выглядеть как эстетический провал и искусственная консервация пусть даже удачно изобретенных, но не образующих целостного контекста формул. Некоторая эмоциональная монотонность узнается и в поэтических переводах св. Симеона Нового Богослова, выполненных архиепископом Иларионом (Алфеевым), и несмотря на все достижения, в этих переводах чувствует некая недосказанность.

Самое трудное при переводе гимнов Мар Афрема – это передача его стиля. Мар Афрем играет контрастами, перекличками аллюзий на Писание, многозначностью слова, и его стилистическая игра гораздо тоньше, чем у греко– и латиноязычных христианских поэтов, ориентировавшихся на готовые штампы риторики, из которых и слагались жанровые условности. Поэзия на русском и на европейских языках, наследуя античным жанровым канонам, маловосприимчива к такому тонкому стилю, ставящему в тупик любого переводчика.