Наталья Голубкина - Путешествия одной души. Реальный опыт души, проживающей разные воплощения Страница 12

Матросы тут же окрестили его «папашей». Мальчика зовут Андре. Он дергает матроса за рубаху и говорит: «Дядя, ну покажи диковину! Ты обещал!». Матрос спохватывается (его имя Тома) и приводит мальчика в трюм, где у него есть шкатулка с заморскими безделушками: засушенная звезда, большой рыболовный крючок, ценность – маленький кусочек мыла (практически обмылок, но он пахнет, и это диковина). Есть еще медальон, который, видимо, не имеет личной ценности, потому что лежит вместе со всем остальным просто как безделушка. Есть перо с маленькой чернильницей, хотя Тома не умеет писать. Может быть, он просто их нашел. Все свои находки матрос складывает в сундучок – когда-нибудь пригодится.

Когда они устроились в гамаке, Тома стал говорить ребенку: «А хочешь мы с тобой отправимся в большое путешествие?» Сначала он решил рассказать ему про чудищ, тем самым испугав Андре. Ребенок нагулялся, он понял, что уже долго находится вдалеке от родителей, стал похныкивать и капризничать: «Я хочу домой, к маме. У нас сегодня готовится пудинг, я хочу домой».

Тома понял, что придется теперь возиться с ребенком, который будет хныкать, и стал сомневаться, правильно ли поступил, взяв его с собой. Он стал придумывать интересные добрые истории. Мальчишка пытается заплакать, но Тома перебивает, что-то рассказывает. В итоге он долго его успокаивал, пока мальчик от качки и переживаний не уснул в гамаке моряка.

Тома волновался еще и из-за того, что при отплытии корабля все должны быть на палубе – дел невпроворот. Наверняка ему здорово влетит за то, что он отсутствует. Он попросил ребят прикрыть его, но не уверен в том, что эта авантюра удастся.

Андре какое-то время переживал и плакал, что остался без родителей, но ему ничего не оставалось делать, как привыкнуть к дядьке Тома (он так и звал его дядькой, а Тома звал его племяшем). Так они и плавали на этом крупном торговом судне.

Ему уже лет тринадцать – четырнадцать, мальчишка достаточно окреп, поскольку хватало и физической нагрузки, и моря, и солнца. Он стал закаленным, крепеньким, загорелым, довольно проворным. У него был тоненький голосочек, и он пел. Некоторые песни помнил от матери (она играла в гостиной, а он пел). Конечно, он научился и другим куплетам среди матросов и тем самым развлекал публику. Иногда даже танцевал и дурачился, когда было время отдыха и матросы собирались на палубе.

Я задалась вопросом, почему мальчик не хочет вернуться домой? Тома убедил его, что родителей больше нет в живых. Поэтому ребенку было тяжело и одиноко, он чувствовал себя сиротой посреди океана, на огромной посудине среди ватаги матросов. Я пытаюсь почувствовать внутри, есть ли у него мечта, есть ли что-то, к чему бы он стремился, чего хотел. Но я не чувствую яркого стремления. Такое ощущение, что он просто живет той жизнью, которая у него есть.

Ему нравится выходить на берег, особенно если это тропические страны. Очень ярко вижу картинку, когда он видит песок, пальмы и местных жителей. Всё необычно – другие запахи, люди, фрукты. Мы набираем воду в бочонки и потом на шлюпке привозим их на корабль. Просыпается интерес побродить по порту или городку, но он старается не отставать от Тома, чтобы не потеряться.

Для Тома мальчишка, конечно, ограничитель, потому что он не может теперь вовсю разойтись в баре или пивнушке, подняться на второй этаж к женщинам. С другой стороны, он любит его, привязался к нему.

Сейчас попробую найти момент моей встречи с Солнышком. Видимо, неслучайно пришло воспоминание про этот остров, потому что именно здесь произошла наша встреча. Это было на пляже. Смуглая девочка чертит что-то на песке. Я вижу браслеты из маленьких белых ракушек на лодыжках, они так ярко выделяются на ее темной коже и притягивают взгляд!

Я не могу оторвать глаз от ее черных лодыжек с белыми ракушками. И вообще слишком много открытой кожи у девочки, потому что я привык быть среди матросов, среди мужчин, а она совсем другая, тихая и печальная. Захотелось чем-то ей помочь, защитить. Я почувствовал себя таким важным – я белый человек!

Андре четырнадцать, ей, наверное, лет тринадцать, то есть они подростки. Пока Тома пьет в кабаке, мальчишка убежал, потому что чувствует, что мешает, и моряк всё время на него косится. Андре наблюдал за девочкой, находясь в десяти шагах от нее. Он не решился подходить ближе, потому что она может испугаться и убежать. Но она не убегает – настолько поглощена своим занятием. Парень, чтобы не спугнуть ее, просто сел на песке и наблюдает.

Она, похоже, заметила меня и начала бросать косые взгляды исподлобья. Поглядывает и понимает, что привлекла мое внимание. В ней тоже просыпается любопытство, и это отвлекает ее от печальной думы. В конце концов она поднимает голову и смотрит прямо на меня. Мы с любопытством друг друга разглядываем. Моя рука поднимается и тянется к ней, но потом я себя одергиваю, потому что боюсь спугнуть. Если она удерет, я же ее не найду, поэтому важно не делать неосторожных движений.

Мы долго сидели и смотрели друг на друга. Стало смеркаться, и понемногу мы оба расслаблялись всё больше, потому что привыкали друг к другу. Она понимала, что у меня нет дурных намерений, потому что я не пытаюсь ее обидеть, и я ей тоже любопытен. Ее взгляд изменился, он стал кокетливый, манящий, шаловливый, заигрывающий. Она поджала под себя ноги, села на пятки и стала прихорашиваться: волосы разглаживает, бусики перебирает, очень занята своим внешним видом.

Я чувствую, что надо предпринимать активные действия, что-то надо делать. Пытаюсь придумать что. И начинаю изображать пантомиму. Вот я иду, как голубь по пляжу, крылышки сзади сложил и смешно двигаю головой, одним глазиком смотрю, как курица. Потом изображаю барса, подражая его движениям, ступаю по песку, делаю прыжки. Вот барс крадется, припал к земле, и потом я делаю такой фальш-рывок вперед, будто готов наброситься на нее… Она с криком отпрыгивает назад, боится, потом мы оба падаем на песок, сохраняя расстояние между нами, и хохочем!

Смех здорово разряжает обстановку, создается больше доверия. Она видит, что я не приближаюсь сильно и у меня нет дурных намерений. Я взглядом спрашиваю, можно ли подойти мне ближе, и она в смущении показывает мне, что не против. Я протягиваю ей раскрытую ладонь, она уставилась на нее, потому что моя ладонь белая, мозолистая и грубая, совсем не такая, как ее темная розовая ладошка. Она водит своими тонкими пальчиками по буграм на моей ладони, очерчивает большой палец, а потом прикладывает свою ладошку сверху к моей. Они такие разные! Мы хохочем.

Потом она хватает меня за руку и тащит за собой, мы бежим. Она показывает мне дерево, где наверху висят плоды, хочет, чтобы я их достал. Такая возможность проявить свою ловкость и силу! Непросто туда залезть, ствол толстый и мало сучков. Я очень старался, потратил много сил, но достал. Кидаю плоды ей сверху, она их ловит.

Они довольно мягкие, нельзя, чтобы они упали на землю, потому что разобьются. Поэтому я стараюсь кидать ей прямо в руки, она очень ловко их ловит. Потом мы устраиваемся под деревом, она берет острый камешек и рассекает плоды. Они похожи на манго – такие же крупные, мясистые и сочные. Уплетаем с аппетитом, проголодались.

Мы оба перемазанные липким сладким соком, с жадностью набросились на них, и нам смешно. Так хорошо просто быть вместе, хохотать и есть сочные сладкие манго. Это невероятное ощущение на фоне всей моей жизни в мужской компании: грубой, трудовой, где строгий распорядок, тяжелый труд. Я чувствую сильный контраст рядом с этой девочкой. Ночь, море, пляж, песок, сладкие фрукты, местная девочка, такая красивая, тоненькая и хрупкая, очень притягательная. Уже темно, на небе большая луна, много света, и в нем всё кажется невероятным.

Мне хочется ей столько всего рассказать! Но она не понимает, и мы как-то объясняемся знаками. Пытаемся рассказать о себе друг другу с помощью рисунков на песке и жестов. Потом гуляем по пляжу, и уже под утро, когда стало прохладно, мы вернулись под то же дерево, свернулись под ним в обнимку и она уснула у меня на плече. Мне так жалко было засыпать, потому что она здесь рядом. У нее мягкие волосы, она изумительно пахнет… Я ловлю каждое мгновение ощущения ее близкого тепла рядом. И было такое чувство, что мы родные-родные, давно знаем друг друга.

Хотелось, чтобы это тепло длилось вечно и никогда не заканчивалось. А утром, когда встало солнышко, она проснулась и испугалась того, что находится в объятиях чужеземца. Ее не было дома всю ночь, мама не знает, где она и, наверное, беспокоится. Она в сильном смятении, ей очень не хочется меня покидать, но она понимает, что ей нужно вернуться немедленно домой. Но ведь чужеземец уплывет и всё закончится. Она мечется, в ее огромных глазах тяжкая мука нелегкого выбора. Она не знает, что делать…