Александр Горбовский. - Тайная власть. Незримая сила Страница 12

Как бы ни старался преступник, память о нем, след его присутствия остается в глубинах сознания его жертвы. И, если след этот удалось обнаружить в случае, происшедшем в тридцатые годы, то сегодня возможности врачей-криминалистов возросли многократно. Хотя по понятным причинам распространяться об этом они не склонны. Разговаривая с некоторыми из них, я получил достаточно убедительные подтверждения этого – в обмен на обещание не касаться этой темы подробнее (условие, которое я соблюдаю на этих страницах).

Не связаны ли некоторые из так называемых «немотивированных» преступлений прямо или косвенно с таким насилием чужой воли? При этом не обязательно, чтобы за каждым из немотивированных, спонтанных преступлений обязательно стояло чье-то осмысленное злое желание. Возможен сильный эмоциональный выброс от какого-то человека, даже не подозревающего о своих пси-способностях. Этот выброс, идущий без адреса, либо даже будучи направлен кому-то, может быть принят совершенно другим, подобно тому, как случается нам порой по ошибке находить в своем почтовом ящике чужое письмо. Не тогда ли, повинуясь непонятному импульсу, человек совершает нечто, что тщетно потом пытается объяснить себе и другим?

Как известно, совершенно открыты и легко поддаются гипнотическому внушению 30% людей – каждый третий, Не гипнотабельны или поддаются гипнозу с большим трудом только 4-5%. Особенно легко бывает подвержен внушению тот, кто вырос в авторитарной семье или в авторитарном обществе. Например в нашей стране.

Вот почему, когда я читаю в прессе восторженную публикацию о московском инженере, который, играя в шахматы, может внушить партнеру заведомо проигрышный, ложный ход, я не спешу разделить этот восторг. Я не могу не думать, какой еще поступок или действие придет ему в голову внушить другому завтра или послезавтра или на службу каким силам могут быть поставлены способности этого человека.

Когда в Ленинграде в 1934 году был убит Киров, которого влиятельные силы в стране собирались поставить на место Сталина, его убийца, даже не пытавшийся скрыться с места преступления, не мог дать вразумительного объяснения, почему он совершил это. Убийство Кирова сегодня видится как часть сценария, который был тщательно продуман заранее. Именно убийство послужило сигналом .к началу сталинских чисток, аппарат для которых был уже наготове и, казалось, только ждал такого сигнала.

Вспомним другое событие – поджог рейхстага в 1933 году. Ван дер Люббе, человек, совершивший его и тоже не пытавшийся скрыться, как и убийца Кирова, точно так же не смог сказать ничего убедительного о мотивах своего поступка.

Не вправе ли мы вспомнить в этой связи и Джека Руби, которому оказалось легче совершить «убийство века», чем объяснить, что побудило его к этому? Или – убийство Роберта Кеннеди человеком, не имевшим ни малейшего отношения ни к убитому, ни к Америке, ни к политической жизни, поступок которого оказался немотивирован до такой степени, что спасительное объяснение было найдено только в объявлении его сумасшедшим? Такое же объяснение было дано и в отношении поджигателя рейхстага Ван дер Люббе.

Я очень хорошо понимаю соблазн увидеть во всем этом действия, исходящие из некоего единого центра и сверхзасекреченных лабораторий. Но при всем стремлении к однозначности принять эту точку зрения как единственно возможную было бы трудно: я назвал только несколько фактов, лежащих на поверхности и хорошо известных каждому. На деле же сообщений таких и свидетельств, значительно больше. А главное, некоторые из подобных фактов относятся к тем временам, когда не существовало ни лабораторий, которые можно бы было иметь в виду, ни тех ведомств и сил, которые могли бы предположительно стоять за ними.

По воспоминаниям современников, одним из людей, способных манипулировать, управлять другими, заставлять их поступать не по своей, а по его воле, был, например, Распутин. Вот эпизод, рассказанный человеком, входившим в его окружение и испытавшим это на себе: «Уже много лет я был страстным игроком и проводил много ночей напролет за карточным столом. Я основал несколько карточных клубов. Однажды я так сильно увлекся игрой, что трое суток подряд провел в клубе. Как раз в то время Распутин имел важное дело ко мне…

… Он пригласил меня сесть за стол и воскликнул повелительно: – Садись, теперь выпьем!

Я последовал его приглашению. Распутин принес бутылку вина и налил два стакана. Я хотел пить из моего стакана, но Распутин дал мне свой, затем он перемешал вино в обоих стаканах, и мы должны были его одновременно выпить. После этого странного действия наступило молчание. Наконец, Распутин заговорил:

– Знаешь что? Ты в свою жизнь больше не будешь играть. Конец этому. Ступай куда хочешь! Я хотел бы видеть, исчезнешь ли ты еще раз на три дня…

… После этого я до смерти Распутина никогда не играл, хотя оставался владельцем карточных клубов. Также я не играл на скачках и сберегал этим много денег и времени. После его смерти прекратилось действие странного гипноза, и я начал опять играть».

Термин «гипноз», который был упомянут скорее в силу отсутствия другого понятия, не выражает ни сути, ни силы, оказанного воздействия. Что касается колдовского действа с вином, к которому прибегал Распутин, то он использовал его и в других, в том числе более сложных случаях. Один из них связан с хорошо известным фактом отстранения Верховного Главнокомандующего тогдашней действующей армии великого князя Николая Николаевича. В отличие от случая предыдущего, здесь воздействие на человека, навязывание ему определенных действий осуществлялось на расстоянии и так, что сам он не знал об этом. Вот как рассказывает этот случай секретарь Распутина А. Симанович.

«Он имел очень утомленный вид и молчал. Мне было знакомо это состояние, и я не беспокоил его разговорами, и даже распорядился, чтобы в этот вечер никого не принимать. Молча, ни на кого не смотря, Распутин прошел в свою рабочую комнату, написал что-то на записке, сложил ее и направился в свою спальню. Здесь он засунул записку под подушку и лег. Как я уже говорил, и раньше приходилось наблюдать у Распутина такого рода напоминающее колдовство поведение. Так как он в таких случаях не желал, чтобы его беспокоили, то я не тревожил его в спальне. Распутин сейчас же заснул и проспал без перерыва всю ночь.

На другой день после переданного случая он еще спал, когда я к нему пришел. Он вышел только спустя некоторое время, и я сразу заметил, что его вид был совсем другим, чем за день перед тем. Он был оживлен, благожелателен и любезен. Он сказал мне с любезной улыбкой:

– Симанович, ты можешь радоваться. Моя сила победила.

– Я тебя не понимаю, – ответил я.

– Ну, так ты увидишь, что случится через пять или шесть дней.

Попросив соединить его по телефону с Царским Селом и поговорив с царем, Распутин немедленно отправился туда и был тотчас же принят. Там он сказал царю, что после трех дней царь получит телеграмму от Верховного Главнокомандующего, в которой будет сказано, будто армия обеспечена продовольствием только на три дня.

Распутин сел за стол, наполнил два стакана мадерой и велел царю пить из его стакана, между тем, как он сам пил из царского.

Потом он смешал остатки вина из обеих стаканов в стакане царя и велел ему выпить это вино. Когда царь этими мистическими приготовлениями был достаточно подготовлен, Распутин объявил, чтобы он не верил телеграмме великого князя, которая придет через три дня. Армия имеет достаточно продовольствия. Николай Николаевич желает только вызвать панику и беспорядки в армии и на родине, затем под предлогом недостатка в продовольствии начать отступление и, наконец, занять Петроград и заставить царя отказаться от престола. Николай был ошеломлен, так как он верил предсказаниям Распутина. Можно представить себе его потрясение, когда через три дня от Верховного Главнокомандующего пришла телеграмма, которая сообщала, что армия снабжена хлебом только на три дня. Этого было достаточно, чтобы решилась участь великого князя. Никто уже теперь не мог разуверить царя в том, что великий князь замышляет поход на столицу и намеревается свергнуть с престола царя».

Не берусь утверждать, сколь велики оказались политические последствия этого события в последующих судьбах России. Но я и не об этом. Я о другом – о самом факте такого воздействия, понуждающего кого-то, в данном случае второго человека в государстве, совершить поступок, ему навязанный: в нужный день отправить телеграмму определенного содержания.

Был ли это единственный случай, когда государственное лицо, общественный деятель оказался объектом тайной манипуляции? Как бы то ни было, эпизод этот дает повод предположить, что некоторые не до конца понятые свершения или, наоборот, несвершения в истории могли бы происходить под воздействием подобных обстоятельств.