Линн Эндрюс - Женщина-ягуар и мудрость дерева бабочек Страница 26

– На батарейку?

Да, потому что он вырабатывает и накапливает силу жизни, и это зависит от могущества твоих узелков и от того, насколько хорошо ты умеешь фокусировать свою силу. Мой лик земли, мой жертвенник, отличается от этого. – Она протянула руку к своему рисунку на земле и стерла его ладонью, а затем нарисовала другой прямоугольник, почти квадрат. Потом Сойла начертила вокруг него окружность и пометила ее словами «Север», «Юг», «Восток» и «Запад», написав их по-английски. В завершение она перечеркнула четырехугольник большим крестом и каждую его вершину обвела небольшим квадратиком.

– Четыре линии креста символизируют весеннее, лет нее, осеннее и зимнее солнцестояния, – сказала она и нари совала небольшой кружочек в северной части жертвенника. – Это Северный Ветер. Он прямой, слепой, неприятный и самый сильный из всех ветров.

Она изобразила еще один кружок на юге:

– Это Южный Ветер, ветер-воин. Добрый ветер. Наконец она нарисовала сплошной круг в центре.

– Это зенит, место человека, который находится в самом центре. Он гермафродит. Он безумен и силен. Женщина знания, Ла Сабия, называет гермафродита Безумной Женщиной. Мы движемся по лику земли по часовой стрелке, вслед за Солнцем. Безумной Женщине свойственно совершенное равновесие гермафродита. Она обладает силой и проницательностью ометеотля, божественной двойственности. Знаешь, в Мезоамерике женщины были хозяйками воды. Небо мужского пола, а земля – женского. Юг, Запад и Север - сухие, женские. Север и Восток - влажные, мужские. Это может показаться странным противоречием, но так уж оно есть. Луна живет в океане, Солнце живет в океане, из него оно поднимается вверх и возвышается над горами. Солнце – ребенок, муж и отец Луны. Ты должна знать движение Солнца, Луны и звезд, время солнцестояний. Понимаешь, в мире шамана все начинается с зенита, и это особенно справедливо в отношении жертвенника и пирамид.

Я не успеваю за твоей мыслью, Сойла. Пожалуйста, помедленнее, я окончательно запуталась. Сойла заерзала на своем коврике. Она взглянула на Хосе, тот кивнул в ответ, и после этого всех собравшихся отпустили. Выходя из хижины, каждый благодарил Сойлу. Когда все разошлись, Хосе и Агнес сели рядом и следили за происходящим через плечо Сойлы. Участок земляного пола, где она рисовала свои схемы, озарился солнечным лучом, проникшим сквозь открытое окно под потолком. Мне захотелось повторить все сказанное про себя, указывая на различные части круга, и Сойла будто читала мои мысли.

– Нет, это летнее солнцестояние, – заметила она.

– Значит, это зимнее? – сказала я.

– Совершенно верно.

Мы снова склонились на рисунком, указывая на его части и жестикулируя. Закончив это довольно трудноеповторение, я перестала путаться в порядке смены времен года в этом странном мире, мире Ла Сабии - женщины знания. Самый большой интерес вызывали у меня зенит и идея гермафродита.

– Сойла, самое необычное в том, – сказала я, – что эта схема не похожа ни на что другое. Думаю, такая концепция божественной двойственности нравится мне больше всего.

– Это не концепция. У тебя есгь склонность мыслить принципами и концепциями. Пока это продолжается, ты будешь ощущать только внешние формы, но не сможешь понять практического применения. Гермафродит представляет собой равновесие всего этого, он похож на точку опоры рычага. Однако помни, что он тоже безумен, и потому способен придавать миру новые формы.

– В этом и заключается самая захватывающая часть этой… ну, не концепции, а всего этого.

Сойла рассмеялась:

– Я приведу тебе еще один пример, – сказала она. – У майянцев есть тринадцать священных деревьев, и централь ное дерево – самое слабое. Парадокс заключается в том, что оно одновременно является и самым могущественным. Муд рецы говорят, что величайшая мудрость кроется в глупости. Впрочем, может быть, так говорят глупцы? Агнес рассказы вала мне о традициях ее народа, и там все наоборот – там верят в священного шута. Шут безумен, он может быть неп ристойным и подвергать сомнению любые существующие правила и убеждения, проверять их подлинность и правди вость – и уничтожать их. Шут слаб, но в самой этой слабости кроется его сила.

– Это нетот священный шут, который вступает в битву, сидя в седле задом наперед, со сломанным и изогнутым копьем в руке? Он обладает такой глубокой связью с Великим Духом, что без тени сомнений верит в собственную неуязвимость. С рациональной точки зрения, он просто глупец.

– Я никогда не слышала об этом, но выглядит очень похоже. Возможно, все станет еще понятнее, если я восполь зуюсь примером взрослого ребенка, так как он является пос ледней луной. Он не вписывается в наш мир, так как обладает странностями и причудами, но при этом все прекрасно по нимает. Владыка Сотрясающейся Земли, или, говоря твоим языком, Бог Землетрясений, – взрослый ребенок. Он пол ный идиот, горбун, и все же остается самым могущественным богом.

Сойла подняла глаза. Выражение ее лица было каким-то странным, непонятным. Хосе и Агнес тоже пристально смотрели на меня. Внезапно я сообразила, что они хотят узнать, поняла ли я эти объяснения.

– Думаю, мне понятно, – сказала я.

– Мне кажется, сегодня ты узнала достаточно много нового о жертвеннике, – закончила Сойла. – Завтра утром продолжим. Я научу тебя выкладывать на земле твою собс твенную маску, и тогда все станет намного яснее. Эти знания скользки, словно рыба, их не так уж легко усвоить. Впрочем, этим вечером тебя ждут и другие уроки, а сейчас давай вер немся ко мне.

Мы собрали все, что Сойла решила унести с собой, и вернулись сквозь джунгли к моей машине. Я отвезла всех к Сойле, где мы неторопливо пообедали. Агнес и Хосе отправились гулять и оставили нас с Сойлой наедине.

– Сегодня вечером тебе предстоит установить связь со своей звездой. Завтра это пригодится. – Сойла поднялась из-за стола. – Я кое-что вспомнила.

Она скрылась в другой комнате и вернулась оттуда с узелком. Развязав его, она выбрала из содержимого небольшой гладкий камешек и несколько раз потерла им мое плечо. Оно снова болело, боль распространилась на шею – я думала, что это вызвано неудобной позой за рулем машины. Сойла что-то нашептывала, а затем прижала камешек к своему лбу.

– Ага! – воскликнула она. – Ох уж эти телефоны…

– Телефоны?

– Да, это одна из причин твоих болей в шее и плечах. Перестань ими пользоваться.

– Ты права, Сойла, я всегда прижимаю трубку головой к плечу. Но как ты узнала?

– Я использовала этот предмет, свой солнечный камень. Я приложила его к больному месту, провела над твоим телом, а потом заглянула в него, чтобы увидеть, что именно не так. Я хочу, чтобы ты вышла в поле, нашла свой собственный предмет – тот камень, который будет с тобой говорить, с которым ты сможешь работать. Этот камень будет олицетворять твою звезду, он станет твоим собственным солнечным светом.

Она поманила меня рукой, я поднялась и заметила, что Агнес и Хосе все это время наблюдали за нами.

– Иди, – сказала Агнес. – Иди прямо сейчас, пока еще светло. Я слышу, как один камень уже зовет тебя.

Я немедленно вышла из дома. Старый коричневый пес Сойлы лениво поплелся вслед за мной в поля, к заросшему тростником ручью. Я пересекла границу золота и зелени, в голове кружились усвоенные за день сведения. На каждом шагу я вглядывалась в каменистую почву, так как мне казалось, что я ступаю по маске земли. Земля стала ровнее, сейчас я оказалась примерно в трехстах ярдах от хижины. Остановившись, я окинула взглядом пучки зеленой листвы, и меня на миг ослепило солнце. Затем я отправилась в глубинуполя.

Небо было голубым, воздух неподвижным и теплым. На западе оранжевыми и пурпурными красками пылал закат. Я присела у канавы и на минуту задумалась о древнемайянском учении о зените. Сделав несколько глубоких вдохов и попытавшись настроиться на движения звезд, я внезапно услышала какой-то звук, похожий на слабый крик ребенка. Он стал громче и быстро перерос в настоящий сгон. Старый пес принялся яростно раскапывать лапами одну из борозд. Я поднялась и подошла ближе. Пес был очень сосредоточен, он сунул морду в какую-то нору. Я опустилась рядом на колени и погладила его. Пес снова заработал лапами, а затем, бешено размахивая хвостом, схватил что-то зубами. Он попытался убежать прочь, не показывая мне своей находки.

– Эй, парень! – позвала я. – Дай-ка посмотреть, что ты нашел.

Пес остановился и неохотно вернулся ко мне. Сначала мне показалось, что он выкопал какую-то древнюю кость.

Очень бережно, сопровождая эти действия точными и изящными движениями головы, он поднял морду навстречу заходящему солнцу, а затем осторожно опустил этот небольшой предмет в мою подставленную ладонь. После этого он сел и залаял в ожидании награды. Я наклонилась, обняла его, почесала за ухом, а тем временем уже ощупывала зажатый в левой руке предмет. Наощупь он был очень странным. Наконец я отстранилась от собаки и принялась разглядывать находку.