Рудольф Штейнер - Метаморфозы душевной жизни.Путь душевных переживаний. 2 часть Страница 35

Итак, мы имеем две трехчленные сущности человеческой природы, соответствующие друг другу: душа ощущающая — телу ощущений, душа рассудочная, или характера, — эфирному телу, душа сознательная — физическому телу. Только эта взаимосвязанность поможет нам разобраться в тех нитях, которые тянутся от внутреннего человека к внешнему и которые покажут нам, как нарушается нормальная душевная жизнь, когда они неправильным образом соединяют внешнего и внутреннего человека. В чем же тут дело?

В определенном смысле то, что мы называем душой ощущающей, целиком зависит от воздействий тела ощущений; и когда они не взаимодействуют правильно, не соответствуют друг другу правильным образом, тогда здоровая душевная жизнь в отношении души ощущающей нарушается. Тоже самое происходит, когда душа рассудочная не может правильным образом, регулирующе вступать в эфирное тело и использовать его так, чтобы оно было подходящим для нее инструментом. И душа сознательная также проявляет себя в душевной жизни анормальным образом, если физическое тело является препятствием, помехой для ее нормального проявления. Когда мы должным образом расчленяем человека, мы можем познать закономерное взаимодействие, необходимое для здоровой душевной жизни; мы сможем также понять, что во взаимодействии между душой ощущающей и телом ощущений, душой рассудочной и эфирным телом, душой сознательной и физическим телом могут возникнуть всевозможные нарушения. И только тот, кто сможет увидеть, куда и откуда в этом сложном организме тянутся нити и какие нарушения в нем могут возникнуть, сможет также понять причину нездоровых душевных явлений. Нездоровые явления могут начаться только тогда, когда возникает дисгармония между внутренней и внешней жизнью. Разве не это мы наблюдали в приведенном примере? Вернемся ещё раз к нашему философу.

Мы можем видеть, что присутствует в душевной жизни, протекающей под полным контролем сознания: это, с одной стороны, содержание души рассудочной, а с другой — души сознательной. В душе же ощущающей едва заметно для сознания нанизываются образы: иллюстрированная книга о Париже, фотоальбом с видами Рима. Это происходит именно так потому, что отвлечение внимания при разговоре, которым он тем не менее был занят, вызвало разделение между душой ощущающей и телом ощущений. Следующие друг за другом образы — иллюстрированную книгу о Париже, фотоальбом с видами Рима — нам надо искать в теле ощущений. Здесь, в теле ощущений, происходит этот описанный нами беспорядочный процесс. В душе сознательной, во внутреннем человеке, протекает то, что, собственно, и являлось содержанием разговора между собеседниками; и необходимость усилием воли поддерживать внимание в разговоре разделила в данном случае жизнь тела ощущений и души ощущающей.

Это действительно переходное состояние. Ибо, когда самостоятельность проявляет только тело ощущений, возникают незначительные нарушения нашей душевной жизни. Здесь мы пока еще сохраняем рассудочность, поддерживаем связи с внутренним человеком и можем удерживать сознание, которое все еще говорит нам: мы пока еще рядом, недалеко от навязчивых образов, возникающих посредством ставшего самостоятельным тела ощущений.

Когда же такое разделение происходит в отношении души рассудочной и эфирного тела, мы оказываемся в гораздо более трудном положении. В этом случае мы уже погружаемся в состояния, которые начинают становиться болезненными. И тем не менее здесь гораздо труднее различить, где кончается здоровое и начинается болезненное. Насколько трудно сохранять переживания души рассудочной полностью самостоятельными, когда эфирное тело бастует, когда оно не хочет быть простым инструментом наших мыслей, мы можем пояснить на одном замысловатом примере. Когда эфирное тело становится самостоятельным и противопоставляет себя душе рассудочной, тогда оно не дает полностью проявиться тому, что должно стать мыслями, — и мысли останавливаются на полпути и не доводятся до конца. Это действительно случается с так называемыми умными людьми. Приведем в качестве примера один гротескный случай.

Каждый легко бы нашел ошибку и посмеялся над логическим абсурдом, если бы ему сказали: "Ведь это же правильное заключение: у тебя есть то, чего ты не терял. Ты не терял длинных ушей, значит, у тебя длинные уши". Абсурд возникает, когда мысли не согласуются с фактами. Но по тому же образцу, как формируется начальный тезис: "то, чего ты не терял…", — незаметно утверждается нечто, чего, по сути дела, утверждать не следует, вследствие этого в тех случаях, когда эти вещи не так очевидны, приходят к самым невероятным заблуждениям в важнейших вопросах жизни. Так, есть один философ, постоянно твердивший свое некогда основанное учение о человеческом Я. Мы с вами уже много говорили о человеческом Я, о том, что уже в своем названии оно отличается от всех остальных переживаний и опытов. Мы отмечали, что каждый может назвать стол "столом", стакан — "стаканом", часы — "часами", одно только единственное слово "Я" не может быть услышано нами извне, так как оно обозначает нас самих. Это указывает на принципиальную разницу между переживанием Я и всеми другими переживаниями. Такие вещи можно заметить. Но можно заметить их лишь наполовину, что обычно и происходит, когда делают такое же заключение, как этот самый философ: ""Я" никогда не может стать объектом! "Я" никогда невозможно наблюдать!" А следующее его представление кажется довольно остроумным: "Кто хочет постичь "Я", тот должен охватить его со всех сторон и так с ним оставаться, — это было бы тем же самым, как если бы кто — то бежал вокруг дерева и, развивая достаточно большую скорость, убеждал себя, что сможет обогнать самого себя!" Такое вот сравнение привел этот философ. Этот пример может убедить того, кто сам не смог постичь Я, а превратил его в догму и ещё более уверовал в нее благодаря такому примеру! И всё же истина только в том, что нельзя делать такие сравнения. Ибо тогда следовало бы высказать предположение, что Я нельзя наблюдать. В случае сравнения с деревом можно было бы лишь сказать: Я нужно сравнивать не с человеком, бегущим вокруг дерева, а в крайнем случае с человеком, обвившимся вокруг дерева как змея, так, чтобы можно было охватить руками ступни. Потому что Я — это совсем другая реальность, нежели всё, что мы можем пережить. Это реальность, которую можно понять как субъект и объект, совпадающие друг с другом. На это символически указывали мистики всех времен, приводя образ охватывающей самое себя, кусающей собственный хвост змеи. Тем, кто использовал этот символ, было ясно, что в этом образе они созерцали самих себя.

На этом примере мы можем видеть, как от простого ощущения и восприятия того, что непосредственно стоит перед нашими глазами и что может прийти к дисгармонии только с телом ощущений, мы продвигаемся вперед к тому, что работает не в одном только ощущении, не в одном только восприятии, но и в душе рассудочной, или характера. Там, где мы должны внутренне перерабатывать мысли, что требует уже гораздо большего внимания, препятствием являются не просто образы, но сопротивление оказывает нечто совершенно иное, что не может быть осознано, пока направляющее себя мышление не дойдет до конечных выводов. Приведем пример человека, погруженного в логику, но не замечающего, что это его собственная логика, а вовсе не логика фактов. Логика фактов может присутствовать только тогда, когда мы господствуем над совместной работой души рассудочной и эфирного тела, то есть владеем эфирным телом. Так что те болезненные проявления нашей душевной жизни, относящиеся преимущественно к нарушениям связи между представлениями, способствуют тому, что наше эфирное тело не может служить здоровым инструментом для проявлений нашей души рассудочной.

А теперь мы можем задать вопрос: если благодаря уже своим врожденным задаткам мы приносим с собой эфирное тело, предоставляющее препятствия для проявлений души рассудочной, то можно ли говорить здесь о чем — то другом, кроме того, что причины такой душевной жизни, переходящей от заблуждения к помешательству, лежат в том, что нам неподвластно? В определенном смысле мы, если действительно понимаем эти вещи, именно в подобном примере встречаемся с тем, что здесь неоднократно подчеркивалось и что многими нашими современниками — даже самыми просвещенными — принимается за нелепые фантазии. Мы видим, что наше эфирное тело определенным образом проказничает над нами — оно ставит нам препятствия вместо того, чтобы предоставить покой душе рассудочной и дать ей возможность работать, доводить суждения до конца, так что мы, вместо того чтобы сказать: "Мы здесь бессильны, продолжать мы не в состоянии!", — выносим искаженное, бессвязное суждение. Мы видим, что наше суждение, вытекающее из души рассудочной, соединяется со всем тем, что намешано в эфирном теле. Странно: мы полагаем, что имеем внешнюю телесность, и вдруг деятельность этого эфирного тела вмешивается — как нечто однородное — в деятельность нашей души рассудочной. Чем это объясняется?